- Я знаю, чем тебя приободрить, давай закажу чего-нибудь освежающего? – предложил Джерри.
- Закажи, – она вздохнула, потянулась, подложила свою сумочку себе под поясницу, – Пока ты заказываешь, я сбегаю, носик попудрю. Будь добр, убери свои роскошные длинные ноги и дай мне выбраться.
Джерри встал, выпуская на волю соседку. Она волной протиснулась между креслами, направилась в нос лайнера. Джерри отметил про себя, что шею и спину она держит очень ровно. В проход высунулся и стал пялиться на Кэт один из парней, сидевших поблизости. Джерард резким движением размял плечи.
- Что тебе взять, Кэт? Слышал, русские предпочитают водку! – крикнул он девушке.
Она остановилась, оглянулась.
- Да, возьми мне водки! Я выпью и приму на себя управление лайнером. До Нью-Йорка не долетим, зато повеселимся.
Исчезла. Пассажиры стали оглядываться на Джерри, зашептались. Он, смеясь, рухнул в кресло. Подъехала стюардесса с тележкой:
- Водку, сэр? Я правильно поняла?
- Мы пошутили, – он жестом отказался от прозрачных скляночек, которые протянула ему женщина, – Давайте содовую.
Стюардесса передала Джерарду два высоких стакана со льдом, до краев наполненных сладкой шипучей жидкостью. Тележка поползла дальше. В начале салона появилась Кэт, отыскав его взглядом, заговорщицки подмигнула и, облокотившись на одно из кресел, стала ждать, когда тележка минует ее и позволит вернуться на место. Попивая содовую, Джерард наблюдал за Кэт.
Было заметно, что она очень устала. Медленно моргает, под глазами пролегли круги. Она избавилась от своей безразмерной толстовки, обвязав ее вокруг талии. Осталась в облегающей черной водолазке без рукавов. Стоит в позе, позволяющей рассмотреть ее хрупкое тело с высокой, полной грудью. Выгнутое бедро переходит в талию, столь узкую, что кажется, охватить ее он сможет двумя ладонями. У нее красивые руки и светлая кожа, кажущаяся ослепительно белой на фоне темной ткани водолазки.
«Грациозна, словно балерина, – Джерри сделал глоток содовой, – красавица. А ведет себя так, будто не осознает своей красоты».
Тележка укатила. Он поднялся, встречая попутчицу. Та приблизилась, пробралась на место, порывистым движением головы откинула челку с глаз и попробовала напиток. Джерри, прежде чем сесть, осмотрелся. Заметив, что недавний парень двусмысленно ухмыляется и показывает поднятый вверх большой палец руки. Подавил горячее желание двинуть ему в челюсть. Все вмиг стало сложным и запутанным.
Глядя искоса, он стал изучать ее точеный профиль – высокий лоб, прямой тонкий нос, круглый подбородок. Полные губы… Он понял вдруг, что очень хочет запомнить это лицо. Запомнить на нем каждую черточку, чтобы и через пятьдесят лет с точностью воспроизвести его в памяти.
- Ты обещал водку, – капризничала Кэт, – я успела настроиться на грядущее веселье.
У нее были пушистые, завивающиеся крупными кольцами волосы медового оттенка, который он заметил только что. Густая челка падала на глаза, задевая длинные ресницы. У мочек ушей пряди были подстрижены и непослушно топорщились, от чего их обладательница немного смахивала на мальчишку. Своенравного сорванца.
- Я решил – это чревато, – он пристально смотрел на ее соблазнительный рот, чего она не замечала.
- Наверное, ты решил, что я начну наигрывать на балалайке?
- Понятие не имею что такое бай…лай… Я подумал, ты пустишься в пляс.
- С чего бы вдруг?
- С того, что ты танцовщица. Тебя выдает стать. Ты танцуешь, Кэт?
- Танцую, – ее губы усмехнулись. Он стал рассматривать золотисто-медовые пряди ее волос, заправленные за уши, – С расческой перед зеркалом под Dancing Queen.
- А если серьезно?
- Если серьезно, – она сделала глоток, покрутила шейкой, – да, я занималась балетом до тринадцати лет, пока жила в Питере. Но это было давно и не правда. Мы переехали в США. Волею судеб я поступила в академию искусств в канадском городе Галифакс. Только не проси меня рассказывать тебе про мои студенческие годы, Джерард.
Она повернулась к нему, янтарные глаза встретились с серыми.
- Почему нет?
- Потому что…
«Потому что у тебя красивый до одурения голос, бархатный, с хрипотцой, в лучших традициях романтического жанра. Еще этот акцент… Ах, Джерри, сукин ты сын »…
- Потому что с момента взлета я болтаю без умолку. Ты, что, психоаналитик, чтобы выслушивать мой бред? А может шпион? Ждешь, когда я выболтаю тебе всю подноготную, вплоть до пин-кодов к моим кредитным картам и прочих интимных вещей.
- Твои крединые карты пусты, Кэт, ты сама мне это недавно сообщила, – по-волчьи ощерился Джерард, проводя пятерней по темным волосам.
- Тогда зачем тебе моя болтовня?
- Мне просто нравится наш диалог.
- Монолог, ты хотел сказать, – Кэт опустила ресницы.
- Пусть так. Поговори со мной еще. Расскажи что-нибудь, – он дотронулся до ее кисти, лежавшей на подлокотнике.
- Ладно, – она хотела казаться спокойной. Но на деле давно погрузилась и в его обволакивающий тембр голоса, в его взгляд, в его запах.
У нее нашлось, о чем порассказать. Через несколько часов лайнер зашел на посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке. Крылатую машину легонько тряхнуло, шасси коснулось бетонированной поверхности взлетной полосы, за стеклом иллюминатора в темноте замелькали сигнальные огни. Кэт все еще говорила, все еще рассказывала что-то, Джерард слушал, а турбины, рокоча, гоняли воздух и постепенно стихали.
Глава 3.
Шотландия, XIX век.
- Джон Милле, ты герой!
Одноместный кэб, украшенный потемневшим от старости гербом, выплясывал на кочках и выбоинах. Джон Милле сидел на жестком сиденье позади завернутого в звериную шкуру, патлатого кучера. Любовался пейзажем.
- Ты герой, Джон Милле! – повторил всадник, ехавший верхом на породистом караковом жеребце рядом с экипажем. Это был красивый, плечистый юноша лет двадцати-двадцати двух в плаще и шерстяном берете на темных, вьющихся волосах. – Ты достоин лучшей награды!
- Что во мне героического, Бойс, не скажешь? – Джон подпрыгнул на очередной кочке и мучительно сморщился. На втором часу путешествия по горной дороге его отбитый зад вопиял и молил о пощаде.
- Ты спас меня от смерти, приехав во время, – проникновенно сообщил всадник, сдерживая своего горячего коня, который все норовил пуститься галопом, но вынужден был тащиться рядом с еле ползущей повозкой, – день-два, и я бы благополучно преставился со скуки среди всех этих холмов и долин. Ты глянь, красотища, аж зубы сводит!
Джон послушно огляделся. Всадник не лгал.
Гордые горы, обступившие путь, теснили друг друга гранитными плечами. Над ними рокотало небо. Ветер, пахнущий близким морем, чесал косматые вихры вереска. Из-за склонов холмов выплывали обширные поляны, на них паслись стада высокогорных шотландских коров. Животные, жуя, провожали погромыхивающий экипаж враждебными взглядами из-под спутанных челок.
- Волшебные виды, – подтвердил Джон, – мне кажется, я попал в балладу о Макбете. Все жду, когда из тумана возникнут три ведьмы и начнут предрекать мне будущее. Однако ты упомянул награду, друг. Чем ты собрался наградить меня за приезд?
- Ты забыл, какой завтра день, Банко? – ощерился всадник.
- Первое мая, что с того? Почему ты скалишься, как сатана? Задумал проказу?
- Поверить не могу, ты забыл, что завтра Бельтайн! Ты, сказочник, грезящий о ведьмах, духах и водяных! Друг чертенят и товарищ нечисти, кум призраков, гномий собутыльник, чародей кистей и красок! Забыл, что завтра самый волшебный день в году после Самайна? Праздник кельтского божка Белена, который вызовет с того света орды веселых мертвецов! Завтра у Круга Друидов, что в тридцати минутах езды от моего дома, будет шабаш, Милле. Я отведу тебя туда. Ты попадешь в сказку, в самое пекло!
«Первое мая, – подумал Милле, вслушиваясь в болтовню друга, – надо же, мы не виделись три месяца, а кажется – вчера расстались».
Лайонел Бойс был единственным другом Джона, они вместе учились в Королевской Академии художеств в Лондоне, вместе жили, вместе познавали секреты живописи. Два лучших ученика, одинаково одаренных, но при этом совершенно разных. Один спокойный и рассудительный, второй – настоящий сорванец.
