— Не, Сергей — её сын. А я его друг, меня Коля зовут.
— А! Вспомнила! Дано тебя не было. Сидел, что ли?
— Типа того, в армии служил.
— И что ищешь?
— Все!
— У тебя денег-то хватит? На все?
— А у тебя все есть?
Тут из задней двери вывалилась взъерошенная тетка, причитающая про Верочка, прости, ну трамвай встал на мосту, и стоял десять минут. Она выслушала, кивнула и повернулась ко мне.
— Пойдем, — и величественно пошла по залу.
Я пошел за ней, бурча о том, что вот так, сразу? Может сначала в кино? Поцелуйчики на заднем ряду, а уж потом… Она фыркнула, мы зашли в подсобку.
— И где Роза вас, таких, только находит?
— Да нас там целый город. Еще устанешь.
— Ладно. На тебя есть спортивный костюм «Адидас», и джинсы «Левис». Что будешь мерить?
— И то и то. И огласи весь список, еще футболок бы, как минимум.
Тут я увидел стоящие на столике кеды «Конверс», схватил их. Мой размер.
— И кеды беру.
— Они сто двадцать рублей стоят. Не жалко?
Ну да. Советские кеды стоят четыре рубля ровно. Китайские «Два мяча» — вроде бы пятнашку. Но «Конверс» — вещь. Через пару лет Джоанна Стингрей подарит Борису Гребенщикову такие же. Они окажутся БГ на два размера меньше, но он будет в них ходить год.
— Мне, Вера, за хорошую вещь ничего не жалко. Главное, чтоб вещь действительно была хорошей.
Она внимательно ко мне присмотрелась, и еще раз кивнула. В результате джинсы — пятьсот первый Levi’s, спортивный костюм, кеды, две футболки Reebok, рюкзачок Speedo, и красно-белая бейсболка обошлись мне в тысячу сто рублей. Можно было поторговаться, но я решил не мелочиться. Отсчитал одинадцать сотенных. Она достала термос, и предложила кофе.
— Ты, Вер, не боишься, что заметут?
— Я же вижу, с кем разговариваю. Тех, что с проверкой — их сразу видно. А менты — ходит тут один, краденое ищет. Так я с этим ни-ни.
— А ОБХСС?
— Что за расспросы?
— Да я тут наследство получил. Сама понимаешь, не хочется шума. Так-то, я бы с тобой и дальше дело имел.
— И что, много собираешься брать?
— Ну, зимнюю одежду себе и матери. И, там, всяко-разно.
Попивая кофе, составили предварительный список. Она совсем оживилась. Единственное, очень жалела, что не может помочь снять квартиру, это тебе на Мира нужно, у меня никто не сдает. Потом помявшись, она сказала:
— Коль, мне тут моряк один кроссовки предложил, но стоят сумасшедшие деньги. Может, глянешь?
Она достала коробку. Кроссовки New Balance.
— Просят триста семьдесят рублей. Но он сказал, что они в штатах стоят семьдесят пять долларов.
Взял. В планируемый мной имидж, вполне подходят. Я был намерен выглядеть качественно, а не модно одетым. Сейчас началась мода диско. Со всеми этими безразмерными штанами, белыми носками, и ядовитой палитрой одежды. На том и расстались, договорившись созвониться через неделю.
Надел бейсболку на голову, закинул рюкзак с покупками на плечо, сумку в руку, перешел улицу и тормознул такси. Пятерка до Балтийского.
Дома все по-старому, то есть никого. Только на мой звон связкой ключей, выглянула соседка, и поздравила с возвращением из армии.
Не раздеваясь, бросил вещи и пошел в магазин за продуктами. Мне доводилось читать, что в Союзе магазины ломились. Отнюдь. Купил гречки, макарон, картохи, тушенки, и колбасы за два двадцать. Десяток яиц в бумажном кульке. И торт «Сказка». Выстоял очередь в алкогольный отдел. Купил шампанского и водки. А вдруг?
Пока закипала вода в кастрюле, принял душ по-быстрому. Сварил гречи, бросил на сковороду сало, вывалил гречку.
Наступившая сытость повернула мысли в определенную сторону. И я включил телефон. Лариска Полунина вышла замуж. Рычкова на учебе. Колесникова выходит замуж. Коля, ты ей больше не звони, я тебя как мать прошу. Я забыл совсем!!! Телефоны — помню, а когда они замуж повыходили — нет.
В полнейшей досаде завалился спать. Белые ночи, так что темно не будет по-любому. У моей кровати стоит ламповый приемник Рекорд. Включил его и побродил на средних и длинных волнах. Что-то в Сальвадоре, призывы прекратить ядерные испытания. Ирак отбомбился по Ирану. В прокат вышел второй фильм про Индиану Джонса. Какой-то ушедший с волны говорун, на испанском, сказал, что по сообщениям источников, советский генсек перенес еще один инсульт, и сейчас Черненко ищут замену.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Подумал, что вот этого мне и не хватало. Без интернета и не поймешь, что там с остальным миром. Но сейчас я убедился — планета на месте.
Глава 11
В военкомат я пришел в девять утра. Как положено — в форме, трезв и собран. Неожиданностей не предвидится, но лучше быть готовым. И все шло к тому, что меня припашут, но выручил замвоенкома.
Девица в приемной послала меня в соседний кабинет. Там сидел мающийся с бодуна прапор. Увидев меня, он воспрял, а я заподозрил, что вот сейчас и припашут.
Прапор, полистав мой военник, сходу начал орать. Что я уже две недели как уволен, а на учет не встал, где проездные документы и еще какую-то хрень. Я уже собрался матерно его послать, а если не успокоится, то и надавать по тыкве. Но открылась дверь и вошел подполковник. По уже летней погоде — в рубашке. На погонах с голубыми просветами — парашюты. ВДВ.
— Что за шум? — спросил он.
— Да вот, тащ подполковник, рядовой. Не торопится на учет встать. Почти три недели как уволен. А нам некого со студентами к морякам послать.
В морской части, недалеко от города, студенты какого-то вуза проходят то ли практику, то ли сборы. Скорее все же практику. Для сборов рановато. Их туда, с электрички, доставляет наш военкомат. По крайне мере, выделяет сопровождающего. Прапор явно решил отправить меня сопровождающим, а сам — похмелиться. Я собрался послать обоих военных. Только подпол удивил. Осмотрел меня, задержал взгляд на значке-парашюте. Полистал мой военный билет. Чего листать? Все соответствует, мне чужого не надо. А он, пролистав военник полностью, и вовсе завис над задней внутренней стороной обложки.
Когда стратегическая ракета, оглушительно пернув, отрывается от старта и улетает хрен знает куда, даже в полночь, еще минуты три привиденчески светло. А потом даже штатное освещение стартовой площадки не помогает глазам справиться с темнотой.
Но через пять минут после пуска, к стартовому столу изо всех укрытий и капониров сползается весь стартовый расчет. Каждый мажет о закопченное железо стола палец, и ставит отпечаток на задней обложке военного билета. У меня там четыре отпечатка. Дата — шестнадцатое октября восемьдесят второго. И подпись, генерал-майор Сырица. Нет, четыре пуска мы сделали за неделю. И вот последний мне подписал начальник полигона…
А подполковник отлистал назад, и завис над моим двойным ВУС. Хмыкнул, и совсем по-свойски протянул мне руку.
— С возвращением, меня Петр Иванович зовут.
Это он не только понял, что у меня на внутренней обложке, но и все остальное. Не простой десантник, однако. Подпол тем временем повернулся к прапору и сказал:
— Отстань от парня, Сергеич. Он отслужил. Выдай документы.
Подмигнул мне и ушел.
Спустя минут сорок я вышел из военкомата, намереваясь сразу посетить паспортный стол. И, в кратчайшие сроки, обрести уже паспортину. Но возле выхода наткнулся на сидящего на перилах парня в спортивном костюме. Широкоплечий брюнет-красавец, рассеянно курил, поглядывая на двери военкомата.
Это мой друг Сурков. Появившись в третьем классе, он оказался со мной за одной партой. И так и представился — Сурков. Только позже, я узнал, что его зовут Сергей. Но все, и я в том числе, его так и называли до самой смерти — Сурков. Он умер в конце ноября две тысячи двадцать первого. Переболел COVID, в августе. И вроде бы полностью выздоровел. А в ноябре случился инсульт. Мы, его друзья, развили бешеную активность. В условиях всех этих ковидных ограничений, договорились об операции в Германии, и врач даже сказал, что шансы неплохи. И согласовали его вылет и прием. Но не успели. Его пепел я лично развеял над Венецией. Не, а чо? Ну и что, что я не Бродский? Да, стихов не пишу, но тоже человек хороший! Так что будь любезен, над Венецией, и с вертолета. В общем, конец двадцать первого у меня выдался тяжелый. Наверное, от этого я и упустил исподволь совершаемый наезд на мой заводик. Да и плевать. Хотя бы потому, что напротив меня стоял живой и невредимый Сурков, и внимательно меня разглядывал.
