Отворив массивную парадную дверь, всю в позолоте и арабесках, Макер Эвезнер с важным видом проследовал в просторный холл. Он чувствовал, что на него обращены все взгляды. Клерки из службы приема почтительно приветствовали его. “Доброе утро, месье Эвезнер!” – протянули они, чуть склонив головы.
Макер сразу понял, что они смотрят на него иначе. И внезапно ощутил себя важной птицей. Все, с кем он пересекался, поздравляли его, заискивающе здоровались и заговорщически подмигивали. Скоро он станет начальником всех этих людей – отныне их подхалимаж предназначался ему по праву. Самые ревностные льстецы не поскупились даже на “господина президента”.
Он сел в лифт с кучкой подлиз, которые аж извивались от подобострастия. Жалкие холуи! – думал Макер, наблюдая эту пляску святого Витта. Но его не проведешь – некоторые из них переметнулась на его сторону в последнюю минуту, опасаясь поначалу, что совет не утвердит кандидатуру наследника. Он понимал, что порой его не принимали всерьез, особенно после того, как в прошлом году отец принял на смертном одре это решение. Желание daddy, чтобы сын прошел процедуру избрания на пост президента вместо того, чтобы просто назначить его самому, в первый момент огорчило его. Лучше бы отец, как все его предшественники на протяжении трех столетий, без затей передал ему власть. Тогда он стал бы президентом прямо сейчас, ну да, а что! Зачем обрекать его на предвыборную тягомотину. Но потом Макер понял, какими соображениями руководствовался отец, выражая свою предсмертную волю: он хотел укрепить его легитимность! Его выберут президентом за талант, а не за фамилию! Это испытание сделает его только сильнее. Отец все предусмотрел.
На шестом этаже Макер, распушив хвост, предстал перед своей секретаршей, ожидая торжественного приема. Но Кристина встретила его c убитым видом.
– Месье Эвезнер, наконец‐то! – воскликнула она.
– Что такое, Кристина? – усмехнулся Макер. – Вы будто привидение увидели.
– Не знаю, как вам и сказать…
– Сказать мне что? – спросил Макер с обольстительной улыбкой. – Если вы о моем назначении, то воскресный номер газеты вас опередил.
Макер фыркнул и зашел в свой кабинет, скинув теплое зимнее пальто. Кристина последовала за ним, и поскольку она по‐прежнему растерянно молчала, Макер нахмурился:
– Я волнуюсь за вас. Вы так побледнели. Надеюсь, вы здоровы?
Помешкав, она решилась:
– Месье Эвезнер, президентом банка выберут не вас.
– Что вы несете? Вы статью читали?
– Это фальшивка! – пролепетала Кристина. – Президентом будет Лев Левович!
Ее слова ошарашили Макера. Он застыл как громом пораженный.
– Вы это о чем?
– Левович будет избран президентом, – повторила она. – Мне очень жаль.
– Вот гад! – пробормотал Макер.
Он ринулся в кабинет Левовича, чтобы потребовать объяснений, но Кристина его остановила.
– Левович еще не пришел, – сообщила она. – Я пробовала связаться с ним всеми возможными способами, но безуспешно. Я ужасно беспокоюсь, мне необходимо с ним поговорить. Вы не знаете, где он сейчас?
Макер, пытаясь сохранять самообладание, принял безразличный вид:
– Не надо зря обнадеживать бедного Левовича. Он, разумеется, не будет президентом банка. Зачем вы распространяете эти идиотские сплетни? Представьте себе, я в курсе, кто уведомил журналистов – это член совета банка, близкий мне человек, он давно заверил меня, что…
– Это ваш кузен Жан-Бенедикт Хансен? – перебила его Кристина.
– Простите, что? – раздраженно буркнул Макер. Он терпеть не мог, когда подчиненные прерывали его на полуслове.
– Член совета банка и близкий вам человек – это месье Хансен, да? – переспросила Кристина.
– Да, Жан-Бен, – подтвердил Макер. – А что вы имеете против?
– Сегодня утром я слышала телефонный разговор Тарногола с Хансеном. Тарногол убеждал его, что вас нельзя выбирать ни в коем случае, это было бы нарушением последней воли вашего отца. Из-за того, что произошло в Вербье пятнадцать лет назад. Он сказал, что ваш отец так вам этого и не простил и что если бы он хотел, чтобы вас избрали президентом, то сам бы и назначил вас напрямую. Насколько я поняла из их беседы, на заседании в пятницу совет утвердил кандидатуру Левовича.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Нет, нет и нет, – поспешил возразить Макер. – Жан-Бен никогда не подложит мне свинью.
– Я тоже так подумала, – сочувственно сказала Кристина, – и поэтому дождалась Хансена у двери его кабинета, чтобы задать ему этот вопрос. К сожалению, оказалось, что я все правильно поняла. Я очень сожалею, месье Эвезнер. По-моему, это несправедливо.
Отказываясь верить, что этот ужас может быть правдой, Макер бросился наверх, чтобы расспросить Жан-Бенедикта. Кабинеты директоров располагались на седьмом этаже. В самом конце длинного коридора следовали одна за другой четыре двери. Первая вела в кабинет президента (пустовавший после смерти Абеля Эвезнера). За ним находился кабинет вице-президента, который должен был бы уже полтора десятка лет занимать Макер, но вследствие событий пятнадцатилетней давности там хозяйничал Синиор Тарногол, человек сомнительный и загадочный, большую часть своего времени мотавшийся между Швейцарией и Восточной Европой. Затем шли офисы двух других членов совета – Ораса Хансена, представителя младшей ветви рода Эвезнеров, и его сына, сорокалетнего Жан-Бенедикта, ровесника Макера.
Жан-Бенедикт ходил кругами по кабинету и с опаской поглядывал на дверь, ожидая, что к нему с минуты на минуту, как только Кристина все ему расскажет, в ярости ворвется Макер.
– Вот же сучка пронырливая! – выругался вслух Жан-Бенедикт.
Двумя часами ранее, придя в банк, он застал Кристину перед дверью своего кабинета. Стоило ему появиться, как она буквально набросилась на него:
– Это правда? Вы не выберете Макера Эвезнера на пост президента?
Жан-Бенедикт побледнел.
– Откуда вы знаете? – заорал он. – Кристина, черт побери, вы что, шпионите за членами совета? Этого еще не хватало!
– Что за ерунда, – запротестовала Кристина. – Вы бы лучше попросили Тарногола особо не распространяться, если не хотите, чтобы ваши секреты становились общим достоянием. Как вы можете так поступать со своим кузеном?
– Это вас не касается, Кристина, – сухо отрезал Жан-Бенедикт. – Мне кажется, вы выходите за рамки своих полномочий. Поэтому я попросил бы вас помалкивать и ничего не сообщать Макеру.
– Хотите, чтобы я заткнулась? И пусть он узнает эту новость в субботу вечером, в присутствии всех сотрудников банка? Какое унижение!
– Все немного сложнее.
– Ну я же не могу вести себя как ни в чем не бывало!
– Почему вы вообще что‐либо должны ему докладывать! У вас совсем разум помутился от любви к Макеру, это, в конце концов, непрофессионально! Ради бога, Кристина, попридержите язык! В противном случае вас ждут серьезные неприятности, помяните мое слово.
– Пусть каждый делает то, что считает нужным! – заключила Кристина и демонстративно вышла.
Он проводил ее мрачным взглядом и отвернулся, только когда она села в лифт. Редкая зануда. Ах, как он ругал себя, что согласился взять ее на работу! И все из желания кое‐кому услужить. Он сразу нашел ей подходящий пост, прямо как по заказу. Потом она изъявила желание сидеть в приемной под тем предлогом, что не может должным образом исполнять свои обязанности в общем офисе, в окружении всех остальных секретарей. А он во всем ей попустительствовал, любезность проявлял, и вот как она его отблагодарила.
Внезапно дверь кабинета Жан-Бенедикта распахнулась, и на пороге возник Макер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Жан-Бен, скажи, что это неправда! Скажи, что совет не выберет Левовича президентом!
– Приношу тебе свои извинения, – огорченно проговорил Жан-Бенедикт, глядя в пол.
В комнате воцарилась леденящая душу тишина.
Потрясенный Макер рухнул в кресло и закрыл глаза, словно не желая смиряться с реальностью. Его отстранили от президентства в семейном банке! Какой позор! Какое унижение! Что скажут люди? Что скажет его жена? До сегодняшнего дня он считался в Женеве большим человеком только потому, что был наследником Эвезнер-банка. Но теперь, когда его кинул отец, кинули партнеры, он превратится в посмешище всего города. Его мир рухнул. Прощайте, почести и подхалимаж. А он уже воображал, как в парадном зале совета директоров – святая святых банка – его портрет воцарится рядом с портретом его предка, Антиоха Эвезнера. Интересно, что бы сказал Антиох обо всем этом.
