Диего и Кардосо, продвигаясь вперед с большими предосторожностями, чтобы не спугнуть дичь, которая могла находиться в кустах, старательно вглядывались вдаль и чутко прислушивались ко всякому шороху, но ничего не видели и не слышали.
— Ну, приятель, — сказал Кардосо, — я боюсь, что множество дичи, которое ты собирался принести, окажется сущим пустяком: не видать ни кенгуру, ни какого-либо другого животного, заслуживающего выстрела.
— Это правда, дружище, — ответил старый моряк. — В этой стороне только и водятся что одни птицы, но если мы не найдем здесь дичины, покрытой шерстью, так с избытком вознаградим себя дичью пернатой.
— Ну, это не особенно сытно, старина.
— Хоть бы крокодила найти.
— Здесь их нет.
— Ну, так тапира.
— И их тоже нет здесь.
— Проклятая страна! Здесь ничего нет и„
— Что с тобой?
— Ш-ш!.. Клянусь корпусом пробитого трехпалубного корабля!..
— Что такое ты увидал?
— Там шевелится что-то преогромное, вон позади того куста.
— Что-то огромное? Да ведь здесь же не водятся крупные животные.
— Тысяча громов! Что же ты думаешь, что я ослеп, что ли? Говорят тебе, что там есть какая-то громадная штука.
— Ты плохо видел и…
Кардосо внезапно оборвал речь и спрятался за куст, причем на лице его выразилось величайшее изумление.
— Неужели и я тоже ослеп? — прошептал он.
Огромная птица, почти двух метров вышины, с черными и белыми перьями, с непомерно длинной шеей и с высокими сильными лапами, рыла землю своим клювом, жадно ища насекомых и поглощая в то лее время мелкие камешки. Казалось, она не замечала присутствия двоих охотников, находившихся с подветренной стороны, так как оставалась совершенно спокойной.
— Ну что, разве я ослеп? — повторил Диего. — Посмотри, что за птица!
— Да это страус, Диего!
— Страус?! Ты с ума сошел, приятель! Я знаю, что страусы водятся только в Африке!
— А я говорю тебе, что это настоящий африканский страус.
— В Австралии-то? Ведь мы не в Африке, Кардосо.
— А все-таки я не ошибаюсь, старина, и если бы доктор был здесь, то наверное подтвердил бы мои слова.
— Да как же ты хочешь, чтобы здесь очутился страус?
— Я не знаю, каким образом он здесь очутился, но думаю, что он стоит выстрела.
— Я тоже так думаю, — сказал Диего. — Прицелься-ка хорошенько, да смотри не промахнись, так как известно, что если они пустятся бежать, так их не догнать даже на лошади.
— Не бойся, старина, у меня хороший глаз и верная рука.
Он очень внимательно прицелился, медленно спустил курок, и раздался выстрел.
Сраженный меткой пулей, страус раскрыл крылья, словно для того, чтобы поддержать себя ими на воздухе, два или три раза повернулся вокруг себя, как будто у него началось головокружение, и упал в середину стоявшего рядом куста.
Наши матросы хотели было броситься к добыче, когда увидели, что из травы и из кустов выскочило семь или восемь животных с бледно-рыжей шерстью, покрытой черными пятнами, с пестрой продолговатой мордой и с густым, опущенным вниз хвостом, с короткими ушами, с корпусом более высоким, нежели у волков, но больше похожим на лисий, нежели на волчий.
Они бросились на страуса, все еще боровшегося со смертью, и с яростью начали его рвать, издавая при этом заунывный вой, так что слышно было, как под их сильными челюстями хрустели его кости.
— О, да это собаки! — воскликнул старый моряк. — Тише, голубчики, ведь добыча-то наша!
— Это динго! — воскликнул Кардосо. — Скорей прогоним их, а то они оставят нам одни только перья.
Моряки выскочили из кустов и побежали к страусу. Дикие собаки, увидев незваных гостей, подняли головы, показывая свои острые зубы, и поглядели на них искоса злыми глазами, выражавшими не слишком-то мирные намерения, но два или три сильных удара ружейным прикладом заставили их бежать и оставить свою громадную добычу, которую они, быть может, выслеживали уже очень давно, выжидая удобного момента, чтобы на нее напасть.
— Эти канальи испортили нашу огромную птицу, — сказал Диего. — Но все же нам осталось еще столько мяса, что из него можно сделать четыре обеда и шесть завтраков.
— Ну, посмотри, разве это не настоящий страус, старина? — проговорил Кардосо.
— Ты прав, дружище! Но мне бы очень любопытно было знать, каким образом очутилась здесь эта громадная птица, когда Австралия вовсе не ее родина.
— Эту тайну объяснит нам доктор, — сказал Кардосо. — Что же, мы теперь вернемся в лагерь?
— Нет, лучше будем продолжать охоту. Кто знает, быть может, мы найдем что-нибудь получше этой птицы, например, кенгуру? Это было бы очень кстати, так как я давно жажду встретиться с одним из этих странных животных.
— Но как же мы потащим страуса? С ним далеко не уйдешь.
— Мы оставим его здесь.
— Чтобы его съели дикие собаки?
— Они не тронут ни единого перышка. Только помоги мне, и ты увидишь.
Он растянул веревку, которую носил при себе, забросил один ее конец на толстую ветвь дерева, привязал другой к ногам страуса и, схватившись за первый конец, воскликнул:
— Ну, поднимай!
Кардосо, сразу понявший маневр приятеля, поспешил ему помочь, и страус, несмотря на свою тяжесть, был приподнят до самой ветви, находившейся на высоте четырех или пяти метров.
— Вот моя курочка и в безопасности, — сказал он, завязывая покрепче веревку. — Теперь я посмотрю, как ее съедят собаки.
— Ну, теперь вперед! — воскликнул Кардосо.
Они зарядили ружья и снова пустились в путь, не обращая внимания на зловещий вой динго, казавшихся очень недовольными потерей добычи. Идя по лесу, моряки скоро дошли до прогалины, тянувшейся, казалось, далеко на восток.
— Ого! — воскликнул, внезапно остановившись, Кардосо.
— Что там такое? — спросил Диего.
— Хижина.
— Какая это хижина? Мне кажется, что это сцена.
— Разве ты думаешь, что дикари приходят сюда давать театральные представления? Диким собакам, что ли?
— Ты прав, — воскликнул изумленный Диего. — Пойдем-ка посмотрим, в чем дело. Ведь известно, что это страна чудес.
Посреди полянки возвышалось нечто вроде сцены, устроенной из четырех или пяти скрещенных кольев, поддерживавших что-то вроде платформы. Всматриваясь внимательно в эту странную постройку, наши моряки заметили, что на ней находится какая-то бесформенная масса, покрытая целой грудой кож поссума и коры камедиеносного дерева.
Под подмостками зловеще завывало десять или двенадцать диких собак, а над ними крутилось несколько milvus, небольших соколов красновато-бурого цвета с черными полосками, да несколько haliaestur, соколов другой породы, по росту больше первых; последние время от времени бросались на лежавшую на подмостках массу, стараясь разорвать кожи и кору.
