Лишь после войны немецкие генералы признали, что даже в ходе успешных для них приграничных сражений не все задачи, поставленные перед тремя группами войск, были выполнены. Генерал Бутлар писал: «Хотя группа армий «Центр» в результате двух сражений за Белосток и Минск добились решающей победы, приведшей к уничтожению основной массы противника, однако две другие группы армий попросту гнали противника перед собой, не имея возможности навязать ему решающее сражение. Ведя тяжелые кровопролитные бои, войска группы армий «Юг» могли наносить противнику лишь фронтальные удары и теснить его на восток. Моторизованным немецким соединениям ни разу не удалось выйти на оперативный простор или обойти противника, не говоря уже об окружении сколько-нибудь значительных сил русских… Группе «Север» нигде не удалось окружить и уничтожить какие-либо крупные силы противника».
Даже там, где немцы окружали советские части, последние не сдавались врагу. Блюментритт признавал: «Окружения редко были полностью успешными, и большие группы окруженного противника часто выскальзывали из кольца на восток».
Успехи немцев были достигнуты ими немалой ценой. Бутлар писал: «В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе». За это время вермахт потерял 92 тысячи убитыми и ранеными, до половины своих танков и около 1300 самолетов. Бутлар констатировал: «Стало совершенно очевидно, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия данной страны, были совсем непохожими на те, с которыми немцы встретились в предыдущих «молниеносных войнах», приведших к успехам, изумившим мир».
Первые дни войны дали примеры героизма многих советских людей. Гальдер писал: «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». Мужественно сражались защитники Брестской крепости, Перемышля, Лиепаи. Хотя советская военно-морская база Лиепая (Либава) пала 28 июня, немецкий историк Пауль Карелл признавал: «Оборона была организована блестяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатически храбры… Они показали в Либаве наилучшие элементы советского военного искусства. Но эта победа была горьким уроком: в Либаве впервые выяснилось, на что способен красноармеец при обороне укрепленного пункта, когда им руководят решительно и хладнокровно». Немецко-фашистские и румынские захватчики долго не могли занять всю территорию Молдавии. На Крайнем Севере противник не сумел продвинуться далеко от границы. В Историческом музее Мурманска находится пограничный знак заставы Рестикент, которая так и не была сдана врагу за все годы войны.
Упорное сопротивление советских войск сорвало расчеты на быстрый разгром Советского Союза. Явное отставание немецких войск от намеченного Гитлером графика вызвало у него раздражение. Типпельскирх писал: «Когда в июле группы немецких армий еще успешно вели наступление и войска, хотя и с непривычным напряжением, но с чувством уверенности в своем превосходстве сражались с упорным противником, с такой необычной, прямо-таки допотопной страной и с ее коварным климатом, между Гитлером и Браухичем, а также начальником генерального штаба Гальдером возникли разногласия относительно дальнейшего ведения операций. По мере того, как три группы приближались к своим первоначально намеченным целям, эти разногласия все более обострялись».
Вопреки мнению Гальдера и Браухича, считавших необходимым сосредоточить все силы для захвата Москвы, Гитлер приказал направить главный удар на захват Ленинграда, Крыма, Донбасса и подступов к Кавказу. Типпельскирх писал: «Главнокомандующий сухопутными силами после того, как он исчерпал все возможности доказать правильность своих соображений, подчинился данным ему приказам. Но между ним и Гитлером лежала теперь целая пропасть, и, хотя внешние противоречия и были на какое-то время преодолены, это глубокое расхождение готово было проявиться по любому серьезному поводу».
Следствием решения Гитлера была долгая битва за Киев. Хотя она была выиграна немцами, потери в живой силе и технике в ходе боев за столицу Украины, а также утрата времени, были невосполнимыми. И все же Гитлер пытался одержать решающую победу до конца года. К началу октября 1941 г., по свидетельству Гудериана, «три четверти всей германской армии были предназначены для… наступления на Москву». Опять немецким войскам удалось окружить значительное число советских войск, а танкам оказаться в предместьях Москвы. Однако наступление, достигнутое дорогой ценой, захлебнулось.
Став командующим 2-й танковой армией 5 октября 1941 г., Гудериан вспоминал, что «в этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей». На другой день 6 октября «южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».
В эти дни, вспоминал Гудериан, поступали «особенно неутешительные донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились… Потери русских были значительно меньше наших потерь».
После боев 11 октября Гудериан признавал: «В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех».
28 октября, как вспоминал Гудериан, «нам было передано пожелание Гитлера «захватить нашими подвижными батальонами» мосты через Оку восточнее Серпухова». Однако, как признавал Гудериан, «подвижных батальонов» уже не было. Гитлер жил в мире иллюзий».
Г. Блюментритт писал: «С изумлением и разочарованием мы открыли в октябре и начале ноября, что разбитые русские кажется не подозревают о том, что они перестали существовать как военная сила. Сопротивление противника усилилось и сражения стали все более жестокими каждый день».
6 ноября 1941 г. Гудериан написал письмо, в котором говорилось: «Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное… Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться».
После окончания войны из одной книги немецких авторов в другую кочевали обвинения русских морозов в срыве наступления немцев на Москву. Карелл говорил о том, что морозы якобы достигли 54 градусов, а Гудериан писал даже о 68 градусов. О том, что такие морозы превратили бы Москву и Подмосковье в тундру, эти авторы не задумывались. На самом деле, как указывал немецкий военный историк К. Рейнгард, температура воздуха в ноябре под Москвой была на уровне –5 градусов. Ее наибольшее понижение до –20 градусов произошло между 13 и 18 ноября.
Главным фактором, приведшим к разгрому наступавших гитлеровских войск, стала Красная Армия. Маршал Жуков писал: «Нет! Не дождь и снег остановили фашистские войска под Москвой. Более чем миллионная группировка отборных гитлеровских войск разбилась о железную стойкость, мужество и героизм советских войск, за спиной которых был их народ, столица, Родина». Эти качества советские бойцы проявляли в условиях, когда на стороне противника было явное преимущество в численности войск и качестве вооружения.
В то же время очевидно, что германская армия была не подготовлена к зимней кампании и это лишний раз свидетельствовало об авантюризме Гитлера и его военачальников. Генерал Блюментритт признавал, что немецким солдатам «суждено было провести свою первую зиму в России в тяжелых боях, располагая только летним обмундированием, шинелями и одеялами». В то же время, замечал генерал, «личный состав большинства русских частей был обеспечен меховыми полушубками, телогрейками, валенками и меховыми шапками-ушанками. У русских были перчатки, рукавицы и теплое нижнее белье». 14 ноября Гудериан констатировал: «Снабжение войск было плохим… Значительная часть солдат были одеты в брюки из хлопчатобумажной ткани, и это – при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущалась также в сапогах и чулках».
