— Вот ведь сволочь, — пробормотал Тайнэн. — И что же ты сказал на это?
— Сказал, что никто и не требует от него раскрывать тайну исповеди, но правительство — не «кто другие». Он сразу же напомнил об отделении церкви от государства. По его словам, я представляю государство, в то время как он представляет церковь. Я понял, что по-хорошему от него ничего не добиться, и решил нажать.
— Молодец, Гарри, так-то оно всегда лучше.
— Я ему сказал… не помню точно, в каких выражениях, но, в общем, объяснил, что сутана не ставит его выше закона. И нам известно, что с законом он уже имел дело.
— Прямо так ему и влепил? Правильно. И как он реагировал?
— Сначала вообще ничего не сказал. Просто молча продолжал меня слушать. Я выложил ему все, что у нас есть, о том, как пятнадцать лет тому назад он обвинялся в хранении наркотиков. Отрицать он не стал, честно говоря, он просто вообще ничего не сказал. Я объяснил, что, хотя его тогда не арестовывали и к суду не привлекали, обнародование нами информации об этом эпизоде его биографии может причинить немало неприятностей и подорвать его репутацию. Было видно, что он разъярился холодной, как лед, злостью. И лишь спросил в ответ: «Вы пытаетесь мне угрожать, мистер Эдкок?» Я быстро объяснил, что ФБР не угрожает, но всего лишь собирает сведения, исходя из которых действует затем министерство юстиции. Вел я себя исключительно осторожно — у нас ведь действительно нет на него ничего по-настоящему серьезного. Единственное, что мы можем, — опозорить его перед прихожанами.
— Престиж в глазах общественности — больное место попов, — глубокомысленно возвестил Тайнэн.
— Видите ли, шеф, иметь дело с попами — совсем не то же самое, что с нормальными людьми. Они иначе на все реагируют, потому что за ними стоит вся эта божественная мура. Ну вот, например, он отказался иметь со мной дело, дал понять, что мне пора уходить, и на прощанье заявил: «Вы меня слышали. Делайте что хотите, но я обязан повиноваться моим обетам, данным власти более высшей, нежели ваша, власти, считающей тайну исповеди священной и нерушимой». Все же, уходя, я решил предупредить его еще раз напоследок. Попросил его обдумать все как следует, потому что в случае отказа помочь нам мы пожалуемся его церковному руководству.
— Но он все равно не раскололся?
— Нет.
— Думаешь, все-таки расколется?
— Боюсь, что нет. Я пришел к выводу, что мы не сможем заставить его развязать язык. И даже начни мы полоскать его грязное белье, он предпочтет терпеть мученичество, нежели нарушить обет. — Переведя дух, Эдкок сунул сложенный конверт обратно в карман. — Что будем делать, шеф?
Поднявшись из-за стола и сунув руки в карманы брюк, Тайнэн молча расхаживал по комнате.
— Ничего, — сказал он наконец. — Ничего не будем делать. Я считаю так: коль Дубинский не стал говорить с нами, несмотря на твои угрозы, он не станет говорить ни с кем другим. Поэтому, что бы он ни узнал от Бакстера, значения не имеет. И нам ничего не грозит.
— Может, стоит все-таки связаться с его руководством, поднажать и?..
Зазвонил телефон.
— Нет, Гарри, оставь пока это дело. Ты молодец, хорошо поработал. Просто держи Дубинского под наблюдением, чтобы он себя прилично вел, и все. Спасибо тебе.
Эдкок вышел из кабинета, и Тайнэн снял трубку.
— Да, Бет. Хорошо, соединяйте. — Подождав немного, он сказал: — Здравствуйте, мисс Леджер. Разумеется, скажите президенту, что сейчас буду.
— Рад видеть вас, — приветствовал директора ФБР президент, прервав беседу со своим специалистом по опросам общественного мнения Рональдом Стидмэном. — Садитесь, Вернон. Можно убрать газеты вон с того стула. Или лучше даже выбросьте их в мусорную корзину, им только там и место. Вы читали сегодняшнюю прессу? — Не дожидаясь ответа, президент продолжал: — Они ополчились на нас по всей стране, вцепились в нас, как стая волков, и жаждут нашей крови. Мы, мол, пытаемся забить стране кляп в рот. Как вам это нравится, Вернон? Почитайте передовицы газет — они предают ассамблею штата Нью-Йорк анафеме за ратификацию тридцать пятой поправки и публикуют открытое письмо законодателям Калифорнии, предупреждая, что судьба свободы в их руках, и призывая голосовать против.
— Эгоисты, — вставил Стидмэн. — Пекутся о собственном будущем.
— И не напрасно, — прорычал Тайнэн. — Взрыв преступности в стране возник в первую очередь из-за подстрекательских материалов, которые публикуют газеты и показывает телевидение: — Он подвинулся поближе к президенту. — Но в печати у нас есть и сторонники, мистер президент.
— Не знаю, не знаю, — ответил тот с сомнением.
— За нас выступают нью-йоркская «Дейли ньюс» и чикагская «Трибюн». «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт» тоже за нас и за тридцать пятую поправку. Две из трех ведущих телекомпаний до сих пор сохраняли нейтралитет, но мне сообщили, что они выступят на нашей стороне перед голосованием в Калифорнии.
— Дай бог, — ответил президент. — В конечном счете все зависит от того, какое давление окажет на законодателей народ. Мы с Рональдом как раз толковали об этом. Поэтому я вас и пригласил. Мне нужен ваш совет.
— Готов помочь всем, чем могу, мистер президент. — Тайнэн еще ближе придвинулся к столу.
— По поводу ваших последних данных из Калифорнии, Рональд, — сказал президент, повернувшись к Стидмэну. — Повторите результаты опроса для Вернона.
— Пожалуйста. Сорок процентов опрошенных заявили, что еще не определили свою позицию, либо отказались отвечать вообще. Из шестидесяти процентов, высказавших определенное мнение, пятьдесят два процента выступили за принятие поправки, сорок восемь — за ее отклонение.
— Слишком многие выжидают, сидя на заборе, — наклонил голову президент. — Меня это беспокоит.
— Мы должны заставить их слезть с забора, мистер президент. Слезть на нашу сторону, — заметил Тайнэн.
— Вот я и вызвал вас, Вернон, чтобы обсудить дальнейшую стратегию… Спасибо за информацию, Рональд.
Собрав бумаги, Стидмэн удалился. Президент и Тайнэн остались наедине.
— Как видите, Вернон, — сказал президент, — наша судьба всецело в руках людей, не определивших еще своего мнения. Поэтому мы должны применить любые меры, оказать всяческий нажим для того, чтобы они — для их же собственного блага — приняли нашу точку зрения. На карту поставлена наша последняя надежда, Вернон.
— Вы, безусловно, правы, — согласился Тайнэн. — И кое-какие меры я уже принял. Мы затопим страну информацией о росте преступности в Калифорнии.
— Превосходно, — ответил президент. — Но проблема в том, что люди вырабатывают иммунитет к простому повторению цифр. Статистика вообще не способна передать трагичность ситуации. Вот хорошая речь — дело другое. К тому же речь всегда получит больше освещения в печати. Я хочу послать в поездку по крупным городам Калифорнии кого-нибудь из членов кабинета, с тем чтобы он выступил на местных съездах и конференциях, которые будут там проводиться. Я вам говорил, что подумывал о кандидатуре Коллинза. Он бы подошел.
— Гм… Коллинз… Я о нем подумывал тоже… Но не совсем уверен… Не знаю, хватит ли у него силы и убеждения.
— Но в том-то и дело! В данной ситуации его слабость может оказаться фактором положительным, вызвать больше доверия к нему. Я-то в нем не сомневаюсь, Вернон. Он на нашей стороне, это бесспорно. Что он, не понимает своей выгоды? Да, он не очень напорист, что в данной ситуации скорее пойдет нам на пользу, но престиж его положения велик сам по себе.
Президент нажал кнопку звонка. Почти сразу же в дверях выросла секретарша.
— Мисс Леджер, я просил вас вчера узнать, планируются ли в ближайшие две недели какие-нибудь мероприятия в Калифорнии, в которых было бы уместно участие или даже выступление министра юстиции.
— Вам повезло, мистер президент. С понедельника по пятницу в Лос-Анджелесе состоится ежегодный съезд Ассоциации американских юристов.
— Великолепно, — улыбнулся обрадованный президент. — Лучше не придумаешь. Срочно свяжитесь по телефону с президентом ассоциации — мы с ним старые друзья — и скажите ему, что я убедительно прошу его пригласить министра юстиции Коллинза главным гостем-оратором на последний день съезда.
— Сейчас же позвоню, мистер президент. — Секретарша вышла.
— Что ж, одна проблема решена. — Президент посмотрел на разложенные на столе бумаги и вдруг поднял одну из них. — Чуть не забыл, Вернон. Есть еще одно дело. Дискуссия по телевидению. Я вам о ней не говорил?
— Нет, мистер президент.
— Макнайту позвонила некая Моника… Моника Эванс, продюсер получасового телевизионного шоу, которое, как правило, снимается еженедельно в одном из городов, где происходят наиболее злободневные события. Так вот, в конце следующей недели они хотят записать диспут в Лос-Анджелесе по поводу тридцать пятой поправки. Эта программа называется «Поиски правды». Вы ее, наверное, видели. Приглашаются два участника, отстаивающие противоположные точки зрения по обсуждаемому вопросу. Представлять в данной дискуссии сторонников тридцать пятой поправки и выдвинуть аргументы в ее пользу телевидение просит вас, Вернон. Запись состоится в тот же день, когда Крис будет выступать на съезде юристов. Вы можете вылететь одним самолетом.
