— Когда ты увидишь эту другую женщину… — проговорила она.
Она снова стала застенчивой, и тогда ему пришлось внушить ей, что застенчивость автоматически означает для неё боль.
Её это не возмутило, а физически порадовало, поскольку для нее эротическая любовь означала определенную дозу грубости и боли.
Глава 5
Трое чужаков, похоже, бежали из самых глубин храма Оллимамла, всего на несколько минут опередив фон Турбата. Они тоже были светлокожими. Одна из них — черноволосая женщина, которую Калатол, очень ревнивая и не склонная кого-то хвалить, тем не менеё назвала самой прекрасной из всех, кого она когда-либо видела.
Спутниками её были огромный, очень толстый мужчина и другой, низенький и тощий. Все трое носили странную одежду, и никто из них не говорил по-тишкетмоакски. Они разговаривали на вишпавамл, литургическом языке жрецов. К несчастью, спрятавшие эту троицу воры знали только несколько слов вишпавамла, да и те из ответов мирян во время служб.
Тут Кикаха понял, что эти трое — Господы. Повсюду в этом мире литургический язык был языком Господов.
Их бегство от фон Турбата указывало, что они лишились собственных вселенных и укрылись в этой.
Но какое имел отношение мелкий король фон Турбат к делам, связанным с Господами?
— За эту троицу предложена награда? — поинтересовался Кикаха.
— Да, десять тысяч кватлумлов за каждого, а за тебя — тридцать тысяч и высокий официальный пост во дворце императора. И даже возможно, хотя на это только намекалось, брак с членом царской семьи.
Калатол замолкла. её желудок глухо заурчал, словно переваривая предложенные награды. Сквозь вентиляционные шахты в потолке слабо затрепетали голоса. В комнате, где царила прохлада, стало жарко.
Из подмышек у Кикахи сочился пот, темно-бронзовая кожа женщины производила на свет бронзовых головастиков. Из средней комнаты, кухни-ванны-туалета, доносились журчание воды и тихие водяные голоса.
— Ты, должно быть, упала в обморок при мысли обо всех этих деньгах, — проговорил Кикаха. — Что помешало тебе и твоей шайке заполучить их?
— Мы воры и контрабандисты, даже убийцы, но не предатели! Розоволикие предложили эти…
Она оборвала фразу, увидев, что Кикаха усмехается, и усмехнулась в ответ:
— То, что я сказала, правда. Сумма, однако же, огромная. А поколебаться нас заставила, если тебе требуется знать, хитрый ты койот, мысль о том, что произойдет после того, как уйдут розоволикие, или если случится бунт. Мы не хотим, чтобы толпа разорвала нас на куски или подвергла пыткам из-за того, что некоторые люди могут счесть нас предателями.
— А также?
Она улыбнулась и продолжила:
— А также трое беглецов предложили заплатить нам во много раз больше того, что предлагали розоволикие. если мы выведем их из города.
— А как они это сделают? — подумал вслух Кикаха. — У них на счету нет ни одной вселенной.
— Что?
— Они способны предложить вам что-нибудь осязаемое прямо сейчас?
— На всех были драгоценности, стоившие больших наград, — ответила она, — некоторые были такие, что я не видела ничего похожего. Они не от мира сего!
Кикаха не сказал ей, что это выражение было буквально правдой.
Он собирался спросить ее, не имелось ли при них оружие, но сообразил, что даже если у троицы таковое имелось, она не признает в нем оружие, а троица, разумеется, не станет сообщать об этом своим провожатым.
— А как насчет меня? — осведомился он. Он не спросил, что предложила троица, кроме драгоценностей.
— Ты, Кикаха, любимчик Господа, или так, во всяком случае, говорят, что ты знаешь, где спрятаны сокровища земли. Разве бедный человек вернул бы большой изумруд Ошкоациу?
— Розоволикие скоро забарабанят в твои двери, — сказал вместо ответа Кикаха. — Они перевернут весь этот район вверх дном. Куда мы отправимся отсюда?
Калатол настояла на том, чтобы он дал ей завязать себе глаза, а потом надеть на голову капюшон. Находясь не в таком положении, чтобы спорить, он согласился. Она удостоверилась, что он в капюшоне не мог ничего увидеть, а затем быстро повернула его несколько раз вокруг своей оси.
После этого он по её приказу опустился на четвереньки. Послышался скрежет камня, поворачивающегося на оси, и она повела его по проходу, настолько узкому, что он скреб стенки обоими боками.
Затем он встал и, держась за её руку, поднялся, спотыкаясь, на сто пятьдесят ступенек, прошел двести пятьдесят шагов по слегка наклонной поверхности, спустился на триста шагов по скату и прошел еще сорок шагов по прямой линии. Калатол остановила его и сняла с него капюшон и повязку.
Он зажмурился. Его привели в округлую камеру, окрашенную в зелено-черную полоску, сорока футов диаметром и с тремя футами шириной вентиляционной шахты наверху. На концах укрепленных по стенам факелов корчилось пламя. В помещении имелись кресла из нефрита и дерева, несколько сундуков, куча рулонов тканей и мехов, бочонки пряностей, бочонок воды, стол с тарелками, сухарями, заплесневелым сыром и кое-какая мебель, выполнявшая функции санузла.
Вдоль стены сидели на корточках шестеро тишкет-моаков. Блестящие черные пряди спадали им на глаза. Некоторые курили цигарки. Они были вооружены мечами, кинжалами и секачами.
В креслах сидели трое светлокожих.
Один был низкорослым, тощим, как скелет, с наждачной кожей, большеносым, с акульим ртом. Второй был человеком-ламантином, переливавшимся через подлокотники кресла водопадами жира.
При виде третьего Кикаха ахнул:
— Подарга!
Женщина была самой прекрасной из всех, когда-либо виденных им. Но он видел её прежде. То есть это лицо существовало в его прошлом.
Но тело не принадлежало этому лицу.
— Подарга! — снова воскликнул он. Он заговорил на испорченном микенском, употреблявшемся ею и её орлицами:
— А я и не знал, что Вольф вынул тебя из твоего тела гарпии и вложил тебя — твой мозг — в тело женщины. Я…
Он остановился. Она смотрела на него с непроницаемым выражением.
Наверное, она не хотела, чтобы он позволил другим узнать, что произошло, а он, обычно такой молчаливый, когда того требовала ситуация, настолько потерял самообладание, что…
Но ведь Подарга открыла, что Вольф являлся в действительности Джадавином, похитившим её первоначально с Пелопоннеса три тысячи двести лет назад и вложившим её мозг в тело гарпии, созданное в биолаборатории. Она отказалась позволить ему исправить содеянное.
Она так сильно ненавидела его, что осталась в своем птице-ногом теле и поклялась отомстить ему.
Что заставило её изменить свое решение?
Но её голос, однако, принадлежал не Подарге. Это, конечно, могло быть результатом смены телесной оболочки.
— Что ты там бормочешь, леблаббий? — спросила она на языке Господов.
Кикаха почувствовал желание дать ей по физиономии. Слово леблаббий являлось уничтожительным выражением Господов, обозначавшим человеческие существа, обитавшие в их. вселенных, перед которыми они строили из себя богов. Леблаббий были маленькими ручными зверьками в той вселенной, откуда пришли Господы. Они ели лакомства, предлагаемые им хозяевами, но съели бы также при первом удобном случае и экскременты. И они часто сходили с ума.
— Ладно, Подарга, притворяйся, что не понимаешь, по-микенски, сказал он. — Но поосторожнеё в выражениях. Я к тебе особой любви не испытываю.
Она, казалось, удивилась.
— А ты — жрец?
Кикаха был вынужден признать, что Вольф, бесспорно, превосходно создал её. Великолепное тело, кожа такая же белая и без единого изъяна, как он её помнил, такие же длинные черные волосы, прямые и сверкающие. Черты лица не были, конечно, совершенно правильными, имелась легкая асимметрия, в результате чего получилась такая красота, которая при иных обстоятельствах заставила бы его страстно желать ее.
Она была одета в светло-зеленый халат, по виду шелковый, и сандалии, почти так, словно приготовилась лечь в постель, когда ей помешали. Подарга спуталась с этими Господами?
И тут ответ постучал мысленно по плечу. Конечно же, она находилась во дворце Вольфа, когда туда вторглись. Но что случилось потом?
— Где Вольф? — спросил он.
— Кто, леблаббий? — отозвалась она.
— Его, бывало, звали Джадавин, — процедил он сквозь зубы.
Она пожала плечами.
— Его там не было, или, если был, то его убили Черные Колокольники.
Кикаха пришел в еще большеё замешательство.
— Черные Колокольники?
Вольф однажды рассказывал о них, но недолго, потому что их разговор прервала поднявшая другую тему Хрй-сенда. Позже, когда Кикаха помог Вольфу отбить свой дворец у Вернакса, он собирался спросить Вольфа о Черных Колокольниках, да так никогда и не собрался.
Один из тишкетмоаков резко обратился к Калатол. Кикаха понял его.
