Совсем другое дело команда «мирных» железнодорожников, к тому же плетущихся ближе к концу турнирной таблицы. В Азии, Северной Америке да и непрофессиональной Скандинавии наивно полагали, что у них есть шанс во встречах с нами. Вот и получалось, что «Спартак» сражался в Англии, «Динамо» вело «кровопролитные бои» в Италии, а мы вместе с Хрущевым укрепляли советско-бирманскую дружбу и любовались красотами Ниагарского водопада. С чисто футбольной точки зрения эти матчи особого интереса не представляли. Однако хочется поделиться с читателями своими впечатлениями об этих поездках, потому что некоторые думают, что мы, кроме мяча, ничего и не видели вокруг.
Итак, после упомянутых встреч в ЦК решили, что «Локомотив» не просто достоин представлять советский футбол на международной арене, а может даже сопровождать в поездках первые лица государства.
В ноябре 1955 года Хрущев с Булганиным отправились с дружественными визитами в Юго-Восточную Азию. Они вылетели сначала в Индию на шести самолетах Ил-14. В двух находились советские пищевые продукты, два везли самих Хрущева с Булганиным, а еще два взяли с собой в качестве подарка. Параллельным курсом по их маршруту отправились и мы. В Индии, правда, нам пересечься не удалось. Когда мы приземлились в Дели, Хрущев уже презентовал один из «Илов» Джавахарлалу Неру и отправился на Восток в Бирму к У Ну. Поэтому и мы в авральном порядке сыграли матч со сборной и полетели вслед за ними. Единственное, что запомнилась, так это встреча с королем Непала. Он как раз был в Индии и специально приехал на стадион на машине. Причем въезжал, когда мы выстроились на поле и заиграли гимны. На стадионе монарх остановил эскорт, вылез из машины, и стоял по стойке «смирно», пока играл «Союз нерушимый». После игры сделали нам индийские точки на лбу. Сфотографировались с нами и отправили в Бирму.
А вот в Янгоне (столица Бирмы) мы уже как бы входили в хрущевскую свиту. Я в том матче не играл. По прилету заболел местной болезнью – тропической гангой. Что это за болезнь, толком не знает никто. В книге был указан только мудрый совет: что болит, от того и лечить надо. Сердце болит принимай сердечные капли, желудок – лечись от желудка. А нам как раз прислали приглашения на английском языке. Красивые, тесненные золотом. Читаю свое, а там написано: «Уважаемый мистер Бубукин, мистер Хрущев и мистер Булганин приглашают вас на торжественный обед, посвященный советско-бирманской дружбе». Лежу я в постели расстроенный: завтра игра, послезавтра прием, на улице жара, а меня знобит от холода. Да еще и Сашка Климачев на нервы действует. У нас такие подковырки в ходу были. Достал из чемодана мои новые ботинки и молча меряет. Я ему: – Tы чего это?
– Да вот, черт! Размер у тебя на один меньше. Жалко, если вдруг помрешь, не подойдут мне, жать будут.
Не выдержал я и пошел к врачу Куховаренко. У него как раз наши охранники сидели, работавшие в Бирме. Прочитали они по этой книжке методы лечения и говорят:
– Короче, все ясно. Водки надо стакан выпить, и все как рукой снимет.
Я к Аркадьеву. Он подумал и разрешил:
– Все равно завтра играть не сможешь, попробуй. Водка, вроде, все лечит.
Выпил я и, конечно же, сразу поправился, даже на трибуне сидел. А там в почетной ложе Хрущев с Булганиным и премьер-министр Бирмы У Ну. Потом нам переводчик рассказывал, что, после того как мы выиграли со счетом 3:1, У Ну попытался не то пошутить, не то комплимент сказать Никите Сергеевичу, что если б сам он стоял в наших воротах, а Хрущев – в бирманских, то они бы нас точно обыграли. Хрущев долго не мог понять, что же тот имел в виду, и, как обычно, по-простому отрезал:
– Знаешь что, У-Нушка, ты уж стой в своих воротах, а я со своими как-нибудь разберусь!
Вообще, Никита Сергеевич поражал да и располагал к себе известной грубоватой простотой. Но одно дело видеть по телевизору, как он ботинком по трибуне ООН стучит, а другое участвовать, как говорится, в процессе. На приеме я сидел метрах в десяти от нашего руководства. Напротив – У Ну со своими приближенными. Перед ними стояли микрофоны для речей, которые в паузах не отключали, поэтому было слышно, о чем наши руководители переговаривались между тостами. У Ну сказал слово в честь Хрущева, потом Хрущев выпил за укрепление советско-бирманской дружбы во имя мира во всем мире. А потом сел и толкает локтем Булганина:
– Коль, ты что пьешь?
– Водку «Столичную». А ты?
– Да приеду, всем головы поснимаю. Как людей попросил их горилки хорошей положить, так столько перцу навалили, что у меня все во рту горит.
Мы как статуи сидим, боимся пошевелиться, чтобы не грохнуться со смеху.
После банкета нас повели к Булганину, и он задавал дежурные вопросы: «как дела?», «устали?», «кто будет чемпионом?». Хотел еще чего-то спросить, а тут подходит Хрущев и так запросто:
– Ну, ладно, Булганеску, хватит трепаться, пошли спать.
И опять мы были в шоке. Николай Александрович Булганин – второе лицо в государстве, только ушел с поста министра обороны на повышение. Сталинская закалка не приучила нас к такому панибратству…
На банкете выступали артисты из состава нашей делегации. Хрущев почему-то взял с собой двух акробатов и заслуженную певицу. Помню, все пела «Са-а-алавей, мой с-а-а-алавей!». Поговаривали, что вскоре супруга Никиты Сергеевича узнала об этом и устроила ему «соловья», а потом и сама стала с ним летать.
Когда мы собирались покидать гостеприимную Бирму, я уже совсем вылечился, а Сашка, наоборот, заболел. Тут уж и я оторвался. Все у него перемерил, даже женские бюстгальтеры:
– Эх, Сашка, нога-то у тебя большая, а жена худенькая. Моей эти не подойдут.
А самые яркие впечатления из этого турне от Индонезии. Там у нас было много игр, на всех островах: Суматре, Борнео, Яве, Бали. Жара жуткая, тридцать пять – сорок градусов при большой влажности. Даже Аркадьев засомневался. Сначала хорохорился, мы провели перед матчами несколько тренировок, так он, чтобы привыкли, назначал их на двенадцать часов дня, в самый солнцепек. Стоял в середине поля, бил себя по груди и радостно кричал:
– Хорошо нам! Природа прекрасная! Весело делаем рывочек!
Довеселились. У Виктора Соколова случился удар. Да и сам Борис Андреевич как-то поник. Когда была встреча делегаций, предложил индонезийцам играть по тридцать пять минут тайм. Но те не в какую. «Почему по тридцать пять минут? Будем играть, как положено, как в Европе, как в мире». Думали, что мы, северяне завянем, и у них появится шанс.
По сорок пять, так по сорок пять. В первом же матче в Джакарте мы выиграли 5:1. Народа собралось, даже беговые дорожки были забиты, хотя билет стоил сто рупий – месячную зарплату рабочего. Когда нам забили гол, все вылетели на поле и стали кувыркаться. Мы боялись, что толпа разорвет нас на части. Но они как-то не обращали на нас особого внимания. Минут десять потанцевали и успокоились. А вот после матча какой-то псих налетел на нас возле автобуса и давай всех мять, целовать, кричать что-то по-своему. Выяснилось, что он поставил большие деньги в тотализаторе на совершенно «нереальный» счет и угадал даже исход первого тайма. Так он выражал благодарность за то, что мы принесли ему богатство.
С этого тотализатора и началась моя эпопея в Индонезии. Приехали на Бали. И вдруг нам поступает записка на русском языке, что если мы забьем больше трех мячей, нас уничтожат. С одной стороны, приятно, что даже в своих угрозах они не мыслили, что мы можем забить меньше трех мячей, с другой – конечно, стало немного не по себе. Началась игра, и тут прошел тропический ливень. Минут десять поливало как из ведра, а потом также неожиданно все прекратилось. Опять жара, солнце, испарения, дышать тяжело. Мячи были не такие, как сейчас, покрытые восковой пленкой, водонепроницаемые, а из свиной кожи. Мяч набух и, при норме четыреста пятьдесят – пятьсот граммов, весил под семьсот. Я взял его в руки, подошел к судье и жестами показал, что его нужно поменять, а то попадет по голове, И еще добавил международное слово «контузия». Не послушал меня судья, жестами объяснил, что если еще раз буду его отвлекать, он выгонит с поля. Первый тайм закончился со счетом 1:0, при неважной игре. В перерыве к нам в раздевалку пришел начальник делегации из КГБ, как мы называли – из министерства культуры, и говорит:
– Вы что!? Мы победили в такой войне, нас вообще в мире все боятся, русского человека никто и нигде не может запугать, а вы испугались какой-то записки.
Я ему ответил:
– Вы на нас не кричите, лучше возьмите переводчика и скажите им, чтобы поменяли мяч. Я их в последний раз предупреждаю.
Он пошел, вернулся и сказал, что те не соглашаются, что мяч можно менять только в том случае, если он не докачен или лопнул. В одной из ситуаций наша атака захлебнулась. Я отошел в оборону и уже развернулся, тут вратарь выбил мяч от ворот, и он парашютом летел в центр поля. Я пошел на удар в первое касание. До соперника метров пять, а иногда бывает такое ощущение, что мяч будто обволакивает ногу, хорошо ложится, пружинит. Нога, по-моему, даже внутрь мяча ушла. Все произошло молниеносно. Попал в индонезийца, тот подпрыгнул, у него ноги кверху поднялись, и он, как подкошенный, рухнул. Пена изо рта, хрипота, конвульсии. Первый раз я увидел, как «скорая» сразу выехала прямо на поле. На стадионе тишина, пульс не прощупывается, и по радио сообщают, что я убил человека. Только через сутки в газетах написали, что он все-таки жив, вышел из состояния комы, сильное сотрясение мозга, врач разрешил ему приподниматься с постели. Меня нарекли «железной ногой».
