Но дверь была открыта.
И даже приоткрыта.
Хайд нахмурился и глухо рявкнул.
— Что? — очнулся Игнат.
И Ксюша честно ответила:
— Не знаю, кажется… там воры.
Странно! Зачем им к Ксюше лезть? У нее ведь ничего ценного нет… телевизор и тот старый, и ноут не самый ценный. Из украшений — мамины серьги, цепочка и колечко, но все равно, вряд ли они трудов таких стоят.
— Отойди, — Игнат просто Ксюшу взял — и переставил. За дверь. И, глянув на Хайда, спросил: — Есть там кто?
Пес тряхнул головой.
— Тогда вперед!
Игнат толкнул дверь, осторожно, а сам к стенке прилип, как в кино, когда герой от выстрелов спасается. Но выстрелов не последовало. И Хайд вполне спокойно вошел в квартиру.
— Может, полицию вызвать? — Ксюша опять вспомнила о телефонном звонке.
— Погоди.
Игнат вошел в квартиру следом за Хайдом. Пробыл там недолго, выглянул и пробурчал:
— Никого нет. Спугнули его, наверное. Только… он тут немного… того.
Немного?! Да это ужас просто! Ее курточку и плащик, новый и нарядный, сорвали с вешалки, швырнули на пол. И стойку для зонтов опрокинули! И в кухне высыпали все крупы. Искали что-то? Ксюша слышала, что некоторые люди прячут деньги в банках с крупами. Но она же не такая… и вазоны с подоконника на пол сбросили. А потом еще и прошлись по ним…
— Посмотри, пропало что-нибудь?
В комнате — разгром. Вещи перевернуты, раскиданы. И шкафы открыты, содержимое их на пол вывалено… нет, не искали они ничего, просто громили квартиру.
Диван ножом вспороли.
И любимое бабушкино кресло с кожаной обивкой, которую следовало протирать дважды в месяц специальным составом, но Ксюша забывала это делать.
Ящики, ящички… коллекция дедушкиных табакерок… некоторые раздавлены.
Свитера. Постельное белье.
— Кому ты так насолила-то? — Игнат поднял подушку, из которой вываливались перья.
— Не знаю.
У Ксюши не было врагов. Вот — никогда! У всех были, а она… она как-то умудрялась с людьми ладить. У нее талант такой. А тут вдруг…
— Пропало что-нибудь?
Ксюша пожала плечами: вряд ли. Комп на месте. И телевизор тоже. Интуиция ей подсказывала, что и деньги, которые Ксюша держала в одном местечке — на мелкие расходы, никуда не исчезли. Тот, кто тайно вошел в ее квартиру, желал именно устроить погром.
И у него это получилось.
— Тогда полицию вызывать смысла нет. Не будут они этим заниматься.
Ксюша уже и так это поняла.
— Не расстраивайся, — Игнат сел рядом с ней. — Сама цела — и это главное. А остальное — уберешь… потихоньку.
Ему легко говорить! А как объяснить дедушке про табакерки? Или как Насте сказать, что ее стеклянных кошечек кто-то смахнул на пол? И кошечки… разбились.
За что?!
Игнат вышел и вернулся с кружкой воды, сунул ее Ксюше в руки.
— На, выпей.
— Я не хочу.
— Пей!
И ослушаться его Ксюша не посмела. Она глотала воду и — странное дело — действительно успокаивалась.
— Ну? Легче стало?
Кивнула.
Действительно. Сама — цела. И Хайд — тоже. А с остальным она управится. Могло быть и хуже.
Игнат вновь исчез, а Ксюша, оглядевшись, подняла уцелевшую кошечку. Ей на полке — самое место… и табакеркам. Наверное, сначала надо подмести? Или все собрать, а потом уже подметать?
— Дверь не взламывали, — сказал Игнат, вернувшись. — Хотя замки в ней у тебя паршивые. Придется менять.
— Поменяю.
— Я уже вызвал мастера. Скоро он будет. Ты мне кофе обещала.
— Вы… вам, наверное, лучше уехать. Вы же видите, что здесь творится.
Стекло. Одежда. Пух. И еще — какие-то бусины, Ксюша и сама не помнила, частью чего они были.
— Уеду. Но сначала пусть решится вопрос с замком. У кого твои ключи есть?
У мамы. Папы. У бабушки и дедушки. У Насти, которая изредка к ней заглядывает, иногда — с новым парнем. Настя как-то легко их находит и еще легче расстается. У соседки снизу. И у соседки сверху. А еще запасной — Ксюша вечно ключи теряет, — на работе.
И в бардачке тоже.
По мере перечисления лиц и мест, где имелись запасные ключи от ее квартиры, физиономия Игната вытягивалась все больше:
— Ты… совсем ничего не боишься?!
Он, наверное, думает, что Ксюша беспечная. Папа тоже так говорил, хотя сам сделал дубликаты ключей для своего двоюродного брата, которому надо было где-то переночевать, а Ксюша как раз в отъезде была… приехав домой, она потом бутылки из-под кровати убирала.
— Так уж получилось.
— Ладно, иди… кофе варить.
Ишь, раскомандовался! А между прочим, Ксюша только с понедельника на работу выйти обещала, и сейчас она не на службе. Но возражать ему у нее почему-то желания не было. В конце концов Игнат вовсе не обязан с ней возиться и мастеров ждать, и замки переустанавливать.
К счастью, кухонную посуду неизвестный вандал бить не стал. Или, может, решил, что она небьющаяся? И кофе уцелел. И сахар тоже. Не считая рассыпанных круп и цветов, кухня была, пожалуй, наименее пострадавшим помещением в квартире.
Поставив джезву на сковородку с песком, Ксюша принялась разбирать цветы, успокаивая себя тем, что маленькие кактусы очень живучи. Да и то пострадали лишь горшки. А Ксюша все равно собиралась их поменять на новые, она видела в цветочном магазине нарядные такие, ярко-желтые и мандариново-рыжие… завтра она устроит себе праздник покупок.
К тому времени, как кофе был готов, мастер появился и занялся дверью, а Ксюша более или менее прибралась. И, подумав, что Игнат вряд ли сегодня обедал, она соорудила пару многослойных бутербродов.
— Спасибо, — сказал он, без всякого стеснения подвигая к себе тарелку. — Правило первое: ключи никому не давать. И уж тем более не оставлять там, где их любой взять может.
Это на работе, что ли? Так Ксюша их забрала оттуда.
— Сделать копию несложно. Замки тебе поставят хорошие, но они — тоже не спасение. Правило второе: без своего зверя на улицу не высовываться.
Хайд пришел на кухню и улегся под столом.
— Почему?
— По кочану. Ксюша, ну ты как маленькая! Ну сегодня тебе квартиру разгромили, а завтра тебя в подъезде встретят… хорошо, если просто побьют.
Плохо! Ксюша совсем не желает, чтобы ее «просто побили»!
— Но могут и шилом в бок ткнуть. Это не игрушки! Подумай, кому ты могла так дорогу перебежать?..
Никому!
— Это не случайность, — Игнат откусывал от бутерброда огромные куски и заглатывал их, не пережевывая. — За тобой следили.
Чушь! Кому могло понадобиться следить за Ксюшей? Да кто она такая? Никто!
— Ну, подумай сама. Кто бы это ни был, но он подгадал момент, когда ты на прогулку вышла. И знал примерно, сколько у него времени есть.
Сначала был звонок… странный такой звонок. И выходит, что звонивший дождался, когда Ксюха уйдет гулять — а она всегда, когда нервничает, гулять идет, — и забрался в квартиру?
— Это личное, девочка. А заявление у тебя вряд ли примут… Ты с женатым не спишь?
— Что?! — От возмущения у Ксюши даже дыхание перехватило.
— Не спишь, значит. Бардак устроить — это как-то… по-бабски. Мелочно. Грязно.
А по-мужски, выходит, — это поймать в подворотне и дубиной череп раскроить?
— У подружки парней не уводила? Ну, или я не знаю, что там еще бывает между вами… — Игнат облизал пальцы и сказал: — Вкусно было! И кофе хороший. Давненько такого не пил… А в конторе ты тоже кофе варить будешь?
— Буду.
— Хорошо, — он зевнул и потер челюсть. — С газовыми баллончиками, электрошокерами и прочей ерундой не вздумай связываться. Больше вреда от них, чем пользы. У тебя защитничек имеется… но только все равно, пожалуйста, будь осторожна!
Это Ксюша ему пообещала с чистым сердцем.
Немецкая слобода была близка к Преображенскому, где прошли и детство, и юность Петра. И если само село вызывало в душе царевича смешанные чувства — уж больно глубокий след оставил в памяти лютый стрелецкий бунт, — то Кукуй виделся Петру неким местом, где царили свобода и порядок. Впервые оказавшись на Кукуе, Петр был поражен.
— Дьявольское место! Дьявольское, — выговаривала ему Наталья Кирилловна, с которой сын попытался поделиться своими восторгами. — От чужаков — все зло!
Впрочем, матушка давно уже не понимала его. Любила — это верно, но от любви и заботы, чрезмерной, назойливой, ему становилось душно. Отчего она, женщина умная, сумевшая выстоять в непростые для Нарышкиных времена, теперь отказывалась видеть, что сын ее стал взрослым? Она же словно осталась в том, прошлом времени, где он, непослушный и излишне любопытный мальчишка, рос, окруженный няньками, шептухами и святыми бабками. Их-то в доме привечали, выслушивая куда как внимательнее, нежели самого Петра.
Конечно, к опальному царевичу, пусть и признанному вторым царем после старшего, но бессильного брата Ивана, заглядывали и бояре, из тех, кто готов был ждать. Однако их визиты в памяти Петра остались столь же скучными, как и старушечьи сплетни.