«Изабелла, – проговорил механический голос, – меня нет дома. Вы сейчас слышите не меня, то есть меня, но только записанного на пленку. Мне очень нужно поговорить с вами. Вы согласны? Как насчет завтра? Я готов заскочить в любое время. Жду звонка».
Изабелла положила трубку на рычаг. Голоса тех, кто отсутствует, пугают, как письма, пришедшие от мертвецов. Она получила однажды такое письмо от своего постоянного автора, чью статью в этот раз отказалась печатать. «Не понимаю, почему моя работа не принята к публикации», – говорилось в письме, а несколько дней спустя Изабелла узнала, что тот человек скончался, и долго мучилась от мысли, что ее отказ омрачил, вероятно, последние дни его жизни. Она не усомнилась в правильности своего решения, но подумала, что не следует забывать об ожидающей всех нас смерти – это учит осмотрительности. Помня, что всякий, с кем ты имеешь дело, может уйти в небытие в любой момент, мы будем хоть чуть добрее друг к другу.
Взяв конверт, присланный из Сиэтла, она открыла его с такими предосторожностями, словно предполагала обнаружить документ сверхъестественной важности. Сопроводительное письмо на бланке Университета штата Вашингтон она деликатно отложила в сторону и посмотрела на титульный лист рукописи. «Человек, который получил удар по голове и стал психопатом». При виде этого заголовка у нее невольно вырвался вздох. С тех пор как доктор Сакс написал свой трактат «Человек, который принял свою жену за шляпу», все словно сговорились использовать похожие названия. А связи мозговых травм с расстройством личностных качеств досконально изучены профессором Дамасио, который рассмотрел и в точности такой случай – травму головы у рабочего-металлурга. Но тут она вспомнила о своих благих намерениях и решила внимательно прочитать присланную работу.
Двадцать минут спустя она все еще вдумчиво читала рукопись, и в этот момент раздался звонок. Звонил Джейми.
– Простите, что пришлось разговаривать с автоответчиком.
– Вы сказали, что хотели бы увидеться.
– И не только хотел бы. Мне это необходимо. Она подождала разъяснений, но их не последовало, и она вынуждена была продолжить:
– Похоже, что-то серьезное.
– Нет, не особенно. Но для меня это, да, серьезно. Мне нужно обсудить с вами один очень личный вопрос. – Он сделал паузу. – Понимаете, я кое с кем познакомился. И хотел бы подробнее рассказать вам об этом.
Она медленно обвела взглядом книжные полки. Сколько всего написано о долге и обязательствах, а также о нравственной борьбе, на которую обрекает нас жизнь.
– Прекрасная новость, – выговорила Изабелла. – Я рада.
– Рады?
– Ну конечно. – На словах все оказывалось легко. Когда дойдет до дела, будет, наверное, труднее. – Я рада вашему знакомству. Если не ошибаюсь, я вчера ее видела – в Королевском зале. Она выглядит… очень мило. – Даже эти простые слова дались ей с трудом.
– Но ее там вовсе не было, – возразил Джейми.
– Как? – Изабелла нахмурилась. – Та девушка, в антракте…
– Это просто знакомая, – сказал Джейми.
Глава пятая
На другой день она пришла в магазин на несколько минут раньше Эдди. Один из замков заело, и ей пришлось с ним побороться. Сделав неосторожное движение, она задела «тревожную» кнопку и, оказавшись в магазине, сразу услышала вой сигнализации. Казалось, необходимая комбинация цифр прочно впечатана в память. Но, вбежав в офис и увидев мигающие в полутьме огоньки, рычажки, кнопки, она вспомнила только одно: код – дата падения Константинополя. Конечно же, эту дату забыть невозможно, но сейчас вспоминалась лишь мисс Макфарлейн, историчка, в костюме из черного бомбазина, который та иногда надевала, возможно из уважения к директрисе, другой одежды не признававшей. Стоя перед рядами учениц, чинно сидевших в классе окнами на Джордж-сквер, она говорила: «Фатальный год для Запада, девочки. Фатальный год. Мы должны помнить эту дату, мои милые».
Мы должны помнить эту дату, мои милые, пронеслось в голове Изабеллы, и цифры сразу вспыхнули в памяти и заткнули сигнал тревоги. 1492. Она вздохнула с облегчением, но тут же слегка встревожилась, а потом сконфузилась. Константинополь пал не в 1492 году, а в 1453-м, когда султан Мехмед II сумел одолеть защитников города. «Помните, девочки, турок было больше ста тысяч, – говорила мисс Макфарлейн, – а нас – всего десять тысяч». Слушая мисс Макфарлейн, Изабелла на секунду – всего на одну секунду – смутилась. Мисс Макфарлейн шотландка и все-таки отождествляет себя с защитниками Константинополя. Если мы были защитниками, то кто был турками?
– В тысяча четыреста девяносто втором Колумб пересек океан, – пробормотала она.
– И что-то случилось в каком-то Константинополе, – произнес голос у нее за спиной. – Так Кэт сказала. И вроде так легче запомнить цифры.
Изабелла резко обернулась и увидела бесшумно вошедшего Эдди. Его внезапно раздавшийся голос сильно ее испугал, но зато хоть загадка разрешилась. Кэт записала ей комбинацию цифр и устно сообщила мнемоническое правило, которым пользовалась, а Изабелла послушно запомнила неправильную мнемонику, не успев ее скорректировать.
– Вот так люди и ошибаются, – сказала она Эдди.
– Неправильно запомнили число?
– Нет. Но Константинополь пал не в тысяча четыреста девяносто втором году. Он пал в тысяча четыреста пятьдесят третьем. Турок было больше ста тысяч, а нас… – Она замолчала, увидев, что Эдди непонимающе хлопает глазами.
Возможно, его вообще не учили истории. Знает ли оно Марии Стюарт, Марии Шотландской? Или об Иакове VI? Парень смотрел на нее смущенно и даже испуганно. Скорее всего, его жизнь изломана горькими обстоятельствами, вина за которые, безусловно, лежит не на нем.
– Приготовьтесь быть со мной терпеливым, – попросила она. – Мне случается совершать промахи. И как только меня угораздило включить эту сигнализацию?!
Он улыбнулся. Нервно, но улыбнулся.
– Я долго прилаживался к этой работе, – заметил он. – Труднее всего было запомнить названия всяких сыров. Чеддер и бри – это ладно, но все остальные… Тысяча лет прошла, пока запомнил.
– Это у всех так бывает, – ответила Изабелла. – В сырах я разбираюсь, и даже неплохо, в винах – тоже. Но когда дело доходит до специй!.. Кардамон, ну и все прочее. Никак не могу запомнить названий.
Эдди двинулся к выключателю. В офисе не было окна, и свет проникал сюда только из магазина, просачиваясь мимо кофейных столиков и мешков с мюслями и горьким рисом.
– Обычно я прихожу и сразу же готовлю все для кофе, – сообщил Эдди. – Тут есть любители выпить чашечку по пути на работу.
В магазине было несколько столиков, за которыми завсегдатаи пили кофе и просматривали с небольшим запозданием приходившие с материка газеты. Французская «Монд» и итальянская «Коррьере делла сера» бывали всегда, иногда к ним добавлялся немецкий «Шпигель», который привлекал Изабеллу довольно часто мелькавшими статьями о Второй мировой войне и исторической вине Германии. Память необходима, и какая-то часть немцев всегда будет помнить о том, что произошло, но неужели не придет время, когда мы сможем опустить занавес над всеми этими чудовищными картинами? Если хотим избежать повторения – никогда, говорят некоторые, и немцы очень серьезно относятся к этому мнению, хотя остальные народы в массе, возможно, и предпочли бы забыть. Нравственная серьезность делает немцам честь, считала Изабелла, и чувствовала к ним глубокую симпатию. Любой народ, кто угодно способен в минуты безумия на такие же преступления. Заслуга немцев в том, что они не побоялись взглянуть в лицо содеянному. А вот турки – предъявляют ли они столь же строгий счет своей истории? Если да, она, Изабелла, об этом не знает, и никто почему-то не пишет о геноциде армян, а ведь это чудовищное преступление произошло на памяти ныне живущих. Но все молчат. Все, разумеется, кроме армян. И бельгийцев, вдруг вспомнилось ей. Бельгийцы несколько лет назад провели у себя в Сенате резолюцию, осуждающую то, что случилось с армянами в Османской империи. Кто-то тогда сказал, что это превосходно, но почему бы им не осудить заодно злодеяния короля Леопольда в Конго? А ведь еще есть племена в Океании, чьи предки съели, да-да, буквально съели коренное население захваченных ими островов. Да и британцам случалось проявлять бесчеловечность в самых разных частях света. Это по их вине вымерли аборигены Тасмании. Немало разных жестокостей и преступлений вершилось под славным флагом Соединенного Королевства. Когда британские историки прямо заговорят о позорном участии Великобритании в торговле рабами? В том числе невольниками арабского происхождения. Не говоря уж о чернокожих африканцах (что явно не способствовало расцвету их континента). Мы все вели себя одинаково скверно, но в какой-то момент об этом потребовалось забыть или, как минимум, вынести знание за скобки, потому что, держа историю на мушке, мы неминуемо приходим к взаимным претензиям и обвинениям, заново скатываемся к жестокости и насилию, которые способно погасить только забвение и прощение.
