– Да не был он поначалу ебанутым. Это потом, когда начал по мокрому работать, понравилось ему это дело, только это и стал делать. Мочить, мочить, мочить… Как бешенный стал. Вот его как бешенную собаку и пришили. Въехал?
– Въехал. И что же мне нужно делать, чтобы не сбеситься? Укол принять?
– Думать нужно по-другому. Помочь своей голове остаться нормальной.
– Это еще как? Я не убиваю, не убиваю, это мне только сниться! – замогильным голосом протянул Нолик, пытаясь подражать интонациям гипнотизера.
– Почти. Ты должен понять, что ты не убил ту бабу. Ты просто выполнил свою работу. Усек? Работу. Вроде как не ты ее замочил, а Краб.
– Краб… Краба там не было, между прочим.
– Козел, – без злости сказал Кирилл, – вот это ты бы сам там крутился, за сто с лишним километров от города. И бабу эту самую ты просто мечтал прирезать… Так?
– И мне от этого сразу полегчает.
– Не сразу. Может и не полегчать. Все от тебя будет зависеть. Или ты сможешь или нет.
– А что тогда?
– Тогда? Тогда ты либо себе в конце концов в лобешник пулю вгонишь, либо сопьешь к херам собачьим, на наркоте сгоришь… Либо тебе это дело начнет нравиться. Как Гусю.
Нолик поцокал языком.
– Это ты меня пугаешь?
– А нахрена мне это?
– А нахрена тебе меня предупреждать? Родственник, что ли?
– А и сам не знаю. – Кирилл задумчиво посмотрел на Нолика, – Может мне тебя просто сейчас пришить. Остановить тачку, вывести тебя на морозец и посмотреть, каким ты получишься покойником.
Нолик посмотрел в лицо Кирилла и не увидел на нем даже намека на шутку.
– Чего ты завелся?
– Я?
– Чего ты, в натуре?
– Запомни, Нолик. Ты в моей команде. Я за тебя отвечаю. И мы либо вместе, либо нет. Только если нет – не обессудь. И либо ты делаешь все как я скажу. Либо быть тебе просто полным нулем. Дошло?
– А мне говоришь – работа.
– Говорю.
– А сам…
– А как я тебе смогу доверять, если ты меня не понимаешь? Буду ждать, пока ты меня либо подставишь, либо попытаешься замочить?
Нолик молчал.
– Молчишь? Ну и славно. Будем считать, что твое первое производственное совещание закончилось. И еще…
– Чего?
– Ты про бабу уже забыл. Ведь так? И руки уже не трясутся.
Нолика с удивлением отметил, что озноб ушел. Не было ни страха, ни отвращения. Только усталость и голод.
Они так и ничего не пожрали за весь день. Ездочились до трех часов ночи, да так и не собрались похавать.
– Жрать хочу, – сказал Нолик, глядя перед собой.
– Приедем – накормят.
– Накормят… В кабак хочу.
– Хоти.
– Меня это казарменное положение уже задрало.
– Не ты один. Я своих детей уже две недели не видел. Даже на Новый год к ним не смог заехать.
– Вот и я говорю. Чего это Краб…
– Забыл про Солдата? Ты, может быть, только из-за этого казарменного положения и жив остался. Попал бы под пулю на улице…
Нолику захотелось сплюнуть набежавшую слюну, но открывать окно не решился. Холодно.
– Дом Хозяина точно не тронули бы.
– Так ты действительно решил, что у Хозяина всех наших пацанов спрятали?
– А что – нет?
– А ты подумай, для чего тридцать стволов круглосуточно ошиваются в усадьбе.
– Для чего? Охраняют.
– А это что значит?
– Что?
– А это значит, что Хозяин испугался.
– Брось, – Нолик чуть не засмеялся, – Хозяин испугался! Ты еще скажи, что это сдрейфил Краб.
Нолик это сказал и осекся. А ведь точно! И Краб, и Хозяин… Точно ведь серанули. Ни хрена себе!
Впереди, за голыми деревьями мелькнули огни усадьбы. Кирилл увидел, как оживился Нолик. Из засранца будет толк. Будет. Или он подохнет.
Суета
Охранник на воротах клиники «Гиппократ» Андрей Сергеев чувствовал, что потихоньку засыпает. Напарник его, Михаил Никоненко, сидел возле пульта опершись подбородком на кулак, и дыхание его было подозрительно ровным.
Усну, подумал Сергеев. В принципе ничего особо страшного в этом не было. Никто уже давно не пытался проникнуть на территорию клиники. Нету дураков ссориться сразу со всеми авторитетами города. Беспредельщики и заезжие звери тоже относились к клинике с должным уважением.
– Спишь? – спросил Сергеев у напарника.
– А? Нет, не сплю, – Никоненко помотал головой.
– Спишь, бродяга, – засмеялся Сергеев.
– Хоть спички вставляй!
– Ладно, утром сменят.
Сергеев потянулся, расставив руки в стороны, поправил наплечную кобуру:
– Жарко.
– Пойди, на улице остынь.
– Ага, щас все брошу и пойду на этот колотун.
– Как оно все сразу замерзло вдруг.
– Ты как думаешь, – спросил Сергеев, – зачем среди ночи приезжал Краб?
– Ты бы у него и спросил. Всего… – Никоненко посмотрел на часы, – всего пятнадцать минут назад он выезжал. Вышел бы и спросил, какого хрена, мол посторонний приходил в клинику.
Сергеев на иронию не отреагировал. Он великолепно понимало, как собственно, и Никоненко, что так свободно пропустив Краба в клинику и обратно, они, по большому счету, нарушили инструкцию. Но ведь это был Краб.
И не смотря на то, что это был Краб, обоим было неприятно. Обычно они чувствовали себя людьми значимыми. Самые крутые посетители терпеливо ждали, пока они разрешат въехать. А Краб словно поставил их наместо. Лакей всегда останется лакеем.
– По кофейку? – спросил Сергеев вставая.
– По крепкому кофейку.
– Будет исполнено, – Сергеев взял было в руки кофеварку, но Никоненко вдруг наклонился к монитору – что там?
– Кто-то подъехал к воротам.
Сергеев через плечо Никоненко тоже наклонился к пульту. Какой-то жигуль.
– Дай увеличение.
Никоненко передвинул переключатель и изображение машины на экране приблизилось.
– Ни хрена себе! – протянул Никоненко.
В лобовом стекле машины виднелось два отверстия от пуль.
– Кажется, клиент подъехал, – сказал Сергеев.
– Выйди, посмотри.
– Иду.
Сергеев расстегнул кобуру, надел пиджак, подошел к двери и подождал, пока Никоненко с пульта ее откроет. Автоматический замок щелкнул.
Градусов двадцать мороза. Изо рта повалил пар. Разгоряченное лицо стало легонько покалывать. Сергеев застегнул пиджак и почти пробежал десять метров до ворот.
Ворота приоткрылись так, чтобы пропустить охранника.
В белой «девятке» кроме водителя не было никого, он лежал лицом на руле.
Охранник посмотрел по сторонам. Пусто. Прожектора ярко освещали все подходы и салон машины. Только один водитель.
Сергеев осторожно приоткрыл дверцу машины со стороны водителя.
– Живой?
Тишина. Потом водитель попытался поднять голову, захрипел и стал сползать в сторону, в ноги Сергеева. Тот успел подхватить падающего. Тяжелый, зараза.
Сергеев повернулся к камере над воротами и махнул рукой.
– Что там? – через динамик на воротах спросил Никоненко.
– Черт его знает! Без сознания.
– Что?
– Без сознания! – крикнул Сергеев в сторону микрофона на воротах.
– Вызвать врача? – прохрипел динамик.
– Я тут околею, пока они приедут. Помоги его затащить!
– Я вызову, – сказал Никоненко.
– К Крабу сам выскочил бы, – зло выкрикнул Сергеев.
Тело водителя сползало на землю, выскальзывая из рук. Еще и мороз. Если Никоненко действительно станет вызывать дежурного врача клиники, то это займет не меньше получаса. Пока проснется, пока поднимет водителя, пока тот выгоним машину…
Ворота клиники открылись, из домика вышел Никоненко, застегивая на ходу пиджак.
– Я сейчас! – крикнул он.
Сергеев попытался поудобнее перехватить тело, потащил его из машины:
– Давай быстрее!
Никоненко подбежал, взял водителя «девятки» за туловище:
– Куда его ранило? Еще кровью выпачкаться не хватало.
– Не видел, – ответил Сергеев.
Куда же его? Сергеев вздрогнул. Запах. В машине не пахло кровью. Немного бензином, чем-то кисловатым. Порохом. В машине еле слышно пахло порохом.
Сергеев не успел ни выпрямиться, ни бросить раненого. Расслабленное до этого тело вдруг напряглось и словно бы взорвалось в движении.
Никоненко отлетел от машины и замер неподвижно. Горло Сергеева словно сжала петля, в лицо ткнулось что-то твердое, остро пахнущее порохом. Ствол, понял Сергеев.
– Не нужно дергаться, – сказал водитель, – внимательно посмотри на пистолет. Что там у него на стволе?
Тиски на горле у Сергеева немного ослабли.
– Глу… глушитель.
– Вот именно – глушитель. Как ты думаешь, почему я просто не перестрелял вас двоих?
Сергеев закашлялся.
– Правильно, я не хочу вас убивать.
Никоненко завозился на земле. Нападавший, увлекая за собой Сергеева, приблизился к Никоненко и ударил рукоятью пистолета за ухо.
– Хорошо у тебя приятель удары держит. А ты как? У меня есть предложение – давай посотрудничаем. Обещаю, всего минут на тридцать. Никто даже не узнает. Идет?
Сергеев прохрипел что-то утвердительное.
