– Спасибо за компанию, – сказал я, встав из-за стола. – Я еще по магазинам пробегусь, пока увольнительная не кончилась.
На мое счастье, сегодня в училище дежурил Ребров и уговорить его продлить мне увольнительную до десяти вечера по неотложному личному делу я смог без особого труда. Раньше я просьбами никого не донимал, а штабс-капитан был человек с понятием и сообразил: это не придурь малолетки, мне действительно очень надо. Дальше было просто и легко. Доходный дом Тишкова я нашел без проблем и около восьми вечера, в то самое время как Пашка докладывался на проходной училища, постучался в дверку комнаты, где жила Леся с мамой. Увидев мою персону, Леся скривилась, как будто съела половину лимона, а ее маман поперла на меня как танк.
– Ты кто такая, девочка? Чего тебе надо, уходи, отсюда, – грозно сказала она, почуяв неладное.
– Я не девочка, а маг-юнкер Дергачева, – коснулся я своего орба на форме. С тех пор как мы начали занятия с боевым оружием, юнкерам разрешили его все время носить с собой, маг должен привыкать быть всегда в сети. – Поэтому охолонитесь пожалуйста и сбавьте тон. А надо мне одно. Ты, – я показал пальцем на Лесю, – завтра же напишешь письмо, в котором дашь Пашке решительную отставку. Выбери выражения помягче, но тон пусть будет самый решительный. В крайности пиши – полюбила другого. Иначе тебе будет очень плохо, поверь.
– Решила прибрать парня себе и пришла выяснять отношения? – Ухмыльнулась Леся.
– Не твое дело. Просто ты выбрала не ту цель. Пашку не трогай. Вот тебе компенсация за потраченное время и усилия, – я выложил на стол три золотых червонца – две трети моих скромных накоплений от стипендии. – В общем, решайте дамы – или вы берете деньги и все будет хорошо или мы воюем. Ты обо мне кое-что слышала, я о вас тоже кое-что интересное накопала, – сблефовал я. – Так что связываться не советую, – сказал я девушке, улыбнувшись фирменной Танечкиной улыбкой типа "всех убью, один останусь". – Что скажете?
– Деньги, – решилась через несколько секунд Леся. – С тобой драться за такого парня не буду, себе дороже. Не такая уж он ценность, обычная размазня.
– Мудрое решение, – кивнул я. – Всего хорошего, спокойной ночи.
Горевал Пашка еще с месяц, первая любовь – болезнь похуже гриппа, за неделю не вылечишься. Я сочувствовал и вздыхал с пониманием, пытаясь аккуратно втолковать ему, что женщины они такие – порою отличаются коварностью и склонностью к изменам, но это не беда – встретит он еще свою единственную и ненаглядную. А потом последовали события, которые заставили забыть эту историю. В стране грянула мартовская революция тысяча девятьсот двадцать третьего года.
Вы удивитесь, но и тут в наших бедах оказалась виновата Америка. В Российской империи начала двадцатого века основным экспортным продуктом были не нефть с газом, а зерно. Но к началу двадцатого века американцы начали сбывать его в Европу в больших количествах и сбивать цену. России пришлось демпинговать, чтобы не потерять долю на европейском рынке, и этот демпинг обрушил и так не слишком благополучную русскую деревню с ее крестьянской общиной. Дурацкий принцип "не доедим, но вывезем", вышел стране боком. Разорившиеся крестьяне потянулись в город, обрушив расценки на рабочую силу, и теперь начали голодать уже все – и горожане и крестьяне.
Элита же в кризис демонстрировала полный разброд и шатание. Я во всех действовавших в стране партиях, честно говоря, не ориентировался. Октябристы, прогрессисты, кадеты, социал – демократы, трудовики (были и такие), большевики. Но пятнадцатого марта все это кубло издало таки закон об отстранении династии Романовых от власти, а Николай в ответ распустил думу. Все, приехали… А нет, не все – царский поезд какие-то непонятные офицеры остановили на станции Бологое, разоружили конвой и заставили Николая подписать отречение, взяв после этого императора с семьей под стражу именем временного правительства. Тогда же и пролилась первая кровь, – несколько эскадронов первого донского казачьего полка при поддержке звена магов вступили в бой с распропагандированными революционными полками временного правительства, пытаясь освободить государя, но не преуспели. Зато их атака послужила спусковым крючком к волне нападений на городовых и казаков в Москве и Питере.
В Питере было неспокойно, на улицах царила какая-то вакханалия. Били городовых и почему-то дворников, шатались толпы пьяных людей с красными и черными флагами, с остервенением сшибая со зданий двуглавых орлов, повсюду вспыхивали импровизированные митинги, пели марсельезу. И в то же время ходила конка, работали магазины, в церквях шли службы. Из ниоткуда появился какой-то ИСКОСРАД (исполнительный комитет совета рабочих депутатов) и принялся чем-то там командовать. Достоверной информации не было, только слухи, один безумней другого, в газетах писали всякую дичь… Армия оказалась парализована – присягали государю, но он отрекся и было непонятно, где он сейчас, а депутатов временного правительства офицеры зачастую посылали на три веселых буквы, справедливо сомневаясь в их легитимности. В Госдуме шла бесконечная череда каких-то заседаний, на которых что-то решали, но никто ничего не исполнял.
В училище отменили увольнительные, но часть юнкеров покинули его самовольно, в их числе оказался и Алик Сагдеев со своими прихлебателями, чему я только порадовался. Хуже было то, что большинство наших офицеров продолжали жить на городских квартирах. Это-то и сыграло с ними злую шутку. Как оказалось, в этом всеобщем бардаке про боевых магов, объявленных вместе с казаками "цепными псами кровавого режима" не забыли…
Ночью нас разбудили по тревоге. Я вскочил с постели и вместе с соседками принялся лихорадочно одеваться, затем выскочил в коридор. Дежурный по училищу офицер, капитан Свиригин, уже строил юнкеров в коридоре. Всего чуть меньше сотни человек – весь кадровый магический резерв империи.
– Что случилось ваше благородие? – Спрашивали у командира взволнованные юнкера.
– Донесли с постов, – к училищу идет большая вооруженная толпа, – отвечал он. Видно было, что капитан слегка "плывет", голос растерянный.
– Какие будут приказания? – Вмешался я.
– Быть в готовности, активировав орбы для самозащиты, – ответил бледный офицер. – Я попробую с ними поговорить. Это же училище, военный объект, надо объяснить людям, что сюда нельзя.
Вот это гражданское "объяснить, что сюда нельзя" мне особенно не понравилось. Свиригин ничего не понимает? Или оцепенел от нерешительности?
– Прикажите открыть арсенал и раздать ранцы, патроны и винтовки, ваше благородие, – не выдержал я. Эх, не свезло нам, Свиригин был, по моему мнению, рохля из бывших гражданских, не кадровый военный. Ребров бы действовал жестче, но где он сейчас, как и все остальное начальство? Где-то в городе…
– Ты что Дергачева? Это же простой народ. Нельзя допустить, чтобы пролилась кровь гражданских, я не имею права вооружать вас. Просто ждите, я со всем сейчас разберусь.
И он пошел. Один, к воротам охраняемым единственным маг-юнкером, у которых уже собиралась толпа народа с факелами и винтовками, словно крестьяне пришедшие жечь ведьм. Нам из окон коридора второго этажа вся картина была видна как на ладони.
А я понял, что ему сейчас будет конец. И нам, чуть погодя, тоже. Очень уж это ощущалось, атмосфера вокруг была такая, характерная. Оглянулся на растерянных юнкеров вокруг – блин, они же сущие дети. Надо принимать решение Леха…
– Я юнкер Дергачева! – Заорал я на весь коридор писклявым детским голосом. – И если мы сейчас расслабим булки, то нас всех поимеют до смерти. Они – показал я на толпу, – благородных не пожалеют, вы это поняли?
