— А сколько усилий надо, Коль, чтобы эти члены твои впарить? Ты ведь, Колян, все это реально представляешь. Ты ведь гниешь просто заживо в этом сраном переходе и прыгаешь перед всеми как дешевая проститутка: «Купите этот член от пьяного бизона! Я по глазам вашим вижу, что принесет он вам удачу!»
— (Глаза Коляна зло трезвеют) Да, Жека. Я, конечно, прыгаю. И проститутка, и все такое… Но ты ответь мне на один вопрос. Вот если не будет у меня в руке раскрашенного члена, я, Жень, с чем прыгать-то буду? Со своим? Природой мне щедро дарованным? Так его ж не купит никто! Никому он в качестве покупки не нужен. Так если только, во временное пользование кто попросит… А вот когда не будет того, с чем можно за деньги перед публикой прыгать, так мне что, по-твоему, Жек, с голоду что ли подохнуть? Или ты меня на баланс возьмешь? Вот и получается, что производитель — он всеж-таки главный в экономике, а чистой прибыли имеет меньше, чем мы с тобой, торгаши проклятые.
— Ну-ну, дружок, ты давай не путай кабель с кобелем, Бабеля с Бебелем. Это ты у нас торгаш рыночно-базарный! Мы, бизнесмены из «OBSERVANT PUC-PUC COD INTERCORPORATION», всё ж таки на порядок-то повыше вас, улично-ларечных будем. Всё ж таки мы, как никак, мерчендайзеры.
— А-а-а, то есть вы — это как раз те, которые этикетки в торговых залах супермаркетов развешивают?
— Отстойная ты, Коль, серость.
— Может оно и так, но ты только что правильно заметил, что «как никак» вы — мерчендайзеры. Какая, на хрен, разница между вами и нами, всякими ПБОЮЛами?! У вас, мерчендайзеров долбанных, объемы только-то и больше. Ну не можем мы всю страну членами завалить! Ну нет такого у страны спроса! Очень уж специфический это продукт. А все остальное у вас — так же, как и у нас. И так же прыгаете вы по рынку, как проститутки и заглядываете дистрибьюторам в глазки. Умоляете их, чтобы они продвижением именно вашего товара занимались. Стимулируете их. А дистрибьюторы — это еще те проститутки, улыбаются вам так простимулированно, простимулированно же кивают вам головами, а продвигают товары ваших конкурентов. А все почему? Потому что конкуренты их сегодня простимулировали гораздо качественней, чем вы. Так кто же вы тогда, Жек? И чем на самом деле занимаетесь? Повышением качества стимулирования дистрибьюторов? Этаких электро-фало-имитаторов вы все время мне напоминаете.
— А у тебя одно только на уме всегда.
— Так это же нормально, Жек! Мужик всегда должен заботиться о своей состоятельности. А у вас там с этим сплошные проблемы. Судя по твоим друзьям. Посмотришь на них, послушаешь их разговоры — сплошняком просто проблемы. Нормальных людей нет. И не поймешь сходу, половина на половину: либо педерасты, либо импотенты!
— А в рыло?!
— У кого это рыло?!
— Послушайте, Николай, Вам не кажется, что наш диалог перешел в неконструктивную плоскость?
— Вынужден с Вами согласиться, сэр.
Они встают в изысканном английском полупоклоне. Тhe telki с затаенной надеждой смотрят на них своими припухшими в скорби глазками. Бесполезно. Жека уверенно и молча следует в туалет. Его мутит от обилия съеденных лобстеров. Он заходит в туалетную кабинку, в которой оказывается почему-то четыре с половиной унитаза. Раньше Жека такого здесь не наблюдал. «С четырьмя сральниками вроде бы все понятно, — пьяно рассуждает он, — повышают качество обслуживания. Теперь можно будет продолжить беседу в сортире, если за столом кого-нибудь или всех сразу прихватит. У нас такое часто бывает. От переедания. В основном. Но зачем еще половинка? Наверно, это со сбитого самолета. Это наверное все, что осталось от неудачливого лайнера. Не выбрасывать же. Вот и поставили для антуражу».
Жека громко зовет Ихтиандра, аккурат между парами унитазов. Становится немного легче. Унитазы медленно ползут навстречу друг к другу и сливаются в один, но половинка так и остается стоять поодаль. Штормит. Жека садится на унитаз-трансформер. Он неуверенно закуривает настоящую, купленную на площади у Киевского вокзала, сигарету «Филип Моррис» и стряхивает пепел дрожащими руками в рядом стоящую антуражную половинку унитаза. В соседнем очке громко зовет Ихтиандра полоумный Колян. Ихтиандр почему-то долго не приходит. Но Жеке некогда уже его ждать. Очень хочется спать. Завтра на работу. Выходной близок к завершению. Жаль, конечно. Но ничего, в конце-концов, славно отдохнули. Жека медленно вырубается. Последнее, что он видит в угасающем своем сознании, это сумрак подземного люберецкого пешеходного перехода и плавающую в этом сумраке, как в невесомости, сгорбленную фигуру Коляна. Вместо носа у Коляна торчит большущий член сине-лилового цвета. Рядом с плавающей фигурой Коляна подпрыгивает какая-то сухонькая старушенция и пытается ухватить Коляна за член-нос. По лицу старушенции разлит румянец волнующих воспоминаний. Колян все время уворачивается от ее костлявых ладоней и кричит не своим, каким-то пронзительно-тоненьким голоском: «Бабуся, не трогайте, это последнее, что у меня осталось! Все продал! Резко возрос спрос! Увеличился объем продаж! У-рр-а! Я теперь тоже мерчендайзер! Смерть продажным дистрибьюторам!»
Жека вырубается. Он будет спать теперь до утра сном праведника. Спать, не обращая внимания на негодующие вопли «сбитых летчиков» по ту сторону туалетной кабинки. Не обращая внимание на их барабанные, в нетерпении своем, перестуки на дверной поверхности. Плевать! Жекин сон не могут нарушить даже призывные курлыкания «сбитых стюардесс», просачивающиеся сквозь ненадежность туалетных дверей. А утром Жека как всегда очнется в той же удобной позе, которая была принята накануне. Бодро спрыгнет с унитаза-трансформера. Побрызгает на свежее, слегка помятое и сильно опухшее лицо прохладной и чистой водой из треснувшего сливного бачка и энергично двинется на работу. На великие свои маркетологические свершения.
Дела у Жеки действительно были великими. Ведь если бы не это Жекино великое поколение талантливейших менеджеров, кто знает, жила бы сейчас страна родная? А в то далекое время, когда несчастные лузеры шарили по одной шестой части обездоленной суши в поисках недорогой, но относительно съедобной для себя пищи, успешные Жекины подвижники весь день и весь наступивший вечер продвигали по базару рынка стратегические продукты, а по ночам зачитывались Ульбеком и Эллисом. Все вместе собирались и увлеченно так зачитывались. Нет, не все, конечно же, а только самые продвинутые из маркетологов. Остальное маркето-менеджерское быдло (ну, к примеру, руководители уличных ларьков, колхозных прилавков и т. д.) тоже как-то кучковалось, но все больше под «Последний приказ убитого комбата» или там под какие-нибудь «Спецназ выходит из зоны огня», «Не раскрывшийся парашют резидента» и т. д… Что же заставляло их всех кучковаться? Шли бы себе домой после тяжелого капиталистического труда, да и читали себе, расслабленно развалившись в не совсем уютном кресле, сделанном еще при неориентированном на комфорт социализме, и потягивали в свое удовольствие какой-нибудь «Tuborg» или еще какую-нибудь модную жидкость. Ан нет! Как в годы реакционного царизма молча собирались они на «конспиративной» квартире, рассаживались в «революционный кружок» из жестких, не хватающих на всех табуреток и с упоением по очереди читали. И было две предпосылки для этих посиделок. Во-первых, были наши маркетологи все, как на подбор, махровыми недоучками. Ну не было у них никогда времени на учебу! Да, конечно, закончили они когда-то с грехом пополам средние советские школы, но ведь это неправильные были школы. Не тому там совсем учили, и уж очень были они скучными для будущих подвижников наступающего на страну базарного рынка. Если бы в тех школах учили тому, например, как «Жопой танк остановить» (известный постсоветский хит), тогда, наверное, какой-нибудь интерес у них проявился — танки в окрестностях Люберец в те далекие времена еще не появились, но вот-вот должны были появиться и даже немножко пострелять с горбатого мостика. Но в тогдашних неправильных школах этому не учили. Поэтому промышляли будущие маркетологи, в ущерб занятиям различного вида «фарцой». Сначала фирменными зажигалками, сигаретами, жвачкой и презервативами, добытыми всеми правдами и неправдами в предместных гостиницах типа «Интурист», а затем в ход пошла дефицитная «джинса». Вместе с «джинсой» подкралось и время получать самое высшее на тот момент в стране Советов образование. А тут уже замаячило на горизонте «новое мышление», и к единству партийных съездов начал подкрадываться некий таинственный для всех еще, но уже чем-то настораживающий «плюрализм». На мировом рынке вдруг резко рухнули цены на нефть, и оскудевшая от борьбы с пьянством казна Страны Советов начала с печальным визгом стремительно сдуваться. Мгновенно опустели полки магазинов, и в обиход опять вошли не забытые еще военным поколением продовольственные карточки. Но вдруг — о чудо! Какой-то шелест прокатился по стране! Задули вдруг свежие ветры с загнивающего Запада! И так сладко в самом начале благоухали они! Вместе с шелестом и ветрами стал вдруг слышен всей стране звук чьих-то шагов. Кто это? Чья это тяжелая и уверенная поступь? А-а-а! Да вот же замелькали с экранов их лица! Молодые еще лица наших, так сказать, младореформаторов-спасителей. Гайдар шагает впереди! За спиной флагмана развивается чей-то, неузнаваемый еще, рыжий чуб. И, наконец-то, ур-ра-а! Опустевшие было полки магазинов начали вдруг быстро заполняться. А потом начали просто ломиться эти полки, и товар попросту разбрасывался по всей торговой площади не рассчитанных на такое обилие советских магазинов. Чем только не стремились тогда попотчевать приунывших было лузеров за их же, разумеется, денежные средства! На прилавках самого убогого ларька можно было обнаружить одновременно и гламурный «Амаретто», и паленый «Абсолют», и даже деревянные кокосы с зелеными ананасами. Все посыпалось на головы бедных лузеров как из рога изобилия. Ну и какая же тут, спрашивается, могла быть в принципе учеба-то?! Когда такое «бабло» в округе вращается! А ехидный голосок внутри нашептывает: «Это скоро все закончится. Ненадолго это все. Скоро опять все и вся закроют и строжайшим образом запретят. Так что куй железо, пока Горбачев!»
