большинство обычных, классических элементов. Ладно уж! Чай готов. Считайте, что я справился с двойной нагрузкой: обеспечил пищу духовную и телесную…
Темнело рано. К половине четвертого вечные сумерки в нашей избушке незаметно сменялись темнотой, и лишь чуть светлым пятном выделялось маленькое оконце, от которого то и дело приходилось отгребать снег.
Правда, на какое-то время стихла пурга, и мы все выскочили из помещения, пристально вглядываясь, искали просвета в облаках, но тщетно. Густой серой пеленой были окутаны горы. Эта пелена, казалось, ползла вниз. Снова завыл ветер, и рассудительный Сергей сказал, что, по его мнению, завтра придется позаботиться о дровах, так как их осталось совсем мало.
— В атомный век зависеть от самой обычной печки! — возмутился Алеша. — Строить кибернетические машины и думать о каких-то поленьях!
Он был явно не в духе. Наши рассказы на время увлекли его, но потом он заскучал:
— Удивительно вы черствый народ, химики-физики! Всё атомы да изотопы. Хоть бы кто из вас о стихах заговорил. Ваши споры, может, и интересно слушать, только романтика где? Трогают ум, но не волнуют сердца.
Чувствуя, что Илья готовит нелицеприятный ответ, я вмешался:
— По-моему, в науке не меньше поэзии, чем где-либо! Я не буду с тобой спорить, что важней: физика или лирика. Плох физик, которого не трогает поэзия, но, прости меня, Алексей, тебе следовало хотя бы немного заинтересоваться естественными науками. Так, для общего образования.
— А то уж ты слишком однобок! — взорвался Илья. — Витаешь в эмпиреях…
Майка прекратила спор. Она сказала, обратившись к Алеше:
— Если тебе не интересно, не слушай!
В таком положении Алексей всегда пасовал. И на сей раз он махнул рукой и обиженно уселся на нары.
— Свечку будем зажигать? — спросил Сергей.
— Будем, будем! — ответил Илья. — Кое-что придется изображать… Доска есть! — он подтянул кусок фанеры. — Грифель тоже есть! — отгреб горсть угольков. — Итак, если мне не изменяет память, мы остановились на искусственном получении элементов…
— Да! — подтвердила Наташа. — На трансурановых элементах…
— Нет, погоди! О них позже. Есть четыре очень своеобразных элемента в середине периодической системы. Прошу внимания!
К 1869 году, году открытия периодического закона, наука знала 63 химических элемента.
За пятьдесят с небольшим лет после этой даты было открыто еще двадцать пять. К концу 1925 года «здание» таблицы элементов почти заполнилось; в нем осталось лишь четыре незанятых «квартиры», жильцы которых никак не хотели получить ордер на въезд.
Это были элементы с порядковыми номерами 43, 61, 85 и 87.
Ученые разных стран предпринимали множество попыток обнаружить неизвестные элементы в природе. Но шли годы, объявленные открытия не подтверждались, и четыре клетки периодической таблицы продолжали пустовать.
Куда же делись неуловимые элементы? Цифры 43, 61, 85, 87 приобретали ореол таинственности.
Хорошо, рассуждали ученые, элементы № 85 и № 87 находятся в конце периодической системы. Самые тяжелые элементы неустойчивы. Примером тому сильная радиоактивность урана, протактиния, тория, радия, радона. Логично допустить, что № 85 и № 87 имели малые периоды полураспада и за время существования Земли успели нацело распасться, превратиться в соседние элементы периодической таблицы. С такими доводами легко можно было согласиться.
Ну, а как быть с № 43 и № 61? Они расположены в середине системы, весьма далеко от ее неустойчивого конца. Почему же их до сих пор не удалось обнаружить в природе? Теоретические объяснения здесь заходили в тупик.
— Позвольте, — говорили одни исследователи, — ведь нельзя забывать, что среди элементов середины периодической системы встречаются и радиоактивные. К ним относятся калий, рубидий, индий, лантан, самарий, лютеций, рений. Нельзя ли считать, что сорок третий и шестьдесят первый элементы когда-то существовали в природе, но, будучи сильно радиоактивными, давно исчезли с Земли?
— Ваши предположения несостоятельны! — возражали им другие. — У перечисленных элементов неустойчивыми являются лишь отдельные изотопы. Наряду с ними существует много стабильных изотопов. Обратите также внимание на их периоды полураспада: они настолько велики, что зачастую бывает трудно обнаружить сам факт естественной радиоактивности. В самом деле, у индия 115 он равен 6·1014 лет, а у калия 40 — 1,32·109 лет.
Рассудить этот спор удалось физикам-теоретикам, когда были открыты так называемые изобары.
Слово «изотопы» в переводе с греческого означает «одинаковоместные», «занимающие одно место». Слово же «изобары» переводится как «одинаковотяжелые».
Короче говоря, изобарами называют два изотопа, имеющие одинаковое массовое число, но разные заряды ядер. Так, калий 40 и аргон 40 представляют пару изобаров. Теперь известно, что в природе их насчитывается много.
Используя это явление, физики-теоретики установили очень важную закономерность. Оказалось, что если два изотопа соседних элементов являются изобарами, изотоп элемента с нечетным зарядом ядра оказывается неустойчивым. Исключения очень редки. Так, в паре аргон 40 — калий 40 обладающий нечетным зарядом ядра изотоп калия радиоактивен.
Применим эту закономерность к элементам № 43 и № 61.
Из периодической системы видно, что № 43 расположен между молибденом и рутением. Эти элементы имеют четный заряд ядра и образуют много устойчивых изотопов с массовыми числами 94–102. Ясно, что ни один из изотопов элемента № 43, возможные массовые числа которых должны находиться в указанном интервале, не будет устойчивым. Также объясняется и отсутствие стабильных изотопов у элемента № 61, расположенного между неодимом (№ 60) и самарием (№ 62).
Таким образом, картина прояснилась. Сорок третий и шестьдесят первый элементы, безусловно, многие миллионы лет назад существовали в природе, но, имея сравнительно короткие периоды полураспада, не сумели «дожить» до нашего времени. Они разделили судьбу неустойчивого восемьдесят пятого и восемьдесят седьмого элементов.
Только благодаря ядерным реакциям могут быть получены эти элементы.
В 1937 году ученые обнаружили, что при бомбардировке неодима дейтронами (ядрами тяжелого водорода) образуются различные изотопы элемента № 61.
А девять лет спустя он был выделен химическими методами из осколков деления урана в ядерном реакторе. Его изотоп с массовым числом 147 имел период полураспада около 3,7 года.
Американские ученые Маринский и Гленденин, авторы открытия, дали элементу название «прометий» (символ Pm) в честь героя древнегреческой мифологии Прометея. Прометей, рассказывает легенда, похитил с неба огонь и передал его людям. За это боги жестоко покарали смельчака: они приковали его к скале и каждый день посылали стервятника терзать прикованного.
Авторы открытия писали: «Это название не только символизирует драматический путь получения нового элемента в заметных количествах в результате овладения людьми энергией ядерного деления, но и предостерегает людей о грозящей опасности наказания стервятником войны».
Это высказывание в равной мере можно применить ко всем искусственно полученным новым элементам.
Элемент № 43 был синтезирован в 1937 году итальянскими физиками Сегре и Перье, которые мишень из молибдена бомбардировали
