Казалось, что я слился с машиной. В таком большом «ситроене» задние сиденья расположены достаточно далеко, чтобы их пассажиры не дышали вам в затылок; от наших мы уже полчаса не слышали ни звука. Они как будто исчезли, превратившись в неодушевленный груз, значивший не более чем обрывки смутных воспоминаний. Остались только мы с Харви в темной кабине автомобиля, летящего сквозь ночь со скоростью пули.
Это был один из тех случаев, когда всем своим существом ощущаешь, что машина не подведет. Мне казалось, что я наизусть знаю это ранее не знакомое шоссе и с точностью могу сказать, когда будет крутой поворот, очередной спуск или подъем-Порой такое случается, и если у вас возникает подобное чувство, то вы на какое-то время в безопасности. Но хуже нет, когда оно исчезает, а вы этого не замечаете.
Часы на приборной панели показывали половину четвертого. Два часа до рассвета. Шестнадцать часов до Лихтенштейна.
Глава 6
В четыре часа утра мы въехали на центральный проспект Ванна, с обеих сторон обсаженный деревьями. Это был самый крупный город, попавшийся нам за последний час.
Я повернулся к Харви.
— Прямо перед вами в кармане лежит путеводитель Мишлена. Будьте добры, найдите, где здесь почтамт. Я хочу позвонить Мерлену, если, конечно, там есть телефон.
— Зачем?
— Он просил меня поддерживать связь. Возможно, он сумеет выяснить что-нибудь об убийстве в Кемпере, это может нам пригодиться.
Харви принялся листать путеводитель.
— Так, вот здесь поверните направо, теперь прямо по этой площади. Почта будет ярдов через двести по правой стороне.
Я подкатил к темной телефонной будке и выключил мотор. Наступившая тишина настолько поразила меня, что я невольно испугался, какой же, должно быть, шум издает «ситроен», но тут же мотнул головой — слишком мало мы проехали, чтобы начинать нервничать.
Будка была открыта, и довольно быстро мне удалось разбудить телефонистку. Я попросил соединить меня с парижским номером Анри.
Телефон прозвонил несколько раз, а затем заспанный женский голос произнес:
— Алло?
— Est il possible de parler a Henri? Voici Caneton[18]. Короткая пауза, потом:
— II vous donnera un coup de telephone dans quelques minutes. Quel est le numero?[19]
Я продиктовал ей номер, повесил трубку и вернулся к машине.
— Еще не дозвонился, — сказал я Харви. — Он нам перезвонит. — Усевшись на переднее сиденье, я закурил сигарету.
— Зачем вы ему звоните? — спросил Маганхард.
— Хочу рассказать, что случилось с его человеком в Кемпере, и посмотреть, как он на это отреагирует. К тому же он может что-нибудь посоветовать.
В голосе Маганхарда появились металлические нотки.
— Мне казалось, что вы специалист.
— Специалист — это тот, кто знает, когда обратиться к специалистам.
Зазвонил телефон, и я поспешно выскочил из машины.
— Месье Канетон? — послышался голос Анри.
— Привет, Днри. Плохие новости: ваш кузен в Бретани болен, очень болен.
— Плохо. Как это случилось?
— Неожиданно… очень неожиданно. Как вы считаете, что мне делать?
— Он… о нем хорошо позаботились?
— Там, где он находится… день-другой с ним все будет в порядке.
— Тогда, я полагаю, вам следует ехать как ехали. Вы звоните из Ванна?
— Да. Я просто беспокоился, что болезнь может оказаться… заразной. Вы не в курсе, в последнее время ему не приходилось бывать рядом с источником эпидемии?
— Пока ни о чем таком не слышал, утром выясню поточнее. Вы мне перезвоните?
— Непременно. Спокойной ночи, Анри.
— Aurevoir, Caneton (До свидания, Канетон (фр).).
Я сел в машину и завел мотор.
— Он ничего не знает… Мы можем повернуть отсюда в сторону Ренна, потом на Ле-Ман, а дальше — по северной трассе, но дорога там неважная. Мне кажется, лучше продолжать двигаться к Нанту. — Большой желтый трейлер «берлие» вывернул из-за угла и пронесся мимо, сотрясая все вокруг.
— Ну ладно, поехали, — бросил Харви. — К завтраку на дороге будет полно этих штуковин.
Шоссе стало прямее, и я увеличил скорость. В свете фар все чаще мелькали окруженные зеленью фермерские домики. Мы почти выехали за пределы Бретонского полуострова, однако я уже не чувствовал дорогу так, как раньше. Мы по-прежнему двигались вперед, но магическое ощущение слияния с дорогой было потеряно.
Время от времени нам попадались трейлеры и грузовички с окрестных ферм, выбрасывавшие из-под задних колес потоки воды и грязи, издали похожие на клубы дыма. Я понял, что мы должны оставлять за собой след наподобие кильватерной волны от торпедного катера, я успокоился: при всем желании никто не смог бы разобрать наш номер.
Все молчали, только иногда вспыхивал огонек зажигалки, когда Харви или девушка прикуривали. Начался последний и самый долгий час перед рассветом. Это время, когда вдруг понимаешь, что не удалось накопить сил для нового дня; время, когда больным начинает казаться, что ночь тянется бесконечно, и они сдаются и умирают… время, когда опытный наемный убийца сидит в засаде, поджидая свою жертву.
Но, как ни странно, ничего не произошло. Вскоре после пяти мы миновали Нант, проехав мимо центра через юго-западные пригороды.
— Как у нас с горючим? — поинтересовался Харви.
— Кончается, но до Анжера, думаю, хватит. Пока что мы проехали двести пятьдесят километров.
— А мы не могли бы остановиться и позавтракать? — спросила мисс Джармен.
— Где-нибудь в районе Тура.
— Почему так долго?
— Там больше туристов, чем в других окрестных городах, а значит, приезжие не так хорошо запоминаются.
Мы продолжали двигаться по направлению к долине Луары по шоссе № 23. Хорошая, удобная дорога, за исключением тех отрезков, где она делала крутые изгибы по направлению к деревушкам, разбросанным вдоль реки. Транспорта заметно прибавилось: грузовички с рыбой, ехавшие от моря, другие — с овощами из близлежащих деревень. Стало гораздо больше тяжелых трейлеров: «берлие», «сомюры», «савьемы», «юники» и цистерны-«виллемы». Все эти махины имели вид плечистых приземистых солдат французского Иностранного легиона и ту же привычку сметать все на своем пути.
* * *
Понемногу начало светать: очертания деревьев и домов все четче проступали на фоне неба, свет фар казался бледнее. Мы ехали с приличной скоростью, к тому же встречный ветер начал разгонять тучи и дождь ослабел.
Когда стало достаточно светло, я повернул зеркало заднего обзора так, чтобы иметь возможность получше рассмотреть наших пассажиров.
На первый взгляд Маганхарду можно было дать около пятидесяти; его тяжелое квадратное лицо, лишенное каких-либо запоминающихся черт, застыло в недоверчивой гримасе. Густые черные волосы были аккуратно зачесаны назад. Он сидел совершенно неподвижно, напоминая металлическую статую периода 30-х годов, когда было принято передавать внешность мягко и стилизованно, дабы подчеркнуть, что это Настоящее Искусство.
На нем были квадратные очки в толстой черной оправе и бронзового цвета дождевик очень простого покроя; на запястьях поблескивали часы и золотые запонки прямоугольной формы работы одного из тех скандинавских дизайнеров, которые могут заставить нержавеющую сталь выглядеть на миллион долларов, а золото — на пятьдесят центов.
Мисс Джармен, напротив, производила совершенно иное впечатление.
У нее было изящное бледное лицо правильной овальной формы, с тонкими изогнутыми бровями, подведенными карандашом, которое не портило даже выражение легкого высокомерия. Две длинные пряди каштановых волос свободно спадали на плечи, как у Греты Гарбо (Грета Гарбо (настоящая фамилия Густавсон, 1905–1990) — известная американская киноактриса.) в роли королевы Кристины. Она крепко спала, плотно сжав губы.
Во многом она выглядела полной противоположностью своему шефу, хотя в чем-то они были схожи. По крайней мере было понятно, почему она сидела у него в приемной, и, на мой взгляд, это было единственное место, где он хотел ее видеть. Такой девушке, как эта, ничего не стоило выставить за дверь обладателя нескольких миллионов, при этом совершенно не ранив его чувств.
Скорее всего именно это качество и позволило ей купить котиковую накидку — на деньги Маганхарда, но абсолютно не в его стиле. Это была довольно легкомысленная вещица, стянутая поясом, под ней виднелась белая блузка.
Я покосился на Харви, вернул зеркало на место и вновь уставился на дорогу. Около шести утра впереди показался Анжер. Несмотря на хорошее шоссе, я был вынужден сбросить скорость, поскольку нас то и дело обгоняли огромные грузовики.
Мы медленно катили по широким пустым улицам мимо высоких старинных домов с окнами, закрытыми жалюзи. Когда французский город погружается в сон, он словно вымирает. Поэтому я никак не мог отделаться от ощущения, что еду через кладбище, и, сбросив скорость, старался ехать как можно тише.
