Некоторое время я просто лежала, потом выпила еще немного воды. Когда глаза привыкли к темноте, я обнаружила, что Мила уже спит на соседней кровати. Я сначала не хотела ее будить и смотрела на потолок, куда через листья отсвечивал уличный фонарь. В какой-то момент показалось, что я вижу в этих бликах лицо старика из моего ночного кошмара. Стало страшно. Я тихонько заскулила, а потом позвала:
- Мила, ты не спишь?
- А,- встрепенулась она,- Насть, что случилось?
- Ничего, все нормально, просто кошмар приснился.
- Дать водички?- предложения Милы разнообразием не отличались.
- Нет, спасибо, уже пила,- я помолчала, а потом решилась.
Может, поболтаем немножко, а то как-то жутковато молча лежать.
- Давай поболтаем,- Мила сладко зевнула и подвинулась
на кровати в мою сторону, положив подушку под грудь, чтобы было удобнее разговаривать,- только давай шепотом говорить, а то у Ксанки тут соседи очень нервные.
- Отлично,- охотно согласилась я, поскольку шепот у Милы гораздо приятнее, чем ее неповторимый тембр,- расскажи про себя что-нибудь.
- Про меня неинтересно, я тебе лучше про всех наших расскажу...
В эту ночь я узнала от Милы почти все про ребят, Оксанку, про все
их несчастные и счастливые любови и случайные половые связи, а также все сплетни общежития. Также я получила уверения в том, что я очень милая, но слишком скромная, и поэтому Мила сама подыщет мне надежного кавалера с "серьезными намерениями и московской пропиской".
И в довершение мне было поведано под строжайшим секретом, что у Милы с Эльдарчиком, несмотря на их длительную интимную связь, уже давно вызревают теплые чувства, но никак окончательно не вызреют из-за его повышенной сексуальной готовности. К счастью, обо мне она практически не спрашивала...
* * *
Меня ругала пожилая женщина. Когда она слишком увлекалась ругательствами, я пыталась защититься, но мне это слабо удавалось. В конце она заявила, что я- "это черт знает что такое!", и пообещала нажаловаться на меня отцу, после чего я начала театрально ломать руки, обещая при этом, что полностью исправлюсь.
- Негодная девчонка,- прокричала она напоследок и стала трясти меня за плечо.
Этого я вынести уже не могла и попыталась скинуть ее руку.
- Ты что, взбесилась, Настя?
Я открыла глаза и увидела перед собой удивленное лицо подруги.
- Доброе утро, - сказала я.
- Бонжур,- неожиданно ответила мне Мила.
Это показалось мне странным, и я рассмеялась.
- Вставай, завтрак готов, хотя можешь не торопиться, еще только десять часов, а Гоша нас ждет всю первую половину дня,- Мила мечтательно потянулась,- как же не хочется идти работать.
- А разве ты работаешь?- удивилась я, вставая с постели.
- Ну, если это можно назвать работой, - Мила явно набивала
себе цену,- скорее, подрабатываю.
- Это что, какой-то секрет?- поинтересовалась я.
- Никаких секретов, раньше брала ночные дежурства, как медсестра,
а сейчас работаю официанткой в ночном клубе, две ночи через четыре,
вот так!- Мила ухмыльнулась.
- Слушай,- изумилась я, садясь завтракать,- но
это, наверное, тяжело, как же после ночной работы на учебу ходить?
- А кто тебе сказал, что я после клуба иду на занятия?
- Но как же ты учишься?
Мила победно посмотрела на меня и, вскинув голову, ответила:
- На "отлично"!
Я посмотрела на нее с благоговением, но все-таки переспросила, усомнившись в правдивости ее слов:
- Мила, а почему ты раньше всегда ночевала дома?
- Девушкам такие вопросы неприлично задавать,- съехидничала она, но потом добавила:- Между прочим, официантам тоже отпуск полагается.
Быстро позавтракав, мы направились в больницу, где работал Гоша, Георгий Эдуардович. В клинике со мной подробно побеседовал профессор, у которого Гоша писал диссертацию, спросил, когда была травма головы, в какой больнице я лежала. Очень удивился, когда узнал, что до сих пор ничего не помню из моей жизни до травмы. Потом они вместе осмотрели меня, и я чувствовала себя неловко, хотя мне и не пришлось раздеваться. После всего мне сделали рентген головы, потом еще какие-то исследования, в бумажках направления, которые дал мне Гоша, они были обозначены странным шифром: ЭЭГ, Эхо-ЭГ, РЭГ и еще какие-то неудобопроизносимые названия. Затем мне сказали, чтобы я не волновалась, рекомендовали не пить алкоголь и напоследок уверили, что все обойдется, и попросили прийти через 10 дней.
- Ну, как там?- поинтересовалась ожидающая внизу Мила.
- Хорошо,- бодро сказала я, уверенная в том, что все на самом деле будет хорошо.
- Поехали домой,- предложила она.
- Согласна.
- Мороженое хочешь?
- Если честно, то да, но у меня, понимаешь, сейчас денег немного,- я смутилась.
- Подумаешь, фигня какая,- своеобразно утешила меня соседка.
Когда мы доели удивительный "Волшебный фонарь" и направились к выходу из ухоженного сквера перед больницей, я спросила:
- Мила, а первокурсников берут на какую-нибудь работу в больницы?
- Вообще-то не очень охотно,- честно призналась она,
а ты именно в больницу хочешь?
- Ну, если получится, просто я не уверена, что...
- Это все ерунда, но я должна тебя предупредить, что ты сможешь
пойти работать пока только санитаркой, нянечкой или уборщицей,
и платят за это до смешного мало.
- А сколько примерно?- поинтересовалась я.
- Не знаю точно, но, наверное, не больше трехсот рублей.
Поищем что-нибудь, будь спок, не кисни,- ободрила меня
Мила,- кстати, можно у Тишки спросить, он у нас уже где только не работал!
Я очень обрадовалась, потому что вместе со стипендией мне должно хватить этой, и, может быть, даже меньшей суммы на жизнь, к тому же я хорошо себе представляла, какой она будет, если я не стану работать.
ГЛАВА 5
Я сидела в широком, освещенном ночниками коридоре клиники. Только что вымыла везде полы и решила устроить себе небольшой перерывчик. Надвинув шапочку по самые брови, чуть прикрыла глаза, не опасаясь, что засну на своем боевом посту.
Мне казалось, что я живу в Москве, учусь и работаю здесь уже целую
вечность, хотя прошел только месяц. Я попыталась вспомнить, что значительного случилось с тех пор, но перед глазами все спуталось и странно переплелось в липкую паутину, в центре которой висела я, голодная и уставшая...
Через несколько дней после моего посещения больницы меня устроили на работу. Мила расстаралась, насколько это возможно, и меня взяли ночной санитаркой в клинику психических болезней им. С. С. Корсакова, где помимо основной работы еще добавили полставки уборщицы, пообещав общую сумму оклада в триста восемьдесят рублей, предел моих мечтаний. Сдесятого сентября я вышла на свое первое дежурство.
К этому времени я неплохо обжилась в комнате Оксаны и даже перенесла туда часть своих вещей. Мила очень трогательно меня опекала и немножко подкармливала. Я самостоятельно съездила в клинику к Гоше, где получила разрешение на ночную работу, повторный строгий запрет на спиртное, а также наказ явиться на еще один осмотр. Я уехала оттуда совершенно счастливая. Я думала, что легко справлюсь с работой и учебой одновременно, но все оказалось не так просто.
В психиатрической клинике первое время было страшновато, хотя и интересно. Я жалела всех больных, особенно пожилых. Мои обязанности на работе казались бы не слишком обременительными, если бы не одно обстоятельство- ночью нельзя спать. Иногда мне удавалось почитать учебник, а иногда
я только бегала из палаты в палату как мышь.
Смотреть на чужое безумие тяжело, наверное, поэтому после дежурства мне стали часто сниться кошмары.
Я сильно уставала, первое время засыпала на лекциях после дежурства. Приходя в общежитие, я часто ложилась не поев, так как не было сил приготовить еду. Правда, иногда душевная моя Мила оставляла на моей полке в холодильнике что-нибудь вкусное.
Если в выходные не было дежурств, то в субботу я отсыпалась, а в воскресенье что-нибудь зубрила.
Общалась я исключительно с Милой, и то не очень часто, поскольку графики досуга у меня с ней не совпадали. В нашей же комнате происходили постоянные возлияния, на которые я после приступа даже смотреть не могла. Правда, на мое счастье, приступы больше не повторялись, но теперь у меня часто стали возникать какие-то новые ощущения, будто я уже когда-то то ли это видела, слышала, что нечто подобное уже происходило со мной. Но больше всего пугали сны, когда в самых страшных моих кошмарах я жила совершенно другой, чужой жизнью, и вообще была другим человеком!
Я стала бояться сойти с ума.
Однажды Мила спросила у меня, говорю ли я по-французски. Я ответила, что не знаю, и рассказала ей историю с чернокожими девушками. Тогда подруга привела к нам огромного африканца из Кот-д'Ивуара, чтобы он поговорил со мной по-французски. При этом она постоянно встревала в разговор, потому что это язык, который она "когда-то изучала в школе". Эксперимент полностью провалился. Я ничего не поняла, кроме "спасибо и здравствуйте", хотя Мила измучила и меня и Чану, так звали юношу. А после того, как он ушел, Мила еще и обиделась на меня, заявив при этом, что сама прекрасно слышала, как я разговаривала во сне по-французски, и что это было наутро перед моей первой поездкой в больницу к Гоше. Я была в шоке, а Мила не разговаривала со мной после этого три дня. Правда, потом мы помирились, и я поняла, что, в сущности, кроме Милы, друзей у меня нет.
