Священник Вильсон придавал дисциплине большое значение. Мы заучивали наизусть тексты из Библии.
Если случалось, что кто-либо из ребят воровал одежду или без разрешения таскал фрукты или овощи из сада, его ожидала взбучка. Провинившегося клали на стол лицом вниз, четверо держали за руки и за ноги, а по голым ягодицам раз пятнадцать прохаживался ремень из резиновой трубки. До сих пор помню, какие раны оставались после такой порки.
Жизнь была у нас тяжелой. Спали на полу, подстелив одеяла. Каждое утро около шести — подъем. Будильником служил ушат холодной воды. Затем мы носили воду и мыли полы в спальне. Это было необходимо, потому что маленькие мальчики мочились под себя. Одеяла мы вывешивали сушить на солнце. Потом выстраивались на работу, так как в противном случае можно было остаться без завтрака. Обычно мы собирали валежник, помогали в саду или выполняли какую-нибудь другую работу в миссии.
После завтрака до начала уроков мы вместе с девочками и сотрудниками миссии шли в церковь, на короткую службу. Нашей учительницей была г-жа Вильсон. Она заставляла нас изрядно трудиться весь день: писать на грифельных досках, заниматься арифметикой, учиться читать. Это была хорошая учительница и добрый человек. (Я никогда не забывал о ней и, когда через много лет приехал в Брисбен на свою первую большую выставку, я зашел навестить ее. Она тотчас узнала меня и даже вспомнила мое родовое имя — Губалаталдин).
Школьных каникул мы ждали, пожалуй, с большим нетерпением, чем белые ребята. В то время большинство аборигенов жило в лесах, на земле, принадлежащей их роду. Лишь немногие разбивали лагеря неподалеку от миссии. Наступало время каникул. Родители приезжали за своими детьми и на несколько дней располагались около миссии, чтобы повидаться с родственниками и друзьями, а затем разъехаться по домам. До чего же приятно было сбросить с себя одежду, вдоволь набегаться и помогать старшим собирать съедобные коренья!
Вечерами мы сидели вокруг костра и слушали рассказы о давно прошедших временах. По ночам нас будил ритмичный перестук палочек и песни мужчин.
Но таких каникул в моей жизни было немного, ведь отец мой умер, когда я был еще подростком. Одни считали, что причиной смерти стал грипп (отец был уже немолод), другие ссылались на пури-пури, то есть колдовство. С тех пор я проводил каникулы с матерью и ее родственниками или бродил по лесам со своим старшим братом Кенни.
Однажды, когда я жил дома, в нашем селении распространилась страшная глазная болезнь — трахома. Мы все ужасно мучились: веки распухли и воспалились. Многие старики впоследствии совсем ослепли. У меня и сейчас слабое зрение. Охотиться с больными глазами очень трудно. До сих пор помню, как мы голодали тогда.
Обычно старики все болезни лечили теплом. Однажды вечером мой в то время уже старый дядя сидел, склонившись над пылающим костром, оттянув нижние веки, чтобы как-то согреть глаза. Один из моих товарищей, который тоже сильно страдал от трахомы, примостился по другую сторону костра. Когда он поднял голову, то увидел глаза старика и решил, что перец ним злой дух. Мой друг завопил и кинулся на несчастного старика с горящей головешкой. Потасовка продолжалась до тех пор, пока, наконец, не выяснилось, в чем; дело.
Самым крупным событием за время моей учебы в школе был день, когда я впервые увидел самолет. Священник Вильсон часто переговаривался по радио с «летающим» доктором, который находился в Клонкарри. «Летающий» доктор велел Вильсону расчистить площадку, чтобы самолет мог приземлиться и взять на борт больных или раненых. Вильсон решил соорудить площадку на острове Денхэм, в нескольких сотнях ярдов от миссии.
В лес отправили людей собирать народ на строительство аэродрома. Стариков это известие взволновало; уж очень хотелось увидеть эту гигантскую птицу, которой управляет человек. Пришедшие на корчевку кустарника люди были одеты лишь в набедренные повязки с пришитой спереди полоской меха кенгуру. Женщинам раздали платья, но надевать их они не стали. Мы, мальчишки, тоже помогали взрослым. Однако, несмотря на наши старания, строительство полосы продолжалось более года.
Приближался день, когда должен был прилететь первый самолет, и нетерпение наше достигло предела. В то время я и подумать не мог, что в один прекрасный день сам полечу на реактивном самолете в Канберру на выставку-продажу моих картин. Для меня день, когда я впервые увидел самолет, был более волнующим, чем тот, когда мы узнали о первом полете человека на Луну. Все старики пришли из леса и с нетерпением ждали наступления великого дня, но когда он, наконец, наступил, их не оказалось на аэродроме. Старики ушли решать собственные неотложные дела.
Самолет был небольшой, одномоторный, зато шум при его приземлении стоял страшный. Мы кинулись в кустарник. С лаем помчались собаки. Но вот мотор заглох, и мы, набравшись мужества, вышли из своего укрытия, чтобы приветствовать доктора Алана Викерса и известного тогда летчика, капитана Дональдсона. Они прилетели на этот раз не для того, чтобы лечить людей, а решили лишь опробовать посадочную полосу и оставить пока кое-какие медикаменты, необходимые для оказания первой помощи. Когда на лодке мы везли гостей в миссию через канал Аппелл, то услышали шум, доносившийся из деревни. Там дрались. Сразу же стало понятно, почему старики не пришли встречать первый самолет. В результате доктору Викерсу пришлось изрядно поработать.
Вся кутерьма произошла из-за женщины, молодой жены Чарнджал. Мужчина, которого звали Гувада, пытался украсть жену Чарнджала, но молодая женщина отвергла его. Вскоре после этого она заболела и умерла. Тогда Чарнджал обвинил Гуваду в убийстве своей жены с помощью колдовства. Вот они-то и дрались нулла-нулла, бумерангами, и, конечно же, их родственники не остались в стороне. Драка перешла в изрядное побоище.
Потом к нам прилетало немало врачей, которые спасли жизни многим людям.
Однажды священник Вильсон позвал меня к себе и оказал, что учить меня дальше они не могут. Тогда мне было лет тринадцать-четырнадцать. Я учился в пятом классе. Это было все, что мне могла дать школа при миссии. Та же участь ждала и трех моих приятелей. Настало время самим зарабатывать себе на жизнь. Дан, Дуглас и Перси ушли в лес к людям своего племени. Я же нанялся на три месяца пасти коров, принадлежащих миссии; Иногда помогал плотникам, в общем, брался за любую работу. Потом я тоже ушел в лес и вернулся к той нелегкой жизни, какой жили мои предки.
Моя мать, старшие братья и родственники надеялись, что я внесу свою долю в общий котел. В лагере охотников лентяям не место. Дары моря — основная наша пища. Добывают ее мужчины. Женщины собирают устриц и моллюсков, выкапывают ямс, собирают орехи, фрукты и ягоды в зависимости от времени года.
