Пьяные солдаты заревели в один голос, что это — самые умные слова, какие они слышали с начала осады. Но, добавили храбрые воины, нас мало, а комендант города — человек крутой и шутить не любит. А потому каждого, кто бескорыстно ищет справедливости, ждет виселица.
Тогда рябой понизил голос и, обведя всех пылающим взором, произнес:
— Сговоримся с верными друзьями и завтра после вечерни подпалим в сумерках город! Тогда все кинутся тушить пожар и никто нам не помешает!
Тех, кто был потрезвее, охватил страх; они притихли и начали оглядываться по сторонам, прикидывая, как бы им сбежать из этой опасной компании. Все же остальные заявили, что это отличный план. А рябой продолжал подстрекать пьяных солдат, говоря:
— Нас много! Мои приятели толкуют в других местах о том же самом и собирают по всему городу храбрецов, которые не побоятся пойти на это дело!
Он достал еще один кошель золота, высыпал монеты на стол и добавил:
— Прямо тут плачу по пять гульденов каждому, кто обещает поджечь какой-нибудь известный ему дом.
Тогда трактирщик бросил бочки с вином на произвол судьбы и пулей вылетел на улику; несколько человек потрезвее последовало за ним. А Антти к моему великому изумлению вдруг начал громко орать с потемневшим от гнева лицом:
— Этот обманщик и подлый изменник пытается подкупить нас турецким золотом! Надаем ему по морде и отведем к коменданту!
Напрасно дергал я его за рукав, шепотом умоляя заткнуться. Когда рябой, выхватив меч, бросился на Антти, брат мой перевернул стол, швырнул противнику в голову пустой бочонок, обезоружил негодяя и стал звать коменданта.
Тут поднялся страшный шум, на улице перед дверями кабачка послышался мерный топот стражи, и через несколько минут мы уже выволокли несчастного предателя наружу; подгоняя его пинками и осыпая проклятиями, мы повели его в ратушу, чтобы рассказать там о его преступлении.
И такое случилось не только в нашем кабачке. Со всех сторон под барабанный бой в ратушу вели вояк, которые очень уж щедро швырялись деньгами. А когда мы добрались до площади перед ратушей, там уже шумела огромная толпа, громко проклинающая изменников.
И спасая собственные шкуры, мы с Антти тоже возмущенно вопили — да еще старались перекричать всех вокруг.
Потом Антти сказал вполголоса:
— Немного постоим тут для верности. Никому не придет в голову искать нас здесь. Жаль, что не удалось досмотреть до конца эту комедию в кабачке, но тот дурень все равно бы попался — слишком уж он был болтлив.
— Почему ты остановил его? — горько упрекнул я брата. — Он бы все сделал за нас, а мы бы сидели сложа руки и спокойно ждали бы янычар, теперь же нам надо, не теряя ни минуты, закупать дрова и смолу, иначе мы рискуем вызвать гнев великого визиря.
Антти изумленно уставился на меня.
— Ты что, совсем рехнулся, Микаэль? — прошипел он. — Этот человек выдал не только все планы визиря, но и день их осуществления! Нам тут больше делать нечего, и думать нам теперь надо лишь о том, как унести отсюда ноги. А виноват во всем великий визирь. Ему бы стоило помнить, что у семи нянек дитя без глазу.
Тем временем в ратуше устроили короткий суд над изменниками. Двоих тут же казнили, чтобы немного утихомирить жаждущую крови толпу, остальных отправили в камеру пыток.
Однако народ на площади не успокоился. Люди начали подозрительно коситься друг на друга, а какие-то солдаты закричали, что это евреи сговорились с султаном, и толпа ринулась в еврейский квартал. Но комендант послал войска, и те не допустили серьезных беспорядков.
Но из-за всех этих событий нам лишь с большим трудом удалось разыскать еврея Аарона, а когда на другой день мы все-таки нашли его, Аарон, тощий человек болезненного вида, не взял у нас перстня визиря и заявил, что ничем не может нам помочь. Однако он позволил нам остаться у него в доме до следующего дня, поскольку мы просто не знали, куда нам деваться.
Под вечер, когда приближался час, назначенный визирем, Антти проговорил:
— Мне хочется совершить хоть что-нибудь — просто чтобы заслужить этот перстень, от которого отказался Аарон. Сил моих больше нет лежать на жестком полу в этой нищей лачуге. Давай-ка прогуляемся по Вене да взглянем на королевские склады и арсеналы, братец Микаэль. Может, нам и удастся разжечь во славу Аллаха хоть какой-нибудь маленький пожарник. Правда, он все равно не доставит большой радости великому визирю...
Но обойдя весь город, мы выяснили, что арсенал, конюшни и склады бдительно охраняет множество стражников. Так что у нас не было ни малейшей возможности устроить поджог и хоть частично выполнить таким образом обещание, которое мы дали великому визирю.
6
Слоняясь по городу, мы забрели на рынок, где множество плачущих женщин толпилось вокруг котлов, в которых милосердные монахи варили еду для беженцев.
В одном из прилегающих к рынку переулков я наткнулся на девушку, сидевшую на пороге покинутого дома. Закрыв голову краем юбки, она застыла в немом отчаянии. Тронутый ее горем, я заговорил с ней и протянул ей несколько мелких монет. Но девушка, сердито посмотрев на меня, буркнула, что она — не распутница, любовь которой можно купить за деньги.
Взглянув на ее прелестное личико, я страшно разволновался, ибо понял, что передо мной — одна из тех женщин, которые побывали в турецкой неволе и благодаря Антти бежали из плена.
Девушка тоже сразу узнала Антти и, вскрикнув от изумления, сказала на ломаном немецком:
— Я видела вас в турецком лагере! Как же так получилось, что вы свободно расхаживаете по городу, хотя жестокие немцы хватают и вешают всех, кому удалось бежать от турок? Меня изнасиловали, едва я спустилась со стены, хотя даже турки берегли мою честь, чтобы подороже продать меня на невольничьем рынке.
Я Христом Богом попросил ее замолчать и не привлекать к нам внимания стражников, признавшись, что жизнь наша теперь — в ее руках.
Но уговаривая девушку не губить нас, я тем временем успел разглядеть, что она очень красива и что черты ее личика тонкие и правильные, хотя волосы ее и были спутанными и мокрыми от дождя, а платье — рваным и заляпанным грязью. Я спросил у девушки, кто она и откуда, и красавица, не таясь, ответила, что бежала вместе с родителями из Венгрии, где отец ее владел обширными поместьями на границе с Трансильванией. В пути беженцев настигли турки, убили всю семью и пощадили лишь ее одну, уведя в неволю с петлей на шее.
Очутившись же в Вене, девушка искала покровительства у главнокомандующего королевскими войсками, но в ответ на свои просьбы услышала лишь издевательства, оскорбления и насмешки.
Отца ее назвали венгерским бунтовщиком, а ей самой заявили, что каждая венгерская свинарка, сумевшая убежать из турецкой неволи, едва попав в Вену, сразу оказывается дочерью венгерского вельможи.
Но красота ее тронула в замке сердца нескольких знатных господ; они готовы были сжалиться над бедняжкой и платить ей хорошие деньги за то, что она станет спать с ними, — если она решит объявить себя куртизанкой и начнет, как другие порядочные женщины, честно зарабатывать себе на хлеб.
Несчастная пыталась найти убежище в монастыре, но оттуда ее прогнали, поскольку она вынуждена была признать, что уже не девушка.
Совсем ослабев от голода, она дважды просила еды у проходивших мимо солдат, но оба раза все кончалось тем, что ландскнехты, обещав помочь ей, затаскивали ее в какой-нибудь переулок, быстро насиловали и бросали в грязи. И сейчас красавица сказала нам:
— Я готова на все — только бы мне вернуться на родину, под покровительство турок и короля Сапойаи. Может, он позволит мне владеть поместьями моего отца, поскольку я — единственная наследница, оставшаяся в живых; и тогда король, конечно, захочет выдать меня замуж за одного из своих любимцев. Думаю, что даже турки не смогут относиться ко мне хуже, чем здешние христиане.
В этот миг я почувствовал, что на меня падают крупные капли дождя. Антти посмотрел на мрачные тучи и сказал:
