Помочь справиться с болезнью в войске у подлекаря не получилось. Нет, он нашел лошадку, зараженную оспой, причем не одну. Вот только желающих привиться оказалось очень и очень мало. В прямом смысле этого слова – единицы. А тут еще и когда до измайловцев дошло, что это с ними вытворили, они едва не вздыбились. Но ничего. Поглядели, что творится вокруг и какая беда обошла их стороной, – присмирели, приняли. К тому же их повторно никто заражать не собирался.
А вот над войском болезнь покуражилась от души. И, положа руку на сердце, доктор Конти со своей задачей и при имеющихся возможностях справился хорошо. Карантинные мероприятия дали результат.
Как, впрочем, и разнесенная казаками по Дикому полю весть о напасти, случившейся с русской армией. За все время татары так ни разу больше и не побеспокоили лагерь у слияния Самары и Днепра. Опасности подхватить смертельную болячку они предпочли возвращение к своим шатрам. Даже охотиться на отставших перестали.
Зато русские простояли на этом месте не просто так, а успев построить довольно внушительные земляные укрепления. Да еще и строительный лес по реке сплавили. Словом, получилось солидно и внушительно. В крепости оставили всю артиллерию и излишки продовольствия. Впоследствии припасы должны были в значительной мере пополниться и послужить следующему походу на Крым. А в том, что он состоится, никто не сомневался.
Вот только говорить об этом Ирине не имело смыла. Она и так в курсе. Наверняка лично и не раз перечитывала все донесения. Царь-батюшка и цесаревич по многим вопросам советуются с ней. Если не по всем. Значит, нужно выдать то, чего в официальных сводках не было.
Нет, об оспе лучше помолчать. Что ни говори, а тут у Павла позиция проигрышная. Подумаешь, никто из Измайловской сотни не заразился. Находились на отшибе, вот и миновала их чаша сия. Никаких сомнений, именно этим Ирина все и объяснит.
– Знаешь, Ириша, у меня сложилось такое впечатление, что нашу сотню специально на убой выставляли, – наконец заговорил Иван.
– С чего это такие мысли? – насторожилась княгиня.
– А с того. Как пошли Диким полем, так нас все время в боковом охранении держали. Бессменно. А так не бывает. Оно, конечно, дышали свежим воздухом, а не пылью, не наступали никому на пятки, да и свои уберегли. Но зато ни один татарский наскок мимо нас не прошел. И в том, что живы остались, заслуга от начала и до конца только наша. Твоя, потому как согласилась снарядить сотню винтовками, и моя, потому как учил по-новому. В последней схватке так и вовсе кабы не гранаты, снабжением которых ты так возмущалась, то нам нипочем не выстоять.
Угу. По какому только поводу она не выказывала недовольства. Полсотни рублей на снаряжение одного солдата. А потом еще и обеспечь его припасом разным, и огненным в том числе, к коему гранаты те относятся. Да Иван еще настоял на том, что их для похода потребно минимум пять сотен. А ведь еще и жалованье.
– Ой ли? – усомнилась Хованская.
– Нет, правда. Да будь там даже пушки, и то не смогли бы так помочь, как гранаты. Пушка – она что? Пальнула разок, и перезаряжай ее. Да и не может их быть много. А когда сразу дюжина разрывов, а следом сразу же еще и еще, то тут уж дело совсем иное. Мало того что осколками сечет, так еще лошади отличаются пугливостью. Вот и устроили они целую свалку. А порох тот белый пусть и дорог, да дыма не дает и взор стрелкам не застит. Вот мы и палили в татар почем зря.
– Выходит, оно того стоило? – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла она.
– Если жизни твоих стрельцов для тебя что-нибудь значат, то стоило. Опять же, мы из похода не с пустыми руками вернулись. Лошадки, оружие кое-какое. В том и твоя доля имеется. Оно, конечно, учитывая обстоятельства, получилось не так чтобы и много, но уж огненный припас да те же гранаты окупятся сторицей.
– Чтобы я бросила руку на стрелецкие трофеи? Иван, ты за кого меня держишь?
– За умную женщину, которая точно знает, как привязать к себе несколько сотен мужиков.
– Ты это сейчас о чем? – вскинула брови Ирина.
– Неужели при одной сотне останешься?
– Никак о своих интересах печешься? Справу и оружие-то в мастерской твоего батюшки заказывать придется.
– Придется. Но вот ей-ей, ничего лишнего я не удумал.
– И от заступов[2] твоих маломерных польза была? – не унималась Хованская.
– Вызовешь к себе полусотенных и сама все узнаешь. Да со стрельцами поговори. Вот уж кто мне не благоволит. Дай волю, так живьем в землю закопали бы.
– А это плохо, Ваня. Люди своего командира любить должны, – с самым серьезным видом покачав головой, произнесла княгиня.
– Они должны выполнить приказ, каким бы сумасшедшим или самоубийственным он им ни показался. А для этого совсем не обязательно любить своего командира. И пусть они сегодня клянут меня последними словами, а на ладонях их заскорузлые мозоли от саперной лопатки, это не беда. Они сегодня живы, потому что я не искал их любви, а нещадно учил воинской науке. И они поймут это. Не сегодня, не завтра, так через годы.
– Не прав ты, Ваня, – вздохнула Хованская.
– Ну, Ириша, я тоже во многом считаю тебя неправой. Так что же с того. Время нас рассудит. Но сейчас не о том хочу сказать. Вот гляди. У Голицына есть сотня стрельцов, вооруженных точными и скорострельными винтовками. Любой другой берег бы такое богатство, потому как винтовальным пищалям цену все давно знают. Не во всякой армии их найдется столько, сколько в Измайловской сотне. А что делает он?
– Между прочим, вам честь выказали, доверив прикрывать армию. Абы кого на такое дело не поставишь.
– И именно поэтому нужно отправлять на убой отборных бойцов.
– Скажешь тоже, отборных. Да у вас там и в сражениях-то настоящих, почитай, никто не был. И ты в том числе, – напомнила Ирина.
– А я тебе говорю, что мои парни отборные и есть. Потому как благодаря винтовкам и прямым рукам стрелки отменные. Да наша сотня в чистом поле и полк пехоты положит, если ворог не побежит. А если еще пару сотен набрать, то и две тысячи всадников разогнать сумеем. И такую силу нужно держать про запас, для серьезного боя, а не разменивать в мелких стычках, оказывая сомнительную честь погибнуть не за понюх табаку.
– Ну-у, Ваня. Ты вот в том умысел видишь. А меж тем любому ведомо, что прикрыть товарищей – святое дело.
– Святое дело, говоришь. Ладно. Вот гляди. Хватаем мы иезуитов в Москве. И главный спешит отправиться на небеса. Человек не просто верующий, а член святого ордена, жизнь положивший на алтарь служения Господу. Отправляюсь я в Вильно, чтобы порасспросить тамошнего ректора… – При этих словах, Ирина, не одобрявшая выходку Николая, скривилась, словно попробовала клюквенного сока, но перебивать не стала. – А тот, паскудник, отвлек нас бумагами, в коих было не больше, чем в обнаруженных в Москве, и тоже яд принял, – закончил Иван.
– Испугались пыток, вот и решили легко уйти из жизни, – пожала плечами княгиня. – Здесь докторишку того на дыбу потащили бы. Что до ректора, то и вы его не гладили бы, если только каленым железом. А им папа и не такие грехи с легкостью отпускает, – с нескрываемым презрением заключила она.
– Хорошо, если так. Да только сдается мне, что они боялись выдать нечто, о чем мы не подозреваем.
– И поэтому ты считаешь, что твоей сотне не оказали честь, а выставили на убой? – с видимым сарказмом спросила Хованская.
– Твоей сотне, Ирина. И убить пытались тебя, и под удар выставили именно твою сотню.
– Не дело так-то жить, Ваня. Ты уж на воду дуешь.
– Лучше я на студеную воду дуть стану, чем пускать кровавые пузыри.
– Не накликал бы ты беду такими-то речами, дурень, – истово перекрестившись, в сердцах произнесла женщина.
– Да тут кликай не кликай, а лучше поберечься. И на волю божью в том деле я полагаться не хочу. Ириш, мне не вызнать, а ты бы узнала, по чьему такому наущению стрельцы твои всякий раз под ударом оказывались.
– Хочешь отомстить?
– Хочу понять, что за умысел в том был. И был ли вообще, – возразил Иван.
– Хорошо. Я разузнаю. Это сделать нетрудно. Ты ведь у нас мастак на розыски разных татей, – и снова ирония.
– Скажешь тоже, мастак, – отмахнулся Иван.
Нет. Не убедить ее, что есть во всем этом нечто эдакое. Причастны к тому иезуиты или здесь просто дворцовые интриги, не понять. Но что-то есть, это несомненно. И направлено против него. Ладно, не против него лично. Но ведь и он попадает под раздачу.
Вообще уйти бы сейчас со службы да заняться чем иным, в свое удовольствие. Признаться, все эти сложности и дрязги ему даром не нужны. Да только служба тут пожизненная, и никуда от нее не деться.
А с другой стороны, так-то однозначно и не скажешь. Ему это где-то даже нравится. И кровь по жилам быстрее струится, и азарт какой-то появляется. Неужели хочется влезать в дворцовые интриги? Нет, это вряд ли. А вот ощущение опасности, подстерегающей за каждым углом, вносит необъяснимую бодрость. Похоже, он подсел на адреналин.
