* * *
— Сейчас-сейчас доложу Антонине Марковне! Проходите! — суетилась секретарша, поправляя пергидрольные кудряшки. Выглядела она жалко: дешманские шмотки с рынка с претензией на деловой стиль. В толстовке и джинсах смотрелась бы куда лучше.
Найти Антонину Марковну оказалось нетрудно — над опен-спейсом разносился визгливый рев:
— Это твоя ответственность — следить, чтобы они работали! У этой кобылы пятьдесят звонков за день, у того барана и вовсе тридцать шесть! Продажи нулевые! А сама в отпуск намылилась, индюшка! Когда, через неделю? Хрен тебе, а не отпуск!
— Но я уже путевку взяла… — послышался ответный лепет.
— Сдавай. Не смогла обучить стажеров в рабочее время — займешься ими в отпуске!
Мы проследовали в направлении ора мимо привычно втянувших головы в плечи сотрудников.
— Антонина Марковна, тут… — начала было секретарша.
— Светка, погоди, не лезь ты! Не видишь, я занята! Ещё одна чушка тупая на мою голову! — директриса увидела нас и мгновенно сменила тон. — Ой, здравствуйте! Извините, у нас рабочий момент тут… Пройдемте в мой кабинет! Светочка, принеси чаю.
В кабинете Антонины Марковны было не по-офисному уютно: изобилие зелени, розовые занавески, симпатичные пуфики. Пухлыми пальцами, унизанными золотыми кольцами, она поправила элегантную причёску и улыбнулась, хотя лоб и глаза остались неподвижными. Как и многие дамы за полтос, она игралась с ботоксом и проиграла.
— Какую продукцию вы собираетесь рекламировать? — спросила Оля.
— Продукцию? — удивилась Антонина Марковна. — Вы не в курсе, новенькая, наверно? Наша продукция поставляется предприятиям и в широкой рекламе не нуждается… Нет, мне нужны сотрудники.
— У вас не хватает сотрудников? — Оля не смогла скрыть удивление, губы ее округлились. В опен-спейсе, через который мы только что прошли, сидело человек сорок, не меньше.
— Текучка… — неопределенно повела рукой Антонина Марковна. — Люди так неблагодарны. Только обучишь их всему, сразу уходят… А ведь у нас прекрасные условия! Опыт, образование — ничего не требуем. Принимаем и молодежь, и пенсионеров. Важна только готовность трудиться с полной отдачей. Оформление по ТК, белый оклад… небольшой, конечно, но реальные заработки зависят от эффективности сотрудника. Мы ищем тех, кто готов взять свою жизнь в собственные руки!
— Превосходно! — я широко улыбнулся. — Давайте же обсудим стратегию кампании, выберем площадки…
На самом деле, конечно, такие рекрутинговые кампании велись по одному шаблону, запускаемому в два клика. Но чтобы потрафить чувству собственной важности клиента, с ним на серьезных щах обсуждали целевую аудиторию, конверсии, таргетинг — короче, закидывали умными словами, которых он не понимал. И тем создавали ощущение, что новейшие технологии откроют его бизнесу волшебные перспективы. Это чувство и было по существу главным нашим товаром, потому часовая беседа входила в пакет услуг.
* * *
Антонина Марковна любезно проводила нас к выходу. Пока мы ждали лифта, донеслась новая порция воплей: кто-то из сотрудников осмелился ходить по офису. Людям, взявшим свою жизнь в собственные руки, не разрешалось здесь в рабочее время вставать со стула.
— Ужас какой! — Оля передернула плечами, заходя в лифт. — Как они это только терпят?
— А куда деваться без образования и опыта? — криво усмехнулся я. — Только в такие вот шараги на холодные звонки…
— Какая вообще польза от таких сотрудников? Продажи — это же искусство… Что могут продать забитые люди? Чем эта контора вообще торгует?
— Сырьем вроде, для косметической промышленности. Старый добрый китайский прием: название фирмы отличается от известного бренда на одну букву. Зато дешево… ну или дорого, если с хорошим откатом. Если горе-продажник за месяц найдет хоть одного клиента, уже принесет прибыль.
— Теперь только в Европе косметику буду заказывать, — поморщилась Оля. — Но почему они не жалуются в трудовую инспекцию, раз оформлены в штат?
— Пожалуются — останутся с символической белой зарплатой. Все по закону, трудовая возразить не сможет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему люди идут на такие условия?
— На серую зарплату-то? Как правило из-за кредитов, если их уже взыскивают по исполнительному листу.
Мы вышли на улицу. Оля закурила, стряхивая пепел в высокую блестящую урну.
— Ну все равно… чего она орет на них так, эта Антонина? Ей лечиться надо…
— Ей-то, может, и надо. Но вообще это работающая методика. Побольше агрессии, придирок по мелочам, непредсказуемого изменения правил… Забитые измотанные люди меньше думают о смене работы или там, не дай бог, о своих правах. Доползти бы до дивана вечером — и ничего больше не нужно… Думаю, она еще и звонит им в любое время — ночью, в отпуске, когда угодно. Не позволяет расслабиться и задуматься, что же они делают со своими жизнями.
Оля уставилась на меня взглядом Будды, впервые увидевшего болезнь, старость и смерть.
— И в эдакое-то рабство мы станем вербовать людей?
— А что поделать… — я пожал плечами. — Кому-то и такая работа — хоть какой, а шанс на выживание.
Оля вдавила окурок в урну так, что на блестящей поверхности остался густой черный след.
Глава 7…и другие звери
Апрель 2019 года
— Я свинину не стала запекать, — сказала мама. — Салатик настругала, с фасолью и куриной грудкой, котлеток вот навертела из индейки. А то что-то ты, Олежек, пузо отрастил. Совсем себя запустил!
— Физкультурой надо заниматься, — подхватил отец. — А то мышц, кроме пивной, и не будет вовсе! Ты в фитнес-то свой ходишь, или как обычно, «с понедельника возьмусь»?
Так в нашей семье выглядит поддержка — по крайней мере, в мой адрес.
Мама накрывала на стол. К шкафам она даже не оборачивалась, протягивала руку не глядя и безошибочно находила именно то, что искала. На этой десятиметровой кухне много лет все хранилось на одних и тех же местах. Сколько я ни предлагал родителям сделать ремонт, купить новую мебель — отказывались. Привыкли. Только когда сдох наконец древний ламповый телевизор, разрешили купить им плазму и ворчали теперь, что картинка слишком яркая и пульт неудобный.
— А я матрасы обновил во всех младших и средних группах, — рассказывал отец. Он работал завхозом в детском саду. — Ортопедические выбил! Нам сперва ужас какой-то пытались впарить: пружины чуть не лезут наружу, чехлы на каркасах болтаются. Я на уши встал, на запросы и жалобы полпачки бумаги извел, но хорошие матрасы добыл для малышей. Теперь площадки меняем на новые, с резиновым покрытием… А у тебя на работе как?
Я пожал плечами:
— Да нормально…
Отец продолжал смотреть на меня вопросительно. Я мог бы похвастать долей кликов на рекламу или ценой перехода, но объяснять всю эту адову кухню не хотелось, да и вряд ли отцу в самом деле интересно. Это вообще мало кому интересно.
— Вот квартал сейчас хорошо закрываем, на пятнадцать процентов прибыль выросла…
Отец ничего не сказал, но во взгляде его явственно читалось разочарование и что-то вроде жалости. Ничего, я привык.
Я был ранним ребенком, студенческим. На свадебных фотографиях мама улыбается чуть растерянно, пышное платье не скрывает огромный живот. Рос я тихим самостоятельным мальчиком с ключом на шее: сам приходил из школы, разогревал обед, мыл посуду и помногу читал — словом, не мешал родителям догуливать молодость. Привычкой все просчитывать, планировать и полагаться на себя обзавелся в детстве, и она потом здорово помогла мне в работе.
— Твое-то как здоровье, пап? — спросил я, прожевав пресную котлету. — Что врач про сердце говорит?
— А то сам не знаешь, что эти врачи всегда говорят! Здоровое питание, отдых, прогулки на свежем воздухе… Да какие мне прогулки, с работы разве что да на работу. До дивана дополз — и вот оно счастье!
— Так поезжайте уже наконец в санаторий! — оживился я. — Сколько я вам говорил! Хотите в Испанию, хотите в Сочи… да куда угодно. Мам, и для твоего артрита хорошо будет. Давайте прямо сейчас путевки выберем.
