Люди, сотни людей, спрашивали меня: «В чем смысл медитации? Что она нам даст? Во-первых, ее очень трудно достичь; во-вторых, даже если мы ее достигнем, каким будет конечный результат?»
Очень трудно объяснить этим людям, что цель медитации — это сама медитация. И у нее нет никакой другой внешней цели.
Все, что имеет цель вне себя, — для заурядного ума. А все, что имеет цель в самом себе, — для действительно умных людей. Вы видите, как посредственный человек становится президентом страны, премьер-министром, самым богатым человеком страны, папой римским, главой церкви. Но все это — посредственные люди, единственная их квалификация — это посредственность. Это люди третьего сорта и, по сути, шизофреники. Они разделили свою жизнь на две части — на цель и средство.
У меня совершенно иной подход: сделать вас одним целым.
Поэтому я хочу, чтобы вы жили ради самой жизни.
Поэты определяли искусство как нечто, существующее ради самого себя, вне которого больше ничего нет: «искусство ради искусства». Посредственному уму это совершенно не нравится, потому что он воспринимает вещи с точки зрения денег, статуса и власти. Разве поэзия сделает вас премьер-министром страны? Значит, в ней нет смысла. На самом деле, поэзия может сделать из вас только нищего — кто будет покупать ваши стихи?
Я знаком со многими гениями, которые живут как нищие только лишь потому, что не принимают заурядного образа жизни и не позволяют себе стать шизофрениками. Но они живут — и, естественно, испытывают радость, неведомую ни одному политику, они излучают свет, неведомый ни одному миллиардеру. Их сердце бьется в определенном ритме, о котором так называемые религиозные люди не имеют ни малейшего понятия. Но что касается внешней жизни, общество вынудило их жить в нищете.
Мне бы хотелось вспомнить великого, возможно даже величайшего художника — Винсента Ван Гога. Его отец хотел, чтобы он стал священнослужителем, чтобы он жил в комфорте и удобстве и пользовался всеобщим уважением — и не только в этом мире, но и после смерти. Однако сам Ван Гог хотел стать художником. «Ты сумасшедший!» — сказал ему отец.
«Возможно, — ответил Ван Гог, — но, на мой взгляд, сумасшедший — это ты. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы стать священнослужителем, потому что все, что я бы говорил, было бы ложью. Я не знаю Бога. Я не знаю, есть ли ад или рай. Я не знаю, есть ли жизнь после смерти. Я бы постоянно лгал. Конечно, это уважаемое занятие, но такое уважение не для меня. Оно не будет приносить мне никакой радости, оно будет пыткой для моей души». И отец вышвырнул его из дома.
Ван Гог начал рисовать — он первый современный художник. Искусство Винсента Ван Гога стало определенным рубежом — до него живопись была обычной. Даже величайшие художники, подобные Микеланджело, не так значительны по сравнению с Ван Гогом, поскольку их картины были обычными. Их живопись предназначалась для рыночной площади. Микеланджело всю свою жизнь рисовал для церквей, расписывая церковные стены и потолки. Он сломал себе позвоночник, расписывая потолок в церкви, потому что для того, чтобы расписывать потолок, нужно лежать на высокой платформе. Это очень неудобное положение, а когда процесс длится днями, месяцами… Но он зарабатывал деньги, он зарабатывал уважение. Микеланджело рисовал ангелов, Христа, Бога, создающего мир. Самая его знаменитая картина изображает Бога, создающего мир.
Винсент Ван Гог открывает совершенно новое измерение. При жизни ему не удалось продать ни одной картины. Так разве можно сказать, что в его живописи есть смысл? Ни один человек не мог ничего увидеть в его картинах. Его младший брат присылал ему деньги, столько денег, чтобы Ван Гог не умер с голоду, чтобы каждую неделю хватало на еду — если бы он давал ему денег на месяц, они бы закончились у него за два-три дня, а в оставшиеся дни он бы голодал. Поэтому брат присылал ему деньги каждую неделю.
И что делал Ван Гог? Четыре дня он ел, а три дня, между этими четырьмя, копил деньги на краски и холсты. В этом он совершенно отличался от Микеланджело, который зарабатывал достаточно денег и стал богатым человеком. Он продал все свои картины. Они были созданы специально на продажу, это был бизнес. Конечно, он был великим художником, поэтому даже картины, написанные им на продажу, получались красивыми. Если бы у него была смелость Винсента Ван Гога, он бы обогатил весь мир.
Поголодав три дня, Ван Гог покупал на сэкономленные деньги краски и холсты. Зная, что он не продал ни одной картины, его младший брат дал денег своему приятелю, которого не знал Винсент, и попросил его пойти и купить у него хотя бы одну картину: «Это его порадует. Бедняга умирает, он весь день рисует, голодая из-за этого, а никто не хочет купить хотя бы одну картину — никто ничего не видит в его картинах». Поскольку для того, чтобы увидеть что-то в картинах Ван Гога, нужен глаз такого же калибра, как у него, не меньше.
Его картины казались людям странными. Он рисовал деревья такими высокими, что они были выше звезд; звезды оставались далеко внизу. Вы бы подумали, что он сумасшедший… Деревья выше звезд?
Вы где-нибудь видели такие деревья? Когда Ван Гога спросили: «Ваши деревья всегда выше звезд?» Он ответил: «Да, потому что я понимаю деревья. Я всегда чувствовал, что деревья — это заветное желание земли достичь звезд. Для чего еще они нужны? Прикоснуться к звездам, почувствовать звезды, подняться выше звезд — вот желание земли. Земля старается изо всех сил, но ей никак не удается осуществить свое желание. Я могу это сделать. Земля поймет мои картины, а понимаете ли вы их — мне все равно».
Такие картины не продашь. Человек, посланный его братом, пришел, и Ван Гог был счастлив: наконец, кто-то пришел купить картину! Но вскоре его счастье обернулось отчаянием, потому что человек просто вошел, взял одну картину и протянул ему деньги.
Ван Гог спросил: «Понимаете ли вы эту картину? Вы взяли ее наугад, даже не посмотрев на остальные, а у меня сотни картин. Вы даже не потрудились посмотреть по сторонам, вы просто взяли первую попавшуюся и все. Подозреваю, что вас послал мой брат. Поставьте картину обратно и возьмите свои деньги. Я не продам картину человеку, который ее не видит. И скажите моему брату, чтобы он больше так никогда не делал».
Приятель брата был озадачен, он не понимал, как Ван Гогу удалось его вычислить. Он сказал: «Вы меня не знаете. Как же вы догадались, что меня прислал ваш брат?»
Ван Гог ответил: «Очень просто. Я знаю, что мой брат хочет меня утешить. Он, наверное, договорился с вами, чтобы вы пришли — и эти деньги принадлежат ему. Но я вижу, что вы слепы к картинам. А я не тот, кто продает картины слепым людям; я не могу воспользоваться слепотой человека и продать ему картину. Что он будет с ней делать?
И скажите моему брату, что он тоже ничего не понимает в живописи, иначе он не прислал бы вас».
Когда брат узнал о случившемся, он пришел извиниться. Он сказал: «Вместо того чтобы немного утешить, я тебя ранил. Я больше никогда так не поступлю».
Всю свою жизнь Ван Гог просто дарил свои картины друзьям. Он мог подарить картину трактиру, в котором питался четыре дня в неделю, или проститутке, которая однажды сказала ему, что он красивый мужчина. Но если честно, он был уродлив. За всю жизнь в него не влюбилась ни одна женщина, это было невозможно. Проститутка просто из сострадания — у проституток порой больше сострадания, чем у ваших так называемых дам, они лучше понимают мужчин, — сказала: «Ты мне очень нравишься». Прежде ему не доводилось слышать таких слов. Он был далек от любви. И даже от симпатии…
Он спросил:
— Правда? Я тебе нравлюсь? А что тебе во мне нравится?
Женщина растерялась.
— Мне нравятся твои уши, — ответила она. — Да, у тебя красивые уши.
Вы удивитесь, но Ван Гог пошел домой, отрезал бритвой ухо, вернулся к проститутке и подарил ей ухо. У него текла кровь…
— Что ты наделал?! — воскликнула она.
— Никому никогда во мне ничего не нравилось. Я бедный человек — как же мне отблагодарить тебя? Тебе понравились мои уши, и я их тебе дарю. Если бы тебе понравились мои глаза, я бы подарил тебе глаза. Если бы тебе понравился я, я бы умер ради тебя.
Проститутка не могла поверить тому, что слышала. Но Ван Гог впервые в жизни был счастлив, он улыбался — кому-то понравилась хотя бы его часть. Эта женщина просто пошутила — разве кого-то волнуют уши? Если людям что-то и нравится, так это глаза, нос, губы, любовники не говорят об ушах друг друга.
Только в древних индуистских писаниях по сексологии, в Камасутре Ватсайяны… Это единственная из известных мне книг, которая как-то связана с тем, что произошло с Ван Гогом, потому что только Ватсайяна говорит: «Немногие люди осознают, что мочки ушей — это невероятно сексуальная и чувствительная часть тела. Любовники должны играть с мочками ушей друг друга».
