– Понял, палач, значит, – ответил капитан, скрываясь за поворотом. – Ты давай, не отставай, а то здесь крыс полно, а они жуть как голодные.
Марфа быстро его догнала. Теперь она старалась держаться поближе к Николаю, а сама теперь постоянно оглядывалась.
– А что это у тебя одежа такая странная? – внезапно спросила она. – И говоришь ты как-то больно уж чудно!
– Как это – странная?
– Ну, как же? По одеже ты и не боярин, и не купец, и не воин, хотя и дьявольским огнем владеешь. Да и на разбойника ты не очень-то похож. Так кто ты такой?
Николай даже приостановился и не сразу нашелся, что и ответить. Ведь если Марфа не сошла с ума в этом подземелье, в окружении кровожадных бандитов, которые еще неизвестно как к ней относились, то выходило, что он попал в Средневековье. Удивительно, конечно, но не менее удивительна и самовосстанавливающаяся стена, которая отрезала его от привычного ему мира. Тут есть о чем подумать.
– Понимаешь, Марфа, я давно не был на родине. Прибыл я издалека. Долго учился за границей, потом служил там. В общем, очень много времени там провел, вот и не похож я немного на ваших мужиков и бояр.
– А где ты служил? А ты женатый? – загорелась от вечного женского любопытства девушка.
– Во Франции, Италии. Бывал и в Германии, Швеции, да много еще где довелось мне побывать. Вот сегодня только и вернулся в Московию из чужбины. А жениться я еще не успел. Времени все никак не было. Все служба и служба.
– А меня тятенька от себя никуда не отпускает! Может, он и правильно поступал, что вот отправил он меня с моей старой нянькой в имение, хотел уберечь, так Васька и оттуда исхитрился меня выкрасть. Пошли мы, значит, с подружками по ягоды, а тут он за кустами. Подружки со страху разбежались, а Васька хвать и утащил меня в свое логово.
– Тихо! – шикнул на разболтавшуюся попутчицу Николай.
Та резко замолкла и удивленно посмотрела на него. Опер остановился. Одной рукой прижал Марфу к стене, а другой указывал на арку, за которой виднелось какое-то помещение. На ее стене был виден отблеск огня. В наступившей тишине были слышны чьи-то редкие всхлипывания. Марфа округлила глаза и прикрыла рукой рот. Николай осторожно выглянул из-за угла. На полу, прислонившись к стене, с закрытыми глазами сидел Васька, а рядом с ним на коленях стояла Нюрка. Она гладила его по голове и плакала. Тот придерживал левой рукой шпагу. Пистолета рядом с ним было не видно. Видимо, с дьявольским огнем он был еще не в ладах.
– Оставайся пока здесь! – приказал Николай Марфе.
– А ты куда? – заволновалась она.
– С Васькой поздороваюсь!
Капитан вышел из-за угла. Ни Василий, ни его сожительница не обратили на него никакого внимания. Главарь, видно, спал или был без сознания, а Нюрка ревела и ничего вокруг себя не замечала. Николай наклонился, чтобы забрать саблю, но тут Василий внезапно открыл глаза и, криво усмехнувшись, прошипел:
– Опять дьявольское отродье заявилося! Смотри, Нюрка, не убила ты его, а мы думали, что все, конец табе пришел, ан нет, ошиблись мы маленько. Так я сейчас это дело подправлю.
Нюрка истерично завизжала и, резво вскочив на ноги, бросилась на спину Николая, а главарь попытался проткнуть его шпагой. Тут же с криком выскочила из-за угла Марфа и принялась кулаками колотить по спине сожительницу главаря. Так Николаю приходилось увертываться от шпаги Василия, бороться с вцепившейся в него разъяренной женщиной и при этом еще стараться не зацепить крутившуюся позади него Марфу. Ранение руки все-таки ограничивало свободу действия Василия, и Николаю удалось прижать одной ногой лезвие шпаги к полу, а носком другой тут же заехать главарю по виску. Тот обмяк и выпустил из рук шпагу, а Николай, решив приоритетную задачу, немедленно сбросил Нюрку на пол. Та не ожидала такого оборота дела. Неловко упала, подвернула руку и закричала от боли. Она не могла двигаться.
– Свяжи ее! – крикнул Марфе Николай, а сам бросился связывать главаря, пока тот не очухался.
Связав ему руки пластиковой затяжкой, он обратил внимание на лежавшую на полу шпагу. Поднял ее и примерился к оружию. Удобная и не слишком тяжелая. В руке она сидела прямо как влитая. Попробовал сделать пару взмахов, затем выпад, уход с линии, снова выпад. Присмотрелся к лезвию шпаги. По нему шел слабый, еле заметный дымчатый рисунок, а ближе к гарде – арабская вязь. «Совсем неплохое оружие! Дамасская сталь», – восторженно подумал Николай и вспомнил свои молодые годы. Память услужливо окунула его во времена, когда он увлеченно тренировался вместе со своим отцом – чемпионом Европы по современному пятиборью. Сам Николай успел стать кандидатом в мастера спорта, но потом он стал взрослеть. Кость расширилась, его комплекция стала не сильно подходить к требованиям для фехтовальщиков и конников. Его интересы переключились на восточные единоборства, и он оставил профессионально заниматься многоборьем. А между отцом и дедом в это время шла настоящая война за его будущее. Отец хотел, чтобы Николай стал профессиональным спортсменом – пусть даже борцом, а дед настаивал, чтобы внук стал профессиональным сыщиком. Так как он сам отработал после окончания университета в МУРе всю свою жизнь, то и теперь дед хотел, чтобы Николай пошел по его стопам. Мать же, в свою очередь, как преподаватель иностранных языков, прочила своему сыну карьеру филолога. Пока Николай разглядывал шпагу, к нему подошла Марфа и стала трясти его за плечо. Он глянул на нее. Девушка испуганно смотрела на визжащую от боли Нюрку и спросила:
– А чем ее вязать-то?
Николай стукнул себя по лбу: приказал связать, а чем, не дал. Он огляделся, но ничего более подходящего, чем пояс на рубахе Василия, не нашел. Опер отложил в сторону шпагу и быстро снял с главаря разбойников пояс и бросил Марфе. В его руках остались ножны для большого и малого ножа, а также небольшой кожаный мешочек. Он был достаточно тяжелый, и что-то в нем позвякивало. Николай развязал его и высыпал его содержимое себе на ладонь. В нем оказались золотые и серебряные монеты, а также небольшой слиток золота. Он был очень похож на грецкий орех. Высыпав обратно все в мешочек, он сунул его в карман и, увидев, как Марфа бестолково пытается связать пленницу, бросился ей помогать. Сожительница главаря продолжала визжать и даже вцепилась Марфе в волосы. Николай резко шлепнул ладонью по щекам истерички. Та резко замолкла. Тогда он ощупал ей руку. Она была цела. Видно, всего лишь подвернула ее. Он завернул ей руки за спину и связал их. Теперь можно было перевести дух. Лицо Марфы раскраснелось, и она сердито посматривала на сидевшую на полу пленницу. Та больше не визжала, а с безразличным видом смотрела на потолок. Зашевелился Василий. Он попытался встать, но болезненно сморщился и сел обратно на пол.
– Жаль, что здесь нет моих братков, а то бы мы тебя ужо на части бы давно порезали, – зло прошипел он.
– Если бы да кабы! – ответил Николай. – Забрали уже твоих братков, и теперь они про тебя все, кому надо, рассказывают.
– У отродье ваше дьявольское! Небось из опричников!
– А с чего ты это взял?
– Одежа у тебя вся черная, чудная, только вот тока обувка неправильная для твоей одежы – белая почему-то, и на сапоги совсем не похожа! Прям тапки какие-то!
– Опричник, так опричник. На таких, как ты, опричники в самый раз будут. Давай, вставай, пошли! Сведу тебя к отцу Марфы, пусть он с тобой разбирается! Надоел ты мне уж больно! Кстати, куда украшения боярской дочери дел?
– А не твоего это ума дело, куда дел! – огрызнулся главарь и отвернулся в сторону.
– Не скажешь, говоришь?
Николай посмотрел на неумелую перевязку раны на его правом плече. На ней расплылось бурое пятно. Видно было, что рана еще не успела зажить. Повязка была влажная. Он медленно подошел к Василию и, крепко взявшись рукой за его плечо, как раз надавил на месте ранения. Василий сморщился и застонал от боли.
– Точно, опричник! – еле выговорил он сквозь зубы. – Тебе только в каты и идти.
– Будешь молчать, пожалеешь, что на свет родился! – тихо произнес Николай и нажал сильнее.
Василий взвыл так, что женщины перепугались и с округлившимися от страха глазами смотрели на него.
– В мешке, у меня за спиной! Да подавитесь вы все! Не могу больше ваше бесовское отродье уже терпеть! Ивашка ваш, черным бесам тоже продался – опричнину в Московии ввел. Стал своим опричникам земли раздавать, да ладно бы свободные, ничейные! Нет, на нашу с отцом землю пришли! Отобрали все, что могли, подчистую! Моих родителей по миру пустил! А за что? Я тебя спрашиваю, бесовское ты отродье, – за что? Мой батюшка, боярин потомственный, ни в одном заговоре против вашего Ивашки не участвовал, и вот такая вот от него благодарность за нашу с отцом верность ему? Так пусть знает, ирод, что разбойничал – вред ему; и не боюсь я этого признавать, ибо через его непотребство сейчас нет в живых моих родителей, да и с братьями моими я не знаю, что теперь произошло – живы ли они? Девка, что с тобой была, ловко их одолела. Не знал я, что в опричники теперь даже баб берут да в мужеское одеяние их рядят, чтобы таких дурней, как я да мои братья, приманивать, а потом в полон брать!