Тараскуз жестом приказал слугам повиноваться и стал наблюдать, как они потеют, перенося тяжелое бессознательное тело. Ксалтотун аккуратно прикрыл Конана шелковым плащом, спрятав от лишних посторонних глаз, и взял в руки вожжи. - Я еду в Бельверус, - сообщил он. - Передай Амальрику, - моя помощь ему больше не понадобится. Теперь, когда король Акулонии пленен, а его армия разбита, он может полагаться на свои собственные силы - мечи и копья. Этого хватит, чтобы довершить начатое. Просперо, не успевший привести на помощь нашему противнику свои десять тысяч воинов, услышав об исходе битвы, уже со всех ног отступает к Тарантии.
...Да! Запомни еще одно: Амальрику, Валериусу, да и вообще никому другому о нашем пленнике ничего не рассказывай. Пускай все считают, что он действительно погиб под обвалом.
Глаза говорившего переместились на стоявшего неподалеку гвардейца. Наступила неловкая тишина, и тот начал беспокойно ерзать под тяжелым гипнотическим взглядом. - Что это у тебя на брюхе? - неожиданно и резко спросил его Ксалтотун. - Что?.. А! Это, с вашего позволения, мой пояс... - пробормотал совершенно сбитый с толку воин. - Лжешь! - торжествующий смех был безжалостен, как лезвие ножа. Это же ядовитая змея! Что ты за глупец, если подпоясываешься ядовитой гадиной!
Гвардеец ошалело опустил широко раскрытые глаза вниз, и вдруг ему показалось, что пряжка его ремня начинает подниматься к его лицу... Но это уже была не пряжка, а голова змеи! Немигающий злобный взор и истекающие ядом зубы! Раздалось тихое шипение, и он почувствовал холодное прикосновение чешуйчатой кожи...
Испуганно вскрикнув, воин ударил змею голой ладонью, с ужасом осознав, что ядовитые зубы погрузились в его руку, пошатнулся и упал, как колода.
Тараскуз обеспокоено взглянул на распростертое у его ног тело - он увидел лишь пояс с пряжкой, двойной зубец которой глубоко впился в ладонь трупа.
А Ксалототун теперь смотрел на королевского оруженосца, к этому моменту уже успевшего задрожать и побледнеть, как мел. Но Траскуз вовремя вступился: - Не надо! Ему можно доверять! - Ну ладно. Только смотри, чтобы все, что здесь произошло, осталось тайной! Когда я вам понадоблюсь, пусть ученик Орастеса Альтаро позовет меня, как я ему объяснил. Я буду в Бельверусе, в твоем дворце. - С этими словами он помахал рукой и дернул вожжи.
Тараскуз поднял руку в ответном прощальном жесте, и, когда повозка немного отъехала, лицо его неожиданно исказила гримаса неописуемого удивления, страха и неприязни. - Почему ты пощадил этого варвара?.. - прошептал пораженный оруженосец, не в состоянии оторвать взгляда от удаляющейся фигуры чернокнижника. - Я сам удивляюсь... - пробормотал в ответ не менее растерянный король Немедии.
Глухое эхо заканчивающейся битвы затихало где-то вдали, как и стук окованных железом колес покидающей их повозки. Заходящее солнце багряным сиянием освещало неподвижные скалы, и уже почти неразличимая упряжка скоро окончательно скрылась в огромных пурпурных тенях, встающих на востоке...
"ИЗ КАКОГО ЖЕ ТЫ ВЫПОЛЗ ПЕКЛА ?"
О своей долгой поездке в повозке Ксалтотуна Конан ничего не помнил. Он лежал, словно мертвый, в то время как колеса стучали то по булыжникам горных дорог, то мягко шелестели по высоким травам зеленых долин, и, когда они спустились с нагорий вниз, по широкой белой дороге, что вилась меж богатых полей до самых стен столицы Немедии.
Сознание начало возвращаться к нему лишь под рассвет. Он услышал человеческие голоса и скрип тяжелых петель, рассмотрев сквозь щель в укрывавшем его плаще бородатые лица стражников и смутно видневшиеся в неясном свете какие-то высокие сводчатые ворота. Мечущийся огонь факелов, дробясь, отражался в полированных шлемах и наконечниках копий окруживших повозку гвардейцев. - Простите, уважаемый, вы нам не скажете, как закончилось сражение? - произнес по-немедийски чей-то любопытный голос. - Достаточно успешно, - последовал лаконичный ответ. - Король Акулонии убит, а его армия разбита.
Раздался хор обрадованных голосов, утонувший в грохоте повозки по каменным плитам. Ксалтотун щелкнул бичом, из-под колес брызнули искры, и упряжка покатилась прочь от ворот. Но Конан успел услышать, как один из стражников удивленно пробормотал: - От самой границы до Бельверуса всего от захода до восхода солнца! И кони не загнаны! Господи, да он просто...
Потом вновь наступила тишина, прерываемая лишь стуком копыт и колес по брусчатке темной улицы.
Услышанное запало Конану в память, но в данный момент эти слова для него ничего не значили. Он все еще оставался бездушным автоматом, способным видеть и слышать, но не способным что-либо понять. В голове его медленно кружились неясные мысли и образы, и вскоре он снова впал в глубокий транс, так и не сумев зацепиться за крошечные обрывки непослушных мыслей. Он не слышал, как кони остановились в глубоком, словно колодец, дворике, и не почувствовал, что тело его несут чьи-то сильные руки. Гулкие, ведущие вверх каменные ступени, темные коридоры, шепот, тени, тихие шаги - все проплывало мимо его сознания, далекое и ничего не значащее.
Окончательное пробуждение было резким и быстрым. Он мгновенно вспомнил все события битвы, ее окончание и осознал, где находится. Конан лежал на застеленном шелковым покрывалом топчане, скованный по рукам и ногам прочными цепями, и порвать их не было никакой возможности. Комната, где он пришел в себя, была оформлена в страшноватом мрачном духе: со стен свисали черные шелковые портьеры, тяжелые пурпурные диваны вызывали кровавые ассоциации. Не было заметно никаких признаков окон и дверей, и лишь одна большая золотая лампа, подвешенная на софите в нише, освещала все вокруг таинственным искрящимся сиянием.
В ее свете фигура, сидящая перед Конаном в серебряном, похожем на трон, кресле, казалась нереальной и фантастичной. Но черты ее лица, даже в полусвете, были видны с необычайной четкостью. Казалось, будто голову незнакомца окружает удивительное сияющее облако, подсвечивающее рельеф его бородатого облика и придающее ему последний признак внешнего мира в этой темной жутковатой комнате.
Лицо человека, имеющего классические, скульптурно красивые черты, властно притягивало к себе взгляд. Было что-то неестественное в его покое, какой-то неуловимый признак силы, более могучей, чем человеческая, признак глубочайшего знания и мудрости, и потрясающая уверенность в себе.
Неприятная дрожь ускользающего близкого предчувствия вновь наполнила душу короля Акулонии. Он точно знал, что никогда ранее с этим человеком не встречался, но эти черты ему почему-то уже были знакомы, они напоминали что-то или кого-то. Словно он встретился с действующим лицом одного из своих ночных кошмаров. - Кто ты? - резко спросил Конан, пытаясь, несмотря на оковы, принять сидячее положение. - Меня зовут Ксалтотуном, - прозвучал ответ сильного мелодичного голоса. - Где мы сейчас? - В Бельверусе, в одной из комнат королевского дворца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
