Он с удивлением на нее посмотрел. Он был поражен и не нашелся, что ответить, а она продолжала:
— А в Старом Иерусалиме, за стеной, находится целый городок с узенькими кривыми улочками, там проходит Крестный Путь! Есть улица Виа Долороса. Этот путь прошел сам Иисус с крестом на спине, пока не донес его до Голгофы. На этом кресте его и распяли. Это нужно видеть! Нужно своими ступнями пройти по камням, которые помнят его!
Она была очень возбуждена. Глаза светились незнакомым огнем, она была заразительна и без остановки продолжала говорить, а он все молчал и удивленно смотрел на нее. Потом спросил:
— Когда ты здесь побывала? Ты мне никогда не рассказывала, что ездила в эту страну!
Она удивилась и ответила:
— А я и не ездила.
— Тогда откуда все это знаешь? — еще больше удивился он.
Она задумалась на мгновение и как-то просто ответила:
— А как такое можно не знать?
По-видимому, добавлять к этой фразе ничего и не требовалось. Знала и все… Знала… А почему не знал он?
Потом молча сидел и любовался блеском ее глаз, возбужденным лицом — давно он не видел ее такой. Уже забыл, что была такой когда-то — энергичной, веселой, иногда азартной или боевой, какую он и полюбил. И вот сейчас в этой клинике на деревянной скамейке в нелепом спортивном костюмчике он снова видел ее такой же, как и прежде. И еще эти глаза… Он был потрясен. Уже не замечал ее ранних морщинок и седых волос, которых прибавилось за последнюю неделю. Видел, конечно, видел, но не замечал.
Сегодня он не хотел от нее уходить, и еще долго они сидели и говорили о чем-то. Ему было тепло и хорошо с ней. В первый раз за эти дни он успокоился и просто был рядом с ней, как будто ничего и не случилось. А она видела это и не отпускала его. Давно им не было так хорошо вдвоем.
Глава 6
Райские птички
Врач не торопился, говорил медленно, тщательно подбирая слова. Врач пригласил его сегодня позже обычного, когда он, уже посидев с женой на скамейке, собирался обратно на свой пляж. Теперь тот изъяснялся понятным доступным языком, и оставалось только дождаться конца этой тирады. Но тот, продолжая испытывать его терпение, рассказывал о болезни, о подобных случаях, известных медицине, говорил о методах лечения и только не говорил главного — сколько у нее осталось времени. И эта нескончаемая речь была невыносимой, хотя оттягивала неминуемый приговор. Поэтому перебивать его он не стал.
Окно в кабинете было открыто, и жизнь из маленького парка врывалась сюда, в этот строгий медицинский покой. Легкий ветерок шевелил занавеску, яркое солнце светило, согревая этот белый дом, снаружи доносился щебет заморских птиц. Словно ты маленький ребенок, а в детском саду тихий час, и тебе не спится, ты лежишь и смотришь в окно. Остается еще час, может, немного больше, и пока глаза не закрылись, ты будешь заглядывать в него безмятежно и сонно…
Сколько ей осталось? — резануло в глубине его сознания. Он посмотрел на врача. Тот уже знал, но почему-то пока не говорил. Почему не говорил? Может, спросить? Заткнуть эту болтовню и задать тот самый вопрос? Нет, пока не стоит. Неизвестность дает какой-то шанс. Может быть, год, может, десять лет. Придется немного подождать — минуты уже ничего не решают…
В окно впорхнула какая-то птица и уселась на подоконнике. Он тупо уставился на нее, продолжая молчать. Доктор, заметив его интерес, произнес:
— Райская птичка.
— Что? — не понял он.
— Райская… Птичка так называется.
— Да-да, райская, я понял, — произнес он. Доктор продолжил свой монолог, а он подумал: «У нас кукушка. Спросить, сколько тебе осталось лет, может быть, скажет? А эта… Топчется молча по подоконнику, толку никакого. Райская!.. Может, загадать? Сколько просидит на подоконнике минут… нет секунд, столько лет у нас есть! Да! Секунд! Давай, поехали!» — воскликнул он про себя и приготовился считать. Птичка, почувствовав пристальный взгляд или что-то еще, мгновенно вспорхнула и улетела. От неожиданности он в ярости ударил ладонью по столу. Врач удивленно поднял глаза и замолчал. Но молчать уже было нельзя. Молчать было просто невыносимо.
— Сколько? — резко произнес он. — Сколько нам осталось?.. Год, два, десять?
Врач устало посмотрел на него и задумался, потом снова медленно заговорил:
— По моим данным, события развиваются стремительно… Если так пойдет и дальше…
Он снова замолчал и уставился в стол.
— Считайте сами… Динамика удивляет.
Помолчал и, наконец, произнес:
— Один день ее жизни в нашем понимании равняется году… Одному году. За один свой день она проживает год нормального человека.
Мертвая тишина повисла в комнате, и теперь только с улицы было слышно легкомысленное щебетание заморских птиц… Райских…
Доктор снова заговорил:
— Если взять за основу продолжительность жизни у женщин, допустим, 75 лет…
— Ей осталось полтора месяца? — в ужасе воскликнул он.
— Едва ли… не уверен, — произнес доктор. — Вы приехали ко мне, когда процессы в ее организме уже начались, и нельзя ориентироваться на ее возраст в 30 лет. Вы пробыли у меня уже неделю…
— Целых семь лет! — воскликнул он.
— Думаю, у нас с вами осталось четыре-пять недель… Но это по предварительным данным.
Дальше врач говорил быстро, скороговоркой, больше не подбирая слова.
— Но мы будем до конца бороться с болезнью и сделаем все, что можно. Мы обеспечим надлежащий уход и постараемся облегчить ее положение. Есть кое-какие наработки, я обещаю вам, что сделаю все возможное, чтобы преломить ход болезни…
— Вы вылечили хотя бы одного человека с таким диагнозом? — перебил он врача. Тот смутился и пробормотал:
— Нет… Пока нет.
Потом уверенно продолжил:
— Но бывает всякое. Думаю, что я на пороге решения этой проблемы, и вот-вот у нас появится результат. В конце концов, вы ничего не теряете, и мы вместе сможем использовать этот шанс! Подумайте! Мы вместе будем бороться.
Он покинул кабинет врача и выскочил на улицу, ему стало душно, а в ушах все звенели слова врача:
— 4–5 недель… вы ничего не теряете… надлежащий уход… наработки… бороться…
Неподалеку топтались в траве птицы, те самые, райские! Они сидели и никуда улетать не собирались, и казалось, вечно можно наблюдать за ними и считать бесконечно долго — секунды или минуты, часы — а те продолжали бы невозмутимо ходить по своему газону, оставаясь на месте. Он поднял с земли камень и запустил в птиц со всей силой и злостью, на какую только был способен. Из травы поднялась возмущенная испуганная стая и рванула из этого парка прочь. Потом еще один камень и еще летели вдогонку птицам. Люди в парке удивленно наблюдали за ним, а из окна второго этажа спокойно смотрел человек, с которым он только что разговаривал…
«Остался один месяц», — стучало в его мозгу. Успеет ли он найти лекарство? Всего один месяц…
Глава 7
Сколько весил тот крест
Было раннее утро. Сонный пляж встречал восход солнца, ветер шевелил остатки мусора на сером песке, пакеты, фантики, катал пустые пластиковые бутылки. Все это еще не успели убрать и подготовить пляж к новому дню. Городок еще спал, и только он один сидел на берегу и смотрел на надоевшие волны. Он не знал, как сегодня пойдет к ней, что скажет, не знал, что думать и какое принять решение. Первый раз в своей жизни он был совершенно бессилен. И еще, ему было нестерпимо жалко ее. Сердце щемило, и жутко болела голова. Вчера вечером он долго сидел на этом пляже и пил. Пил много, пил все подряд. Старый еврей не подходил, лишь издалека наблюдая за ним; еврей понимал, что бывают моменты в жизни, когда нужно побыть одному, нужно просто напиться. А он и напился. Дотащившись до своей гостиницы, провалился то ли в сон, то ли в какой-то кошмар, откуда из полудремы рано утром выполз и снова пришел сюда.
«Жалко ее, — снова подумал он. — Говорят, что в таких ситуациях жалеют скорее самих себя. Человек уходит навсегда, может быть, попадает в другой, лучший мир, если верить в это, а ты остаешься один наедине с собой. Вот и сейчас сидишь и жалеешь себя — что будет с тобой». А без нее он себя уже не представлял. Без ее глаз, стремительной походки, звонкого голоса…
