времени с тобой, – ответила я.
Всю дорогу к боулингу внедорожник ехал за нами по пятам. В зеркало заднего обзора я видела, как он скрючился за рулем. Его глаза буравили меня двумя булавками ярости. Рядом с ним хохотали Гудвины.
Была суббота, когда все отправляются отдыхать всей семьей, в боулинге царил радостный гам. Я подождала, пока Гудвины были слишком заняты обувкой, и сказала Ирвину на ухо: «Ты больше меня пальцем не тронешь, никогда в жизни». Он с бесстрастным видом кивнул – один-единственный раз. И тогда я с удивлением поняла, что одержала победу.
Когда мы вернулись домой и уложили детей, я лежала и слушала возню Ирвина в ванной. Я никогда не хожу в туалет, примыкающий к спальне. Не понимаю, зачем это надо. Какой смысл опорожнять кишечник в непосредственной близости от кровати, где ты спишь? Мне нужно, чтобы эти два занятия отделяли как минимум две двери. Для меня это одна из причин любить пригороды. Здесь мы как будто бестелесны.
Когда Ирвин вышел, я села. Не надо было ложиться в постель, ведь мне так не нравилось смотреть на него снизу вверх.
Он горестно улыбнулся, посмотрел на меня и приподнял бровь. Мои губы тоже расплылись в улыбке облегчения.
– Хорошо, – сказал он, – я подожду. Подожду, когда наша ссора закончится и мы снова будем счастливы. Как раньше станем ходить в рестораны французской кухни. Опять влюбимся друг в друга, да так, что не сможем друг без друга жить. Потом в один прекрасный день, когда будем завтракать или смотреть телевизор – заниматься самым обычным делом, – ты посмотришь на меня, чтобы пошутить или задать вопрос, но меня уже не будет. А потом поищешь глазами Колли, но не увидишь и ее. Я уйду от тебя, когда ты будешь меньше всего этого ожидать. А ее заберу с собой.
Он навис надо мной, запечатлел на лбу поцелуй, легкий, как сухой, опавший лист, и добавил:
– Я умнее тебя. Умнее и терпеливее. Я могу ждать достаточно долго, чтобы действительно причинить тебе боль.
С этими словами он схватил с прикроватной тумбочки стакан воды и швырнул его в стену. Звук был такой, будто передо мной разверзся мир. Во все стороны бриллиантами брызнули стекла. Ирвин улыбнулся. Затем улегся в постель и через мгновение уснул.
Я лежала рядом без сна ни в одном глазу и смотрела, как по стенам спальни цвета охры стекала вода. В свое время я решила выкрасить их в цвет, способный принести утешение. Я подумала, что так дом будет напоминать тосканскую виллу в лучах закатного солнца.
Обещание Ирвин сдержал, с того самого дня никогда меня пальцем не тронув. Свою злобу он вымещает на стаканах и посуде. А я каждый день думаю, когда это случится. Когда от удара о стену разлетится вдребезги не тарелка или стакан, а моя голова.
* * *
Ни к апельсину, ни к сэндвичу, ни к приготовленному мной супу Энни не хочет даже прикасаться. Поэтому, черт меня подери, я даю ей оставшееся с Рождества печенье ядовитого розового цвета, покрытое глазурью, и все такое прочее. После лимонного безе сладкого Энни давать больше не стоит, но пошло оно все к черту. Она жадно проглатывает еду и засыпает.
Теперь можно потратить немного времени на себя.
Я иду в свой кабинет, расположившийся сразу за гостиной. Перед тем как за что-то взяться, всегда сажусь в кресло и делаю несколько глубоких вдохов. Будь здесь и сейчас. Нельзя писать, когда в голове без конца проносятся мысли о ветрянке и измене мужа, а душа тревожится за старшую дочь. Пишу я всегда от руки, потому что только так могу думать.
Цикл «Школа Эрроувуд» я стала сочинять пару лет назад по ночам, когда Ирвин задерживался допоздна. На тот момент у него была шеф-повар из ресторана в Эскондидо. Вероятно, хороша, потому как в тот год он заметно прибавил в весе. Это книга о необычной школе закрытого типа на побережье Новой Англии. Подростком я, вероятно, раз сто прочла «Летний семестр в Бингли-Холле». В этом возрасте книги глубоко вонзаются в разум. Впервые решив стать учительницей, я втайне надеялась, что в школе будет так же, как в Бингли-Холле. Но чтобы поставить крест на подобных заблуждениях, мне хватило одного-единственного семинара по сертификации учителей. Бингли-Холлы, может, и существуют – например в Англии или где-то еще, – но лично я их не видела. Или, может, существовали раньше, а теперь их больше нет. И то, что теперь они остались лишь в нашем воображении, может быть, даже хорошо.
Но мысли, как говорится, гуляют на свободе. В этом романе повествование ведется от лица девчонки, обожающей спорт. У нее есть свои тайны. Я подумываю о том, чтобы превратить ее в воровку. В каждом романе цикла об Эрроувуде присутствует скандал. Потому что от тамошних подростков всем одни проблемы.
Это занятие не только здорово отвлекает, но даже позволяет в нем укрыться. На сегодняшний день у меня готовы четыре книги цикла. Думаю, они достаточно объемны для того, чтобы претендовать на звание романов. Я в жизни их никому не показывала. Зачем? Ведь это сугубо личное.
Пишу я карандашом, потому что под конец каждой книги тут же принимаюсь переименовывать персонажей. Пока сочиняю, пользуюсь именами тех, кого знаю сама. В основном членов семьи. От книги к книге Роб, Ирвин, Колли, Энни, Джек, Мия и Фэлкон предают друг друга, заводят друзей и выбалтывают чужие секреты. Расхаживают под ручку по холлам Эрроувуда, таскают в класс книги и препираются по поводу того, кто с кем пойдет на весенний бал в соседнюю школу для мальчиков.
Ничего такого, конечно же, не было и в помине, но для меня это тем не менее что-то вроде воспоминаний. Если хотите, можете назвать это терапией.
Наконец гулянка у соседей постепенно сходит на нет. Стихает музыка, смолкают разговоры. Хлопают дверцы машин, кто-то, похоже, падает – до моего слуха доносится звучный шлепок грохнувшегося на асфальт тела. Я раздраженно качаю головой. Они же детей разбудят. К тому же староста как раз собиралась сотворить совсем уж редкую подлость, но теперь я напрочь потеряла нить размышлений.
Я делаю глубокий вдох и вновь беру карандаш. Мир вокруг меня выключается. Это просто здорово – примерно то же, что вообще исчезнуть.
Эрроувуд
Колли спускалась по склону утеса к морю, зажав под мышкой учебник по грамматике клинописи. Отставая от других учеников, она собиралась позаниматься в тени скалы, погрузив в песок пальцы ног. Узнав, что
