— В этом можешь не сомневаться, — ответила малышка Мю. — Кроме того, у меня есть секрет.
— Секрет?
— Да, секрет. Я знаю грозу, которая совсем не гроза, и знаю зал, который вертится как карусель. Но больше я ничего не скажу!
— У меня тоже есть секрет, — сказал Снусмумрик. — Он спрятан в моем рюкзаке. Скоро ты его увидишь, потому что я сведу старые счеты с этим негодяем!
— Большим или маленьким? — спросила малышка Мю.
— Маленьким, — ответил Снусмумрик.
— Это хорошо, — сказала малышка Мю. — С маленьким негодяем куда легче справиться.
Довольная, она снова залезла в клубок ангорской шерсти, а Снусмумрик осторожно пошел вдоль длинного забора. То тут, то там висели таблички с надписями:
СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ ВХОДИТЬ НА ТЕРРИТОРИЮ ПАРКА!
Сторож со Сторожихой жили, само собой разумеется, в парке. Они подрезали и подстригали деревья, придавая им форму шара или куба. Дорожки в парке были прямые как стрелы. Не успевала травка подрасти, как ее тут же подстригали, и ей снова приходилось, напрягая все силы, тянуться вверх.
Лужайки с подстриженной травой были обнесены высоким палисадом, и повсюду можно было прочесть надписи, сделанные большими черными буквами: запрещается то-то и то-то.
В этот ужасный парк каждый день приходили двадцать четыре крошечных забитых малютки, которых либо забыли по той или иной причине, либо они сами потерялись. Это были мохнатые лесные малютки. Они ненавидели и этот парк, и песочницу, в которой их заставляли играть. Они хотели лазить по деревьям, стоять на голове, бегать по траве…
Но этого не понимали ни Сторож, ни Сторожиха, которые сидели рядом и караулили их.
Что оставалось делать малышам? Охотнее всего они закопали бы Сторожа и Сторожиху в песок, но были слишком малы, чтобы справиться с ними.
И вот теперь в этот самый парк пришел Снусмумрик с малышкой Мю в кармане. Он крался вдоль забора, поглядывая на своего заклятого врага Сторожа.
— Как ты собираешься с ним поступить? — спросила малышка Мю. — Повесить, сварить или набить из него чучело?
— Напугать его, — ответил Снусмумрик и еще крепче закусил трубку. — На свете есть лишь одно-единственное существо, которое я по-настоящему ненавижу: Сторож в этом парке. Я хочу сорвать все его таблички с надписями о том, что запрещено!
Снусмумрик принялся рыться в рюкзаке и вытащил оттуда большой мешок, полный маленьких блестящих белых семян.
— Что это? — спросила Мю.
— Семена хатифнаттов, — ответил Снусмумрик.
— Ну и ну! — удивилась Мю. — Разве хатифнатты появляются на свет из семян?
— Конечно, — сказал Снусмумрик. — Но все дело в том, что сеять эти семена нужно вечером в день летнего солнцестояния.
Сквозь рейки ограды он начал осторожно бросать семена хатифнаттов на лужайки (правда, одно семя довольно далеко от другого, чтобы хатифнатты не сцепились лапками, когда появятся на свет). Опустошив мешочек, Снусмумрик сел на землю и стал ждать.
Солнце клонилось к закату, но оно по-прежнему грело, и хатифнатты начали прорастать.
То тут, то там на аккуратно подстриженных лужайках начали высовываться круглые белые головки, напоминавшие белоснежные шампиньоны.
— Посмотри вон на того, — сказал Снусмумрик, — скоро у него прорежутся глазки!
И верно, через минуту на белом черепе показались два шарообразных глаза.
— Когда они рождаются, они особенно сильно заряжены электричеством, — объяснил Снусмумрик. — Смотри, теперь у них появляются лапки.
Было слышно, как растут хатифнатты. Но Сторож ничего не замечал, он не слышал шороха, так как не спускал глаз с малышей. А кругом на лужайках сотнями пробивались хатифнатты. Еще только ножки оставались у них в земле. В парке запахло серой и жженой резиной. Сторожиха принюхалась.
— Чем это запахло в парке? — спросила Сторожиха. — Малышня, от кого из вас так пахнет?
И тут по земле побежали слабые электрические разряды.
Сторож забеспокоился, стал переминаться с ноги на ногу. Его металлические пуговицы начали потрескивать.
Внезапно Сторожиха вскрикнула и вскочила на скамейку. Дрожащей рукой показала она на лужайки.
Хатифнатты уже выросли до своих нормальных размеров и теперь сплошной стеной надвигались на Сторожа со всех сторон. Их притягивали наэлектризованные пуговицы его мундира. В воздухе парили микромолнии, и пуговицы на мундире Сторожа все чаще и чаще потрескивали. Вдруг у Сторожа засветились уши, заискрились волосы, потом морда! Миг — и весь Сторож засветился. Словно сверкающее солнце, он покатился к воротам парка, преследуемый целой армией хатифнаттов.
А Сторожиха уже перелезала через забор. Только малыши, страшно удивленные, по-прежнему сидели в песочнице.
— Здорово! — восхищенно сказала маленькая Мю.
— Точно! — ответил Снусмумрик и сдвинул шляпу на затылок. — А теперь мы сорвем все таблички, и пусть каждая травка растет, как ей заблагорассудится!
Всю свою жизнь Снусмумрик мечтал сорвать таблички, запрещавшие все, что ему нравилось, и теперь дрожал от нетерпения. Наконец-то! Он начал с таблички «КУРИТЬ ВОСПРЕЩАЕТСЯ!». Затем схватил табличку «ЗАПРЕЩАЕТСЯ СИДЕТЬ НА ТРАВЕ!». Потом полетела в сторону табличка «ЗАПРЕЩАЕТСЯ СМЕЯТЬСЯ И СВИСТЕТЬ!». А вслед за ней отправилась табличка «ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРЫГАТЬ!».
Лесные малыши таращили на него глаза, все больше и больше удивляясь.
Мало-помалу они поверили, что он пришел спасти их. Они выскочили из песочницы и обступили его.
— Ступайте домой, малыши! — объявил Снусмумрик. — Ступайте куда хотите!
Но они не расходились, а шли за ним по пятам. И даже когда была сорвана последняя табличка и Снусмумрик поднял свой рюкзак, чтобы отправиться в путь. Они по-прежнему не отставали от него.
— Хватит, детки! — сказал Снусмумрик. — Ступайте домой, к мамам!
— А вдруг у них нет мам? — предположила малышка Мю.
— Но я ведь не привык возиться с малявками, — испуганно сказал Снусмумрик. — Я даже не знаю, нравятся ли они мне!
— Зато ты нравишься им, — сказала Мю и улыбнулась.
Снусмумрик взглянул на притихшую стайку восхищенных малышей, пристроившихся у его ног.
— Можно подумать, что мне мало тебя одной, — сказал он. — Ну ладно, ничего не поделаешь. Пошли! Начнется теперь канитель!
Снусмумрик зашагал по лугам в сопровождении двадцати четырех очень серьезных малышей. Его одолевали мрачные мысли о том, что же он станет делать, когда они проголодаются, или промочат ножки, или у них заболят животики.
Глава седьмая
Об опасностях, которые грозят в ночь летнего солнцестояния
День летнего солнцестояния был на исходе. В половине одиннадцатого вечера Снусмумрик кончил строить шалаш из еловых веток для своих двадцати четырех малышей. В то же самое время на другом конце леса Муми-тролль и фрекен Снорк замерли на месте, прислушиваясь.
Колокольчик, звеневший в тумане, умолк. Лес спал, а маленький домик печально смотрел на них своими черными окошками.
В домике сидела Филифьонка и слушала, как тикали часы; время шло. Иногда она подходила к окну и вглядывалась в светлую ночь, и тогда колокольчик, украшавший кончик ее колпачка, позвякивал. Обычно звон колокольчика подбадривал Филифьонку, но нынешним вечером он только усиливал ее тоску. Она тяжело вздыхала, ходила взад и вперед, садилась и снова вставала.
Она поставила на стол тарелки, три стакана и букет цветов, а на плите стоял кекс, совершенно почерневший от ожидания.
Филифьонка взглянула на часы и гирлянды листьев над дверью, потом посмотрела на себя в зеркало, оперлась руками о стол и заплакала. Колпачок съехал ей на лоб, так что колокольчик звякнул (всего один печальный звук), и слезы медленно закапали в пустую тарелку.
Не всегда легко быть филифьонкой.
И вот тогда кто-то постучал в дверь.
Филифьонка встрепенулась, вытерла слезы и открыла дверь.
— О… — разочарованно протянула она.
— С праздником, с Ивановым днем! — сказала фрекен Снорк.
— Спасибо, — смущенно ответила Филифьонка. — Спасибо, вы очень любезны. Доброго и вам праздника!
— Мы зашли только спросить об одном доме, вернее, не появлялся ли здесь в последнее время некий театр? — спросил Муми-тролль.
— Театр? — подозрительно переспросила Филифьонка. — Нет, наоборот, ничего похожего…
Наступило молчание.
— Ну тогда мы пошли, — сказал Муми-тролль.
Фрекен Снорк взглянула на накрытый стол и на гирлянды над дверью.
— Желаем хорошо отпраздновать сегодняшний день, — доброжелательно сказала она.
Тут лицо Филифьонки сморщилось, и она снова расплакалась.
