Так что с Бестужевым и его партией было все понятно, и к каждому его члену уже приставлен был человек, который аккуратно все записывал и напрямую ему самому передавал. Потому что заговорщиков Андрей Иванович никому пока доверить не мог, сам каждым занимался лично.
А вот второе дело было какое-то тухлое. И хоть и говорили о нем разве что ни на каждой кухне, а кончик этой ниточки Ушаков никак ухватить не мог, все эти разговоры словно из ниоткуда сами собой образовались.
В кабинет заглянул адъютант. Он словно всегда чувствовал, когда нужен своему шефу.
— Олег, Ломова мне найди, — попросил Ушаков.
— Это не представляется возможным, Андрей Иванович, — Олег Егоров, сын мелкопоместного дворянина, который в жизни не думал, что может взлететь так высоко, и потому держался за свою службу зубами, готовый выполнить любой каприз сурового начальства. А ведь так получилось, что он просто однажды попался на глаза Ушакову, который был сильно раздражен, после очередной встречи с вице-канцлером. Так сильно он злился, что уронил трость, которую Олег ему подал. Ушаков долго смотрел на него, а затем кивнул, и приказал идти за собой. Но, Егоров покачал головой, отказываясь. Его в этот день поставили в охрану дворца, и он не мог покинуть свой пост, как бы ему не хотелось. Ушаков тогда хмыкнул, а на следующий день командир протянул ему бумаги о переводе из гвардии в личные адъютанты всесильного начальника Тайной канцелярии.
— Это еще почему? — Ушаков нахмурился. Этот мальчишка всегда слишком много себе позволял, но сейчас просто выпрягся. Андрей Иванович сам не знал за каким лешим возится с Турком. Его никто не обязывал, а Турка к нему никто не посылал. Просто так получилось, что в тот день, когда Турок помогал налаживать игорный дом, показывая приемы шулерства, и как оные распознать, они словно нашли друг друга. А еще Ушаков знал, что Турок был одним из очень немногих людей, которым Петр Федорович абсолютно доверял.
— Ломов заявил, что выполняет секретное поручение его величества, поэтому очень сильно сожалеет, но никак не может виться к вам, Андрей Иванович, — отрапортовал Егоров.
— Но он хотя бы здесь в Петербурге? — уточнил Ушаков.
— Уже здесь, до этого был в отъезде, — кивнул адъютант.
— Ладно, пускай ему станет стыдно за то, что заставляет пожилого человека за собой бегать, — проворчал Ушаков.
— Здесь Оленьев, Андрей Иванович, спрашивает, сможете ли вы его принять, — объявил Олег.
— Что же ты молчал? — Ушаков даже приподнялся в кресле. — Зови.
Оленьев выглядел как всегда безупречно. Если в самом начале в этот образ вкладывалась Тайная канцелярия, то сейчас Ушаков старался не спрашивать, откуда у молодого франта столько денег для поддержания выбранного ему образа.
— Вчера в знак скорби о почившей Елизавете Петровне княгиня Волконская приказала организовать охоту на медведя, — молодой человек прямо смотрел на Ушакова, который отвечал ему столь же прямым взглядом.
— В знак скорби? — Андрей Иванович приподнял бровь.
— Елизавета Петровна обожала подобные развлечения. И да, все одежды охотников были траурными, а на ружьях и ошейниках собак были привязаны траурные ленты, — Ушаков с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Скорее бы уже Петр Федорович вернулся, а то эти бездельники скоро до чего-нибудь еще столь же скорбного додумаются.
— Продолжай, — Ушаков заметил, что молодой человек колеблется.
— Лорд Кармайкл выразил желание попытаться взять бурого на рогатину, — Оленьев принялся рассматривать свои ногти.
— Сам выразил такое желание? Никто его к этому не подталкивал? — насмешливо задал вопрос Ушаков.
— Что вы, Андрей Иванович, как можно. Как можно было кому-то вслух в присутствии княгини усомниться в мужественности лорда, и в его умении охотиться как подобает настоящему мужчине.
— Та-а-к, и что, лорд Кармайкл решил показать, что его зря кто-то заподозрил в отсутствии мужественности?
— Конечно, вот только в Англии с рогатиной не охотятся. Он так долго приноравливался, что егеря уже устали свору удерживать, да и потом сплоховал, знаете ли. А медведь здоровенный попался и очень разъяренный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И что же старший егерь не помог лорду? — Ушаков уже даже не скрывал самодовольства.
— Сначала его отвлекли, а потом ружье не выстрелило, порох отсырел, представляете?
— Ужас какой. Вот так и езди на охоту, — Ушаков кивнул.
— Охотники, увидев такое безобразие, конечно помогли лорду Кармайклу и пристрелили медведя, но было уже поздно, бурый успел помять посла. Сегодня утром он скончался. А егеря наказали, да. Княгиня определила ему пять ударов плетью за подобное разгильдяйство.
— Да, воистину жуткая история, но... Такое случается и не так уж и редко. Просто Кармайклу не повезло, бывает. Полагаю, её величество Мария Алексеевна напишет собственноручно письмо Георгу с соболезнованиями. Ну а так как сейчас зима, то вполне возможно вернуть тело безутешным родственникам. — Ушаков придвинул к себе чернильницу и принялся писать распоряжение. — Вот, распоряжение для плотников, чтобы не поскупились и роскошную домовину послу обеспечили. Ты будешь сопровождать посла и передашь письмо с соболезнованиями.
— Слушаюсь, Андрей Иванович, — Оленьев коротко поклонился.
— Да и еще. В прошлом году Петр Федорович распорядился купить в Венеции палаццо. На обратном пути остановишься в нем. Необходимо узнать, чем живет этот город вечного праздника и повального греха, а лучшей кандидатуры у меня нет. Бумаги на палаццо и записку в казначейство получишь у Егорова. А сейчас поедешь в Ораниенбаум и передашь эту записку её величеству. От неё же получишь письмо с соболезнованиями. Убедись, что там именно соболезнования написаны. У её величества были, хм, непростые отношения с лордом Кармайклом.
— Слушаюсь, Андрей Иванович, — на этот раз поклон был ниже.
— Если все понял, то иди с Богом, Илья, — Ушаков заложил руки за спину, чтобы не перекрестить Илью Оленьева, мелкопоместного дворянина, в собственности которого был небольшой дом с одним дедом-крепостным и двумя курицами. Чем промышлял парень, пока не попал к нему, Ушаков старался не думать. Просто однажды его притащил к нему Турок, сказав, что тот сможет вписаться в роль богатого бездельника, который был так нужен Ушакову, чтобы сойти за своего в любом салоне. Турок оказался прав. И Ушакову очень не хотелось отпускать в такой опасный вояж своего лучшего агента, но замены ему пока не было.
* * *
Мы уже подъезжали к Варшаве, когда пришло объемное письмо от Турка. В нем он извещал меня о выполнении всех поручений. Я в это время сидел в обеденной зале постоялого двора и ждал, когда в моей карете сменят лошадей. До Варшавы оставалось проехать совсем немного, день был еще в разгаре, и я решил не терять время, и ночевать уже в королевском замке. Надеюсь, мне не откажут в приюте. Когда замерзший гвардеец протянул мне письмо, я невольно удивился, как они вообще находят адресата в таких условиях? У них компас особый куда-то встроен, что ли. Там ведь реально «На деревню дедушке» посылают, типа, езжай вот по этой дороге, может где-то Петра встретишь, вот ему письмо и передай. Спрашивать я не стал, просто открыл письмо и принялся читать. Составлено оно было — не подкопаешься. Даже, попади это письмо в чужие руки, ничего, кроме описания новостей, в нем не нашли бы. Я же видел гораздо больше.
— Что-то плохое пишут, ваше величество? — Вот взять, например, Олсуфьева, которого я отправил вместе с четой Румянцевых и Чернышевым в Варшаву, чтобы он стал эдаким сдерживающим фактором. Откуда он мог узнать, что я вот-вот уже приеду? Но откуда-то узнал, и приехал встречать. И сейчас сидит и дуется, что я сам письмо распечатал, не дал ему выполнить его непосредственные обязанности.
— Скажем так, ничего хорошего, — я проанализировал ситуацию, похоже, что Брауншвейгское семейство действительно пало жертвой обстоятельств, потому что, когда Турок прибыл в Холмогоры, все было уже кончено. Ну и хорошо, все меньше грехов на душу взял. — Семейство Анны Леопольдовны пало жертвой оспы. В монастыре случилась эпидемия, кто-то из паломников принес с собой черную смерть, и вот. В Шлиссельбургской крепости произошло такое же несчастье. Один из охранников был болен... Нужно немедленно по прибытию устанавливать санитарные коридоры. Что касаемо оспы — пиши сейчас указ, про то, что никто не может осуществлять службу где бы то ни было, ежели привит не будет по методу Флемма. Что касаемо семейства Анны Леопольдовны — похоронить со всеми почестями. Дать статью в газету про то, что удалившаяся в монастырь с семейством внучка Ивана пятого пала жертвой этой жуткой болезни. И Румянцеву передай, чтобы в журнал куда-нибудь заметку воткнул в траурной рамке. В государстве итак траур, так что пускай и их присоединят, пускай и за их души молебны идут, все как полагается. Данию я сам предупрежу, — в Дании некого особо предупреждать, там все идет по коварному плану Луизы, а вот ей написать, как можно скорее, не помешает. Все равно будут пытаться двойников подсунуть, но идиотов, которые в это поверят, все одно меньше найдется, после такой большой огласки.
