– Ишь ты, какая красотка!
Эйвион вздрогнула, глянув. Перед ней сидел человек – такой странный, что она оторопела. Настолько маленький, что из-под столешницы виднелась только его голова, а руки он положил перед собой, высоко задрав плечи.
«Карлик», – подумала Эйвион. Она никогда не видела карликов. С несоразмерно большой головой, крупным, выдающимся вперёд лбом, вдавленным носом и вывернутыми наружу толстыми губами. Руки у него были длинные и, похоже, когда он стоял, доставали до колен.
– Что, Данбур, нашёл подружку себе под стать? – насмешливо крикнул кто-то.
Маленький человек презрительно повёл плечом.
– Тебе, Мадог, и такую за счастье заиметь, – фыркнул он. – На твою кочерыжку разве что мыши клюнут.
Ответом был громкий хохот. Сальная шутка карлика заметно разрядила обстановку: челядь вернулась к еде и пиву.
– Моё имя – Корах, – буркнул он.
Эйвион робко взглянула на него.
– Тот человек назвал вас Данбуром.
– «Дан бур» значит «под столом». Если хочешь, можешь называть меня и так.
– Я поняла, сир Корах.
– Какой я тебе сир?! Ну-ка, закрой слева ладонью.
Эйвион подняла было руку, но тут же положила её обратно на колени.
– Не буду, – сказала она.
– Хм, – фыркнул карлик, – ну и ладно. Я и так вижу, что красотка. Полкрасотки. Это как же тебя угораздило?
– Пожар, – сказала Эйвион, – давно, в детстве.
Корах кивнул.
– Я так и подумал. А то тут один болван, из тех, что тебя привезли, уже уши всем прожужжал про ведьм всяких да про чудовищ.
– Чудовища бывают.
– Да ну?
– Правда.
Карлик глянул на неё исподлобья.
– И Чёрная Дева бывает? – спросил он без тени ухмылки.
Эйвион поджала губы.
– Ну, ладно, – миролюбиво сказал он. – Я иногда бываю зол. И с маленькими девочками нечасто общаюсь.
– Я не маленькая.
Карлик фыркнул.
– Я заметил. Ещё годик – и это платье у тебя на груди лопнет. Тс-с… – тут же добавил он. – Не обижайся. Расскажешь как-нибудь… про чудовищ.
– Хорошо. – Эйвион решила не обижаться и, чуть помолчав, спросила: – А кем вы здесь служите?
– Никем. – Карлик пожал плечами. – Я был любимой игрушкой её светлости Мейнир, но старушка год назад отбросила копыта. А старик Марред меня на дух не переносит.
– Почему?
– Потому что он уродливей меня. – Корах ухмыльнулся. – Так что теперь я не при делах. А ты, говорят, дочка Тарена Ллира? Я его знал.
– Знали? Расскажете мне как-нибудь про него?
– Разумеется. Ты – мне, я – тебе.
Возле стола появилась Айрис, слегка растрёпанная и запыхавшаяся. В руках она держала две плошки – с кашей и куском пирога.
– Вот те раз! – Корах вздёрнул брови. – Ещё одна девица. Целая. Итого – два с половиной человека необычайной красоты.
Он слез со скамьи и, не попрощавшись, ушёл. Ноги у него были короткие и кривые.
– Кто это? – спросила Айрис, проводив его неприязненным взглядом.
– Его зовут Корах, – сказала Эйвион и, подумав, добавила: – И он не злой.
– По виду не скажешь. Похож на дверга. Рассказывай, где была.
Торопливо глотая кусок за куском, Эйвион в нескольких словах поведала о лорде Марреде и о том, что через два дня она поплывёт с сиром Гаретом в Ллир.
– А по дороге – это его милость приказал, – надо будет победить разбойников в Глотке Тролля. Помнишь, сир Гарет о них говорил?
Айрис слушала, открыв рот.
– Ух ты, сплошные приключения, – пробормотала она, но больше сказать ничего не успела.
Перед девушками стоял сир Гарет, а чуть позади него – высокая женщина с суровыми чертами лица. Волосы у неё были забраны под белоснежный чепец.
– Госпожа Ллир, – произнёс рыцарь, – это Ингунда. Она покажет вам вашу комнату.
Ингунда приветствовала Эйвион лёгким наклоном головы.
– Прошу следовать за мной.
Комната оказалась в одной из башен Керка, так высоко, что Эйвион даже чуть запыхалась карабкаться по крутой лестнице.
– Сюда, – сказала Ингунда, толкнув небольшую дверь, всю в оковках. – Камин уже зажгли, так что не замёрзнете.
Эйвион вошла – и обомлела. Рядом с ней стояла Айрис, тоже раскрыв рот от изумления.
Стены комнаты до высоты человеческого роста были обшиты резными деревянными панелями, тёмными от времени; на красно-жёлтых гобеленах скакали в бой рыцари; в шкафу поблёскивала серебряная с виду посуда, а на столе замысловатым деревом высился огромный канделябр с полудюжиной свечей. Два кресла с подушками, а в дальнем углу – почему-то именно это в первую очередь бросилось Эйвион в глаза, – кровать. Не особенно большая, но высокая, с тремя ступеньками, а над ней – балдахин на витых столбах. В другом углу полыхал камин, распространяя вокруг живительное тепло.
– Это – комната Олуэн, старшей дочери его милости, – пояснила Ингунда. – Уж пустует давно, но здесь прибрались.
– А где она?
– Замужем за сыном графа Деверо. Как уехала, так и с концами. Горничная ваша может там ночевать, – домоправительница указала на дверку в стене, которую Эйвион сразу не заметила. – Там же купель есть. Сейчас распоряжусь, воды натаскают. Платье к утру принесу. – Ингунда оценивающе глянула на Эйвион. – Уж больно вы тоненькая, наряды её милости не подойдут.
Она повернулась к двери.
– Если что потребуется, у кровати шнур есть.
– Спасибо вам, – сказала Эйвион.
Домоправительница улыбнулась.
– Не за что. – Она нырнула в дверь, покачивая головой, и до Эйвион донеслось едва слышное: – Бедняжка…
Эйвион вздохнула, но тут же принялась обходить опочивальню: с робостью дотронулась до резных спинок кресел, провела рукой по бахроме подушек и, наконец, остановилась возле кровати. Там была перина, белая и мягкая, судя по ощущениям – пуховая.
– С ума сойти, – потрясённо проговорила Айрис. – У Дилис Блойдеин сарай по сравнению с этим. Я видела её покои.
Она с осторожностью уселась в одно из кресел, поёрзала для удобства, но тут же вскочила, услышав скрип двери.
В комнату вошёл нечёсаный мужчина, глянул на девушек исподлобья.
– Вода, – буркнул он, и за ним потянулась целая вереница подростков, каждый с двумя вёдрами в руках.
– Живей, живей, – бурчал мужчина, и мальчишки один за другим шныряли за вторую дверку, туда-сюда. Эйвион с изумлением следила за этим действом: воды они натаскали вёдер тридцать, а то и больше. Под конец мужчина кособоко поклонился и, пятясь задом, вышел.
– С ума сойти, – повторила Айрис, как-то неопределённо посмотрев на свою подругу. – Ты прямо как настоящая… э-э, а ты кто? Баронесса?
Эйвион покачала головой.
– Нет. Отец простым рыцарем был. – Взглянув в распахнутые глаза Айрис, она хмыкнула. – Да ну тебя. Пойдём посмотрим, что там.
Вторая комната оказалась меньше и намного проще первой: без камина, с несколькими сундуками и обычным топчаном у стены. Но в её середине стояло чудо – медная начищенная до блеска купель, не какой-нибудь таз, а самая настоящая ванная.
– О-о, – протянула Эйвион с тихим восторгом, – давай вместе.
Айрис сбегала в опочивальню, откуда притащила две свечи. Улыбнувшись друг другу, девушки одновременно скинули платья и, затаив дыхание, залезли в тёплую, даже почти горячую воду. Они нежились, потом тёрли себя и друг друга, смывая недельную грязь, а под конец, окончательно развеселившись, принялись брызгаться.
Раздался стук, и обе они встрепенулись, почти испугавшись.
– Кто там? – крикнула Айрис.
Из-за створки двери высунулась уродливая голова карлика Кораха.
– Чего тебе? – грозно спросила Айрис.
Корах состроил гримасу и, протиснувшись целиком, уселся на табурет.
Эйвион немного смутилась.
В Озёрном Лугу имелась общественная баня, в которой по заведённому порядку раз в месяц вся дворня мылась и плескалась без различия полов и возрастов, но сама Эйвион туда не ходила. Сначала – опасаясь насмешек из-за своей внешности, а потом потому, что матушка Маргет объяснила ей, что дочери рыцаря негоже купаться вместе с челядью.
– Чего тебе, Корах? – спросила Эйвион, опустившись в воду поглубже, однако купель была всё же не настолько велика. Корах, впрочем, не обратил никакого внимания на её смущение.
– Вот что, – серьёзно сказал он, – у меня предложение к госпоже Ллир. Чую – не усну, пока не скажу. А то вдруг завтра не получится. А вы уже, кажись, не завтра, так послезавтра поутру уедете.
– Ты о чём?
– Мне в Керке делать нечего. Работы для меня здесь нет, а к объедкам я не привычный. – Маленький человечек пожевал губами. – Я б поехал с вами. Зачем – не могу сказать, проку от меня немного. Но без господина иль госпожи жить трудно. По мне лучше служить честно, чем подачками питаться. Читать-писать я, правда, не умею, но знаю кучу песен и не очень смешных шуток, и вообще много того, что здешним олухам и не снилось. Женские надобности всякие мне знакомы: как-никак десять лет её милости Мейнир прислуживал.