шеи, а затем круговыми движениями провожу по её плечам и между лопатками. Кажется, я мыл её так всего один раз. Давным-давно.
Мы были в Конкорде.
Я закрываю глаза и медленно провожу губкой по её спине, пытаясь вспомнить, как я прикасался к ней той ночью. Тогда всё было намного проще. Несмотря на то, что я был под большим давлением, у меня всегда находилось время для неё. После того, как я чуть не погубил наши отношения в Вегасе, я отказался от всего ради неё. Теперь, похоже, я отказываюсь от неё ради всего остального. Я перестаю двигать губкой у основания спины Оливии. Я этого не хочу. Она — это лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Прочистив горло, я ритмичными движениями веду губку обратно к её затылку и вдоль рук. В конце концов, я роняю губку на пол, прежде чем обхватить обеими руками скользкое от мыла тело Оливии. Она кладёт голову мне на плечо, а я прячу лицо у неё в волосах на затылке. Секунду спустя она переплетает свои пальцы с моими и нежно проводит нашими руками по своему телу. Пальцы с лёгкостью скользят по её животу, рёбрам и груди.
Влага блестит на нашей коже, когда струи воды из душа стекают с моего плеча на плечо Оливии. Я наблюдаю, как чистая вода скатывается с её острых ключиц и продолжает стекать по её груди и розовым соскам. Грудь идеально ложится в мои ладони.
— Ты действительно расстроил меня сегодня, — бормочет она, нервно переминаясь с ноги на ногу. Наклонив голову, я целую её в шею и плечо.
— Я знаю. Мне жаль.
Оливия отпускает мои руки и поворачивается ко мне лицом. Её тёмные волосы плотно прилипли к голове, а обычно ярко-зелёные глаза кажутся тусклыми даже при таком освещении, и я ненавижу себя за то, что это из-за меня.
— О чём ты хотела поговорить? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
— Мне кажется глупым поднимать этот вопрос сейчас, когда я не в настроении. Предполагалось, что это будет что-то хорошее… Что-то, что поднимет мне настроение.
— Я слушаю сейчас. Я хочу это услышать.
Она смущённо отводит свои зелёные глаза от моих и наклоняется, чтобы взять губку. Я терпеливо жду, пока она выжимает всё мыло и наносит ещё из флакона на маленькой полочке позади себя. Она мнёт губку в ладонях, ритмично сжимая, пока с неё не начнёт стекать пена. Затем она прижимает её к моей груди, моя меня маленькими и уверенными круговыми движениями.
— Ну, это было насчёт завтрашнего Дня святого Валентина… У меня есть идея.
Мои губы дёргаются, но она не замечает этого. Её внимание приковано к моему торсу и губке.
— Что за идея? — Несмотря на жару в душе, румянец разливается от её груди к ушам, заставляя её щёки красиво пылать. Только одна тема заставляет Оливию краснеть так сильно, и это секс. Я всё ещё возбуждён, мой член болезненно пульсирует, но когда она двигает губкой вниз, то притворяется, что не видит, насколько я возбуждён из-за неё. И это сводит меня с ума.
— Я подумала, что мы могли бы встретиться в ресторане. Предпочтительно в таком, где над ним есть отель со свободным номером.
Я ухмыляюсь.
— Хорошо.
— Это ещё не всё. Мы соберёмся по отдельности, пойдём в ресторан раздельно и встретимся там.
Сбитый с толку, я наклоняю голову набок.
— Если мы всё равно увидимся там, зачем ехать по отдельности?
Оливия качает головой, её щеки вспыхивают.
— Под «встретиться» я имею в виду не свидание, а действительно «встречу»… Как впервые, снова. Это будет игра. Я могу быть гламурной пуэрториканской супермоделью, а ты знаменитым французским футболистом.
Я француз, а она пуэрториканка? Да. Это не сработает. Я приподнимаю бровь, и она отмахивается от меня.
— Или нет… Ты понял, что я имею в виду.
Впервые за долгое время на её лице появляется волнение, смешанное с лёгким смущением, и у меня не хватает духу сказать «нет» её маленькому фетишу. Я могу понять это желание ненадолго убежать от реальности. Звучит соблазнительно.
— Ты хочешь французского футболиста? — спрашиваю я, забирая губку у неё из рук и бросая её на пол.
Она быстро качает головой, когда губка с хлюпаньем падает на пол.
— Ты можешь быть кем угодно.
— А я могу быть собой? — спрашиваю я, обхватывая её за бедра и притягивая к себе.
— Э-э-э… — Её грудь вздымается, наша близость нарушает поступление кислорода в её мозг. — Это не… Не так работает.
Её прерывистое дыхание вызывает у меня в животе какое-то яростное и первобытное чувство.
— Если ты хочешь кого-то другого, я могу стать кем-то другим для тебя.
Я вытягиваю шею и прижимаюсь губами к её шее. Всё её тело вздрагивает, когда мои губы касаются её тёплой и влажной кожи.
— Я хочу, чтобы ты был самим собой. — Она тяжело дышит, обхватывая меня бедром и заставляя улыбаться, уткнувшись лицом ей в шею. — Только под другим именем.
Я подаюсь вперёд и сжимаю её плоть зубами. Она шипит, прижимаясь своими бёдрами к моим. Я отпускаю Оливию, когда она выпускает коготки и крепко вонзает их мне в лопатки.
— Тебе не нравится моё имя? — спрашиваю я.
Я приподнимаю её, пока её попка не прижимается к прохладному кафелю.
— Сет — это моё любимое имя, — отвечает она, а конец предложения теряется в лёгком стоне. — Но ты не можешь быть Сетом. В этом весь смысл игры.
Я отстраняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Если ты сможешь сказать мне, почему ты хочешь встретиться снова как в первый раз, я сделаю это для тебя.
— Я надеюсь, это вернёт нас к началу.
Я провожу пальцами по её рукам, нежно поглаживая.
— Когда мы не встречались. Тебе не кажется, что мы уже не те, что раньше? — Она слегка огорчается. — Ты не чувствуешь себя по-другому? Тебе не кажется, что мы изменились? Ты уже не тот мужчина, за которого я вышла замуж, а я не та женщина, на которой ты женился. — Её взгляд нервно перебегает с моего лица в сторону. — Тогда мы были неразлучны. Ненасытны. Безрассудны.
Она права. Я знаю это.
— Мы не можем вечно оставаться такими.
Оливия кивает.
— Я знаю и не хочу возвращаться к этому, но и терять то, что делало нас особенными, тоже не хочу. Я не хочу, чтобы моя жизнь состояла только из работы и отсутствия развлечений. Это не жизнь.
— Ты думаешь, мы застряли в рутине? — наконец-то удаётся выдавить мне из
