Я отвернулся.
— Если все-таки захочешь получить работу — заходи.
Я вышел, тихо прикрыв дверь и оставив Майка дожидаться, когда она хлопнет.
* * *
День Большой Охоты начался, как обычно. Спустя два дня после моего трусливого бегства я вновь спустился на глубину. Икки не показывался. Это была всего лишь очередная попытка его поймать.
Прежде чем нырнуть, я остановился возле слайдера, прокричал "Доброе утро" и получил ответ. Заново, без лишних эмоций, я взвесил каждое слово Майка. Они мне по-прежнему не нравились, но я решил не придавать им значения.
Итак, вниз. Я спустился на двести девяносто метров. Черные змеи шлангов извивались в свете фонаря. Стояла безмолвная ночь, и я двигался по кривой, словно пучеглазая комета с ярким хвостом впереди.
Поймав скользкий и гладкий линь, я приступил к работе. Я раскачивался в этом ледяном мире, переворачивался вверх тормашками… Снизу потянуло сквозняком, словно подо мной открыли большую дверь. Я стал погружаться еще быстрее.
Что-то поднималось. Что-то достаточно большое, чтобы вызвать смещение вод. Я все еще не верил, что это Икки. Может быть, какое-то течение, но только не Икки.
Когда я вытащил первую заглушку, подо мной вырос черный бугристый остров.
Я направил луч вниз. Икки поднимался, разинув пасть.
Я превратился в кролика.
Волной накатил страх. Взорвался желудок. Закружилась голова.
Ни о чем не думать, не думать ни о чем. Довести дело до конца. Я, наконец, справился с собой и сумел вытащить остальные заглушки.
К тому времени я мог пересчитать чешуйчатые сочленения, окаймлявшие глаза Икки.
Сквиглер вырос, порозовел, засветился.
Теперь фонарик. Я должен погасить его, чтобы Икки видел только приманку.
Включая ускорители, я оглянулся.
Икки был так близко, что я видел отражение сквиглера у него в глазах. Оставалось четыре метра, и, поцеловав его в сверкающие челюсти двумя струями ускорителя, я взмыл вверх. Я не знал, следует ли он по пятам, и потому вновь поддался панике, ожидая, что меня вот-вот съедят.
Двигатели заглохли. Я заработал ногами, но вскоре почувствовал приближающуюся судорогу. "Включить свет! — заверещал во мне кролик. — На одну секундочку! Узнать…"
"Или свести счеты с жизнью", — ответил я. Нет, кролик, мы не выскочим перед охотником. Пребывай во тьме.
Наконец, зеленая вода… желто-зеленая… и поверхность…
Удвоив усилия, я рванулся к «Десятке». Взрыв за спиной швырнул меня вперед. Мир сжался в далекий крик:
— Он жив!
Гигантская тень. Ударная волна. Трос тоже цел. Страна счастливой рыбалки.[5] Может быть, я сделал что-то не так?
Где-то сжалась «Кисть». "Кисть" невидимого рыбака. Что, неужели клюет?
Мы родились миллионы лет назад. Я помню зарождение одноклеточного организма и болезненное превращение в амфибию, потом мы вдохнули воздух…
Память возвращалась ко мне. Откуда-то с высоты верхушек деревьев донесся голос:
— Он приходит в себя.
Я снова превратился в гомо сапиенса и шагнул дальше, в похмелье.
— Не вздумай вставать.
— Что с Икки? — пробормотал я.
— Попал на крючок, но борется. Мы думали, он облюбовал тебя на закуску.
— Я тоже так думал.
— Помолчи немного. Дыши.
Маска у меня на лице. Как славно. Поднимем бокалы…
— Он очень глубоко спрятался. За пределы действия наших приборов. Мы не могли его обнаружить, пока он не появился. Но и тут опоздали.
Я начал зевать.
— Сейчас перенесем тебя в каюту.
Я ухитрился вытащить нож из ножен на лодыжке.
— Попробуй, и лишишься большого пальца.
— Тебе нужен покой.
— Тогда принеси пару одеял. Я остаюсь.
Я вытянулся на койке и закрыл глаза.
Кто-то встряхнул меня. Мрак и холод. Прожектора заливали палубу желтым светом. Я лежал на аварийной койке в каюте рядом с центральным пузырем, спеленутый шерстяным одеялом, но все равно дрожал.
— Прошло одиннадцать часов. Ты сейчас ничего не увидишь.
Я ощутил во рту привкус крови.
— На, выпей.
Вода. Я хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова.
— Не спрашивай, как я себя чувствую, — прохрипел я. — Я отлично представляю себе последствия, но не будем говорить об этом. Хорошо?
— Хорошо. Пойдешь вниз?
— Нет. Дай мне мою куртку.
— Держи.
— Что делает Икки?
— Ничего. Он под наркозом, но пока остается на глубине.
— Когда он появлялся в последний раз?
— Часа два назад.
— А где Джин?
— Она в слайдере и никого туда не пускает. Майк просил зайти. Он в пузыре.
Я сел и повернулся. За стенкой пузыря Майк помахал рукой. Я помахал в ответ.
Я опустил ноги на палубу и раза два глубоко вздохнул. Боль в животе. Я встал и потащился к пузырю.
— Как самочувствие? — спросил Майк.
Я взглянул на экран. Икки не было. Слишком глубоко.
— Выпить найдется?
— Только кофе.
— К черту кофе!
— Ты нездоров. К тому же кроме кофе здесь ничего пить не разрешается.
— Кофе, — пробормотал я. — Коричневая бурда которая обжигает желудок. Я знаю, в нижнем ящике ты держишь кое-что получше.
— Стакана нет. Согласен пить из чашки?
— Какая разница? — Он налил.
— Здорово у тебя получается. Тренируешься для будущей работы?
— Какой работы? — не понял он.
— А той, что я тебе предлагал… Пятно на экране!
— Поднимается, мэм! Он поднимается! — заорал Майк в коробку микрофона,
— Спасибо, Майк. Я вижу, — протрещало из динамика.
— Джин!
— Заткнись! Она занята!
— Это Карл?
— Да, — отозвался я. — Позже поговорим. — И прервал связь.
Зачем я это сделал?
— Зачем ты это сделал?
Я не знал.
— Я не знаю.
Проклятое эхо! Я встал и вышел на палубу. Ничего? Ничего…
Есть! «Десятка» в самом деле покачнулась. Икки, должно быть, передумал, когда увидел корпус, и вновь стал погружаться. Слева — пена и буруны. Во чреве глубин — яростный рев бесконечного спагетти канатов.
Я немного постоял и вернулся в пузырь. Два часа головокружения.
— Наркотик на него действует?
— Да.
— Как там мисс Лухарич?
— А что с ней может случиться?
— Думаю, ты смог бы выудить Икки.
— Я тоже так думаю.
— И она так думает.
— Тогда пусть меня попросит.
Усыпленный Икки дрейфовал на глубине тридцати фатомов.
Я вновь спустился на палубу и «случайно» прошел возле слайдера. Она не смотрела в мою сторону.
— Карл, зайди.
Глаза Пикассо (что есть, то есть) и заговор с целью заставить меня работать на слайдере…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
