С того ужасного периода прошло уже восемь лет.
И вот сейчас, сидя за одним столом с отцом, Костей и его молодой женой, я вдруг ловлю себя на мысли, что все мы с тех пор очень сильно изменились.
Отец, который был невероятно талантливым, хватким, трудоспособным и амбициозным бизнесменом, стал слишком домашним и сентиментальным поборником семейных ценностей.
Тогда он почти полностью забросил бизнес и бесконечно жалел, что тратил столько времени на вещи, которые оказались не важными, а желанное и ценное безвозвратно потерял.
Теперь он постоянно думает о приближающейся смерти, хотя ему нет еще и шестидесяти, и единственное, о чем действительно беспокоится — это чтобы мы не остались не пристроенными.
Костя… Ему, наверное, было сложнее всех — тогда моему младшему брату стукнуло всего семнадцать. Он был просто счастливым пацаном, а потеряв мать, которая души в нем не чаяла, ушел в глубокую депрессию. Коекак поступил в университет. Точно так же коекак отучился, потому что этого требовал я. А потом нашел свою… Ммм… Принцессу единорогов… И ударился в их розовомыльную любовь.
Отец никогда и ничего от Кости не требовал. Костя этим пользовался. Ему не интересен наш бизнес. Он просто получает удовольствие от жизни, радуя этим папу. Мне иногда кажется, что даже мама не смогла бы его разбаловать так, как разбаловал овдовевший отец.
Я же после смерти матери был вынужден взять семейное дело в свои руки. Тогда мне было двадцать пять. Самому бы ещё подучиться, но судьба распорядилась иначе. Без ложной скромности могу сказать, что со своей задачей я справился.
Только благодарности за это не получил ни разу. Лишь вечные упреки со всех сторон. Но я и не жду. Бизнес Багировых процветает. Мы с Костей и отцом сосуществуем вполне мирно. Думаю, мама была бы довольна, что всё сложилось так. Этого мне достаточно.
Смотреть на то, как Костя воркует со своей Принцессой, мне иногда прямо невыносимо, но это я ещё выдержать могу. Сложнее, когда Принцесса открывает свой очаровательный ротик и начинает чтото говорить…
Она очень глупа и при этом крайне красива. Блондинка с дутыми губами, яркими голубыми глазами и напрочь отсутствующим интеллектом.
Её глупость беспокоит только меня. Отец и Костя впадают в экстаз от любого её слова. Например, сейчас она несмешно шутит, а отец заливается, откидываясь на спинку стула и прижимая руки к животу.
Ему так смешно, что даже слезу смахивает. А я никак не могу понять: это я дурак или у моих родственников помутнение?
— Лялечка!!! Девочка моя, ты точно желаешь старику смерти!!!
Лялечка, даже имя которой кажется мне максимально идиотским, краснеет, складывает руки в молитвенном жесте и начинает умолять отца не пугать её такими заявлениями…
Это чешет его самолюбие. Я даже допускаю, что Лялечка в итоге может оказаться продуманной стервой и лишить нашу семью всего нажитого имущества. Поэтому я с ней осторожен. В отличие от остальной родни.
— Мирон Маркович, вы нас с Костенькой так не пугайте! Мы без вас никуда! Вы нам с внуками обещали сидеть!!! — Лялечка улыбается отцу, сжимает под столом коленку брата, поворачивает голову и дарит улыбку ещё и ему, а потом звонко чмокает в щеку.
Меня она боится. В этом я прямо не сомневаюсь. Но это и хорошо.
Упоминание о внуках приближает отца к экстазу. Он даже не скрывает, что ждет новость о Лялечкиной беременности больше, чем собственную смерть.
— До внуков я никуда, Лялечка. Ты права, девочка моя!
Мне сложно сдерживаться и не закатывать глаза с периодичностью раз в минуту. Ведь, честно говоря, эти разговоры давно утомили и смысла в них нет никакого.
Очень жаль, что на другую тему отцу и Косте говорить не интересно, а Лялечка, к сожалению, ни на что другое не способна.
— Ромчик, а ты молчишь почему? — Косится в мою сторону отец.
— Рома, пап. Договаривались же…
Ромчиком в детстве меня называла мама. Это обращение навсегда ассоциируется с ней. А то, что привычку называть так же переняли отец с братом — раздражает.
— Расскажи нам как провел неделю. Что нового в твоей жизни?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отец игнорирует мою просьбу, зато смотрит выжидательно, замерев с приборами в руках. Все за столом тоже поднимают взгляды на меня.
Мне приходится сдерживать себя, чтобы не выругаться. Они действительно ждут, что «Ромчик» начнет делиться с ними личным? Или что у меня за работой еще остается время на всякие глупости? «Ромчик» любит краны, инвестиции и звук заколачивания свай, что знаменует начало строительства нового проекта.
— На той стройке вопрос решен, — отвечаю так, будто тупенький за столом я, а не Лялечка. Режу мясо, пожимаю плечами. — Начальника охраны я уволил. Больше эксцессов не будет.
Я могу даже не смотреть на отца, и так знаю, что он начинает злиться. Да, пап. Я тебе — не Костик. Но если бы оба твоих сына были такими, мы бы не ужинали в твоем шикарном доме, а встречались бы в какойто убитой однушке, чтобы на газетке порезать колбасу.
— А кроме стройки, Ром? Такое впечатление, что тебе с нами больше не о чем поговорить, только о работе, — в разговор вступает Костя. Смотрит на меня так, словно это он — старший брат, а я тот самый "дурачок". Меня это злит, но черт с ним. Лишь бы не лез, куда не надо.
— Почему не о чем? Можем поговорить о ремонте корпоративной машины. Как так получилось, что Лялечка… — я на секунду перевожу недовольный взгляд на девушку. Она сникает, вся сжимается, пододвигается ближе к брату, пугливо хлопает глазами в мою сторону, — царапает машину, а платит за неё наша фирма, а не её муж?
Из таких мелочей и состоит отношение Кости к нашему холдингу. Он считает строительный бизнес Багировых своей личной тумбочкой с деньгами. Лезет в неё, когда нужно. И его не интересует, как в эту тумбочку попадают те самые деньги.
— Ром, ну что ты начинаешь… — вместо того, чтобы ответить, Костя неловко улыбается и отмахивается. Считает, что это мелочно, предъявлять ему за какойто ремонт машины. А у меня траты Кости идут отдельной строчкой в графе расходов. И с каждым месяцем сумма там увеличивается. А польза от брата — как не было, так и нет.
— Тебе двадцать пять, Костя. Я в твоем возрасте… — Я начинаю, но договорить мне, как всегда, не дают. Перебивает отец. Тот человек, которого легкомысленное отношение к деньгам своего младшего сына должно волновать больше, чем меня. Конечно, если он правда о нем заботится.
— Он в твоем возрасте, Ромчик, думает о детях! А ты… Я внуков дождусь?!
На вопрос я отвечать не собираюсь. Пожимаю плечами, опускаю взгляд обратно в тарелку. Ощущение, что мой главный долг перед семейством продолжение рода Багировых. И обязательно нужно спешить это осуществить, словно мне не тридцатка, а под пятьдесят.
В мысли внезапно приходит образ Миры и я усмехаюсь про себя. Если бы отец услышал ее рассказ тем вечером на выставке, у него бы сердце от счастья разорвалось.
Старший сын тайно помолвлен с милой владелицей свадебного агентства… Это почти как Лялечка с её единорогами, только у Миры кроме красоты есть ещё и мозги. В этом я успел убедиться.
Даже жаль, что у нас, скорее всего, ничего не сложится. Слишком много попыток и никакого результата. Словно сама судьба намекает на то, что от Миры мне стоит держаться подальше.
— Ммирон Ммаркович, — вместо меня в разговор вступает Лялечка. Она слегка заикается. Я даже взгляд на неё изпод бровей вскидываю. Она скукожилась и смотрит испуганно на отца.
— Что, девочка моя? — он спрашивает, смотря на неё в ответ. Всё ещё раздражен изза моего безразличия, но вымучивает нервную улыбку.
— Ммне ккажется… Ммне ккажется…
Она волнуется и сомневается говорить ли. Ерзает на стуле. Смотрит на отца, на Костю.
— Я сссейчас…
В итоге же просто встает изза стола и делая малюсенькие и такие же милые, как всё в ней, шажочки выходит из огромной гостиной.
Нельзя сказать, что Лялечка — мастер сюрпризов, но мы все ждем её возвращения с некоторым интересом.
