который вы зачитали, — я выпрямился. — Что касается мятежа… В документах указано, что старший лейтенант выслал отряд Твердохлебова за стену раньше положенного срока. Это раз. Перед этим были отправлены группы новичков, что тоже нарушение, потому как три сразу нельзя. Когда за стеной остались тела, сбились стаи монстров, один из нас остался за стеной, а я вернулся за ним и спас его.
— Отлично. Крайне интересная история, — перебил меня майор. — Вот только вы сами признались, что ослушались приказа и самовольно вышли за стену.
— Статья три, параграф семь, — ответил я.
— И? — удивился офицер. В этот момент в помещение зашел Трутень. Все встали и поприветствовали подполковника.
Мужик с наброшенным на плечи кителем молча прошагал через ряды и уселся в кресло. Положил ногу на ногу и рукой указал, что мы можем продолжать.
— Продолжайте, юноша, — более приветливым голосом сказал мне майор.
— Я ответил на ваш вопрос, — сообщил о своих последних словах.
— Солнцев! — чуть повысил голос мужик. — Вы назвали статью, но как это оправдывает ваше неповиновение приказам?
— В случае крайней ситуации военный, находясь при исполнении своих обязанностей, может не выполнить приказ старшего по званию, если тому выдвинули недоверие, а его приказы вредят армии его величества, — озвучил за меня выдержку из устава Трутень.
Повисло молчание. Скользкое условие, но это лучшее, что я вычитал для данной ситуации.
— Статья тринадцать воинского устава: Каждый солдат является частью страны, защищая ее от монстров и других угроз. Должен храбро нести свой долг, защищать интересы государства, аристократии, населения и других военных. Высшей честью является отдать свою жизнь на благо родины, — произнес вслух еще одну фразу из книжки, которую дал Самсон.
Трутень хлопнул себя по колену и засмеялся.
— Первый раз вижу, чтобы так прикрывались от неподчинения. Ладно, я упрощу дело. Все обвинения в сторону друг друга, что кто-то кого-то подставил, снимаются. Я побыл здесь день, и мне не хочется разбираться в этом. Меня интересует самое важное — со стороны старшего лейтенанта это продажа зелий и обмундирования, — встал подполковник и уставился на меня. — Если факт доказан, то по всем пунктам виновен Вершинин. Солнцев, Твердохлебов и отряд освобождаются от обвинения.
— Постойте! — закричал Вершинин. — Раз важно только это, у меня есть донесение от военного на заставе, что Твердохлебов и Солнцев воровали у императора. Они тайком ходили за стену и убивали монстров. Как вы понимаете, ничего не сдавали.
— Тайком? — оскалился Трутень. — Покажи!
Верка встал с довольной рожей и передал бумагу майору. Тот изучил, отдал капитанам, и потом она дошла до подполковника.
— Что на это скажешь? — затряс он листочком.
Самсон глянул на Колю и скрипнул зубами. Додонов опустил голову.
— А давайте выслушаем непосредственно самого автора этого донесения, — сказал я. — Нам повезло, и Николай Додонов здесь. — ответил я с улыбкой.
Вершинин уставился на меня и раскрыл свои глаза от удивления, как и Самсон.
— Встать! — приказал Трутень.
Коля подскочил так, будто задницей сел на раскаленную печь.
— Я! — дрожащим голосом начал паренек. — Это я написал. Но… старший лейтенант угрожал моей семье и сестре, заставил написать все это и тогда гарантировал безопасность моим близким.
— Тварь! — вскочил Верка.
— Молчать! — разнесся голос подполковника, а потом магией он усадил обоих на места.
Утром, когда я ходил на дело, застал возвращающегося Колю. Решил узнать у него, как дела на стене, выбрался ли отряд Долгоруковой, но паренек был занят чтением письма. Проделав с ним трюк, я взял бумажку. Ему писала сестра о том, что с родными все хорошо и к ним больше никто не приходил, не угрожал.
Я оттащил его в сторону, и под небольшими пытками Коля запел. Рассказал о ситуации с Веркой, что тот заставил стучать и он написал донесение. Потом все забыл, а я нашел у него чистый лист бумаги и ручку.
В прошлой жизни я занимался каллиграфией. Еще одно увлечение, помимо создания оружия, о нем никто не знал. Потом это пригодилось в подделке документов и стравливании врагов. Не магией единой можно заставить противников сдаться.
Убил минут десять, но переписал письмо от сестры, потом вернул его на место. Хорошо, что никто не заметил нас. Когда Коля пришел в себя и прочитал, что к сестре домогались, матери плохо, а у отца случился приступ, он разозлился.
Я ему посоветовал подставить Вершинина на военном совете, чем он рискует? Если тварь не сдержала свое слово. Коля и так был недоволен старлеем, а после письма вообще впал в ярость, чем я и воспользовался.
— Интересно девки пляшут! — сказал Трутень.
— С этим еще предстоит разобраться, — перебил его майор. — По бумагам, в части есть все зелья, которые поставлялись, и обмундирование. Так что я не вижу смысла верить словам Солнцева.
Думал, сейчас подполковник что-то сделает, а он, собака, промолчал. Ну, ничего. Настало время сюрприза.
— Мы убедились в том, что бумаги старшего лейтенант Вершинина могут расходиться с делом. Давайте проверим сами склады и тогда сделаем выводы.
— Наглец! — крикнул майор. — Ты хочешь, чтобы мы, как какие-то кладовщики, проверяли наличие и считали?
— Ни в коем случае, — улыбнулся я. — Недостачу будет видно невооруженным глазом. Так и покончим с делом.
— Хочешь, чтобы мы поверили какому-то сопляку или страшему лейтенанту, который служит своей стране не первый год? — сопротивлялся майор.
— Хорошая идея! — вдруг встал Трутень. — Пойдемте проверим.
Подполковник пошел вперед, и всем пришлось встать. Я поймал вопросительный взгляд Вершинина к майору. Тот улыбнулся и кивнул. Вот, кто тебе жопу прикрывает? Хорошо…
Мы добрались до склада с зельями. Военные, которые стояли, вытянулись, как струны, и открыли двери. Туда зашли офицеры и подполковник.
Верка смотрел на меня и Самсона с довольной рожей. Подошел ко мне, наклонился и на ухо прошептал:
— Щенок! Думал, что самый умный? Только я тебе переиграл. Тебе конец гаденыш! Мыль шею…
— Старлей, а ну-ка, зайди! — послышался голос Весемира.
Я проводил старшего лейтенанта взглядом, а в голове один вопрос: «Как, вашу мать⁈».
Глава 5
Я сжал кулаки, послышался хруст костяшек. Неужели эта тварь выкрутится? Я не столько о себе переживал, сколько хотел, чтобы Верку выгнали отсюда. Кто ему помог? Откуда он раздобыл зелья?
— Борис, успокойся! — положил мне на плечо руку Самсон. Сержант выглядел напряженным.
Из склада вышли офицеры, по их лицам непонятно, что происходит. Вели себя как-то странно, Верка крайне недоволен. Только полковник улыбался, а я до сих пор не понимаю, на чьей он стороне, кроме своей.
— Зам сержанта Солнцев, — обратился ко мне майор. — Вы отправляетесь с Твердохлебовым в казарму до вынесения приговора.
Военные, которые нас сопровождали от общего зала, подошли, и мы последовали «домой». Я молчал, как и Самсон. Очень подмывало спросить, какого черта происходит? Когда мы зашли, сержант приказал пройти к нему в кабинет.
Наши вопросительно смотрели на нас с Твердохлебовым, чтобы им рассказали итоги совета, но мы прошли мимо. Когда закрылась дверь, сержант сказал:
— Теперь я понимаю, — упал на диван мужик.
— Не поделитесь? — спросил я у него и сел на стул рядом.
— Скоро ты сам все узнаешь, — достал сигарету Твердохлебов и закурил. — Главное, что тебе, мне и отряду ничего не угрожает.
— Самсон Андреевич, вы можете нормально объяснить, какого хрена?
Как и ожидалась, наш военный совет и суд не прошел сам по себе. Никто бы в эту часть просто так не поехал. Здесь дяденьки повыше решали свои вопросы. Видимо, Верка уже давно спалился, и его не трогали, чтобы он тут играл свою роль. Так, мелкая сошка. Но каждый раз за его косяки кто-то впрягался.
Этих людей вычислили, но нужны доказательства. Сейчас офицеры будут решать, что делать дальше с продажными военными наверху. Вот, о чем тогда говорил Трутень, что он тут ловит рыбку на живца?
Сержант больше ничего не говорил, а я встал и вышел. Отряд по-прежнему ждал новостей, ими я и поделился.
— Все хорошо. Пока счет вничью. Ждем решения суда, и можно будет выдохнуть. А вы, дамы и господа, возвращайтесь к тренировке. Как узнаю что-то новое, вам сообщу.
Все были недовольны. Я сел на раскладушку и задумался. Как же несет бюрократией и гнильцой. Ничего удивительного, но в этой ситуации есть плюс. Я спрятал несколько ящиков оружия — двадцать ружей, семнадцать