- Я мог бы вас ознакомить с одним интересным списком высших штатских чиновников при Анне Иоанновне. На двести пятнадцать человек аж двадцать восемь немцев. Причём, под ними понимаются выходцы из абсолютно разных областей раздробленной Германии, не имеющих между собой общих интересов.
- Получаются, мне всю жизнь вешали лапшу на уши?
- Можно подумать вас это удивляет!
- Да нет, я успел привыкнуть к тому, вещи встают с ног на голову и наоборот. Сперва красные были хорошими, потом белые. Капитализм клеймили, затем во всех углах славили, теперь опять с песком мешают. Нет, прошлое у нас действительно непредсказуемое. Верно Задорнов подметил. Давайте вернёмся к Миниху, Остерману и Бирону. Что, действительно 'эффективные менеджеры'?
- Не надо ёрничать Игорь Николаевич. Не сравнивайте с людишками из вашей эпохи. Те, кого я назвал, кроме Бирона, - 'птенцы гнезда Петрова'. Это о многом говорит. Думаете, Пётр Первый зря приблизил их к себе? Они славно поработали на благо страны, и способны сделать ещё больше, если вам удастся прекратить свару между ними.
- Каким образом?
- Вопрос сложный, вам предстоит самому найти на него ответ. Игорь Николаевич, если это удастся - Россия получит по-настоящему просвещённого и одарённого монарха, верных союзников - армию и флот, и искусную дипломатию. Вы опять чем-то недовольны, Игорь Николаевич?
- Да я по поводу переворота, который мне предстоит предотвратить...
- И что вас смущает?
- Помилуйте, чем вам Елизавета не угодила? Вроде не самая худшая императрица в истории России...
- Не спорю, в её правление многое делалось во благо страны, но зачастую не благодаря, а вопреки. Она была слишком занята интригами, балами, тайным браком и прочее. Вокруг неё собралось талантливое окружение. Короля играет свита. Поверьте, вокруг Иоанна соберётся ещё большее количество выдающихся людей. Кроме того, бедняга не достоин той участи, что для него уготовят в вашем мире. Годовалого, ни в чём не повинного младенца, свергнут с престола, когда немного подрастёт - заберут от матери, кинут в тюрьму, где будут содержать в одиночной камере, а спустя двадцать три года убьют во время попытки освобождения, предпринятой поручиком Мировичем.
Я содрогнулся, представив картину заключения в тюрьме несчастного ребёнка.
- Сколько у меня времени?
- Немного. Переворот состоится в ноябре 1741-го года.
- Шесть лет, всего шесть лет, - задумчиво произнёс я.
- Да, и за эти шесть лет вам предстоит проделать путь из низов в верхи. Карьеру здесь делают двумя способами - либо в качестве фаворита, то есть через постель, либо на поле боя. Первый путь проще, второй - намного сложней. Какой выбираете?
- Ненавижу альфонсов.
- Значит, армия, - резюмировал Кирилл Романович.
- Да.
- Тогда учтите, легко не будет. Никто не даст гарантий, что вы не погибнете на поле боя, не умрёте от болезни или ран. Я не смогу вам помочь.
- Позабочусь о себе сам. Кирилл Романович, ответьте на один вопрос - что со мной произошло там, откуда я родом?
- Вы точно хотите услышать правду?
- Да!
- Мы успели перенести вас до того, как вы погибли.
Глава 6
- Как погиб?! - едва не закричал я.
Кирилл Романович потупился.
- Офис вашего друга находится на втором этаже, не так ли...
- Да, на первом обменник какого-то банка.
- Совершенно верно. Вы приехали в тот момент, когда на банк налетели грабители. С самого начала ограбление пошло не так. Вам, также как и несчастному Дитриху, не повезло. У грабителей не выдержали нервы. Они открыли стрельбу. Вас застрелили почти в упор.
- Рискну предположить, это была ещё одна причина, по которой выбор пал на меня.
- Не стану отрицать, - опустил глаза Кирилл Романович. - В противном случае, ничего бы не вышло. У времени свои законы. Я говорил об этом. Так что, не держите на нас обиды, мы подарили вам вторую жизнь.
- Однако я здесь чужак, который ничего не знает. Карла удалось провести, но если мною займётся кто-то умнее и старше, меня быстро расколют. Я могу попасть впросак практически на каждом шагу, не зная обычаев, законов, да что там говорить... - я обречённо взмахнул рукой. - Чужой в чужой стране!
- Согласен, но это опять же не наша вина. Мы планировали подготовить вас после переноса, но вы спутали все планы, ринувшись на спасение поручика Месснера. Тем самым вы уже вмешались в ход истории, убив Звонарского. Он принимал активное участие в перевороте. Впрочем, свято место пусто не бывает. Лесток[5] найдёт замену.
Фамилия последнего показалась знакомой, но я решил всё же уточнить:
- Кто такой Лесток?
- О, очень колоритная фигура из окружения Елизаветы Петровны. Думаю, он один из ваших главных потенциальных противников. Кстати, капитан-поручик Огольцов тоже входит в их число. Вдобавок, у него появились и личные счёты. Он дружил со Звонарским.
- Что я могу от него ожидать? Если выйду отсюда, конечно...
Кирилл Романович задумался.
- Всё что угодно. Дуэли здесь ещё не получили такого распространения, как в Европе. Дворяне сводят счёты другим способом. Самый распространённый - подкараулить, навалиться большим числом и избить до полусмерти. Те, что побогаче - нанимают убийц. Есть такие, что не брезгуют клеветой и наветами, но это на крайний случай. В Тайной канцелярии умеют отличать ложь от правды. Поверьте, тому, кто заявит, придётся не сладко. Но, - многозначительно произнёс он, - расслабляться в любом случае не стоит.
- Вы можете вытащить меня из тюрьмы? - с надеждой спросил я.
- Увы, - вздохнул гость. - Рад бы, но это не в моей власти. Более того, скоро нам придётся проститься, ибо я не могу долго находиться в этом хронопотоке. Моё состояние слишком нестабильное.
- Но что мне может помочь?
- Попробуйте сыграть на том, свидетелем и непосредственным участием чего вы стали, - посоветовал Кирилл Романович.
- Имеете в виду нападение на Месснера?
- Да. Поручик был доверенным лицом Миниха. Он состоял в так называемом 'безвестном карауле', занимавшемся слежкой за Елизаветой Петровной. Месснеру удалось узнать важную информацию, он собрался доставить её патрону, но люди Лестока устроили засаду. Остальное произошло на ваших глазах.
- Каким образом это можно использовать? - заинтересовался я.
- Не знаю, - вздохнул гость. - Но это всё, чем могу помочь. Придумайте, что-то, Игорь Николаевич. Вы - умный человек, - он помялся и, наконец, выдавил:
- Очень жаль: моё время истекло. Я больше не могу здесь находиться. Хорошо было с вами, но, увы...
- Мы увидимся? - спросил я.
- Всё может быть, Игорь Николаевич. Желаю успеха! Прощайте!
- До свидания, Кирилл Романович, - поправил я.
Он внимательно всмотрелся в меня и неожиданно крепко стиснул мою руку.
- Вы правы, до свидания.
Гость потушил на свечку, и как только наступила темнота, стало ясно - в камере его больше нет. Исчез - испарился и всё.
Кстати, забыл спросить, а елизаветинский переворот - не их ли рук дело? Ну да уже поздно, Кирилл Романович умчался в другое измерение, оставив меня одного. Я кое-как устроился и заснул. Сон был зыбким, грезилась разная ерунда: школьные годы; коммуналка, в которой мы раньше жили; женщина, очень добрая, излучающая добро и уют, она произносила ласковые успокаивающие слова, а сердце моё переполнялось нежностью.
'Мама', - всплыла подсказка в памяти.
Но она не была моей матерью. Я впервые видел эту женщину, однако, откуда во мне столько чувств? Может... она - мама Дитриха. Кирилл Романович говорил, что душа погибшего немца отставила отпечаток в теле. Тогда чем всё закончится? Не начнётся ли шизофрения? Каким образом, я смогу отличить свои мысли от тех, что могут принадлежать Дитриху? Нет, хватит. Так и на самом деле чокнуться можно.
С такими мыслями я проснулся, трясясь от холода. Да и есть хотелось со страшной силой, во рту давно уже ни крошки не было. Но никто не спешил включать обогреватель и не нёс чашечку утреннего кофе. До меня никому не было дела.
Чтобы размять занемевшие мышцы стал приседать, стараясь не стукнуться об потолок. Покачал пресс, отжался. Кровь забурлила. Жить стало лучше, жить стало веселей. Если б ещё голодный желудок не бурчал.
Интересно, где Карл, чем сейчас занимается? Сидит в одиночке или в общей камере, 'наслаждаясь' сомнительным обществом.
В коридоре загромыхало. Это ко мне? Я приподнялся и присел на лежанке, дверь отворилась.
- Выходи на допрос.
Суровый голос хорошо вязался с широкоплечей, будто вырубленной из камня фигурой тюремщика.
Понятно, завтрак откладывается. Произнесённая в уме шутка - глупая, но необходимая: я старался приободрить себя, чтобы охватившее уныние не было слишком заметно. Чего-то хорошего от допроса в Тайной канцелярии ждать не стоит. Это заведение спустя без малого триста лет оставило дурную память. Репутация как у НКВД, КГБ, Моссада и ЦРУ вместе взятых. Хотя... может, у страха глаза велики. Авось, что-то удастся придумать.
