Сосны шумят
Повести
Сосны шумят
Ночь
Сейчас ночь. Тамара не спит. Тетя Нюра, которая дежурит сегодня, сидит в уголке. Там на маленьком столике горит коптилка – баночка с керосином, а в ней фитилёк. Ребята спят. А Тамара не спит. Тамара плачет. Рядом стоит Валина кроватка. Вале три года. Он ещё очень маленький. Он ничего не понимает и не помнит. Он спит спокойно. А Тамара – большая. Ей уже шесть. Тамара знает, что сейчас война. Что её привезли в деревню Сосновку, в «глубокий тыл», из Минска. В Сосновке она живёт с ребятами в светлом деревянном доме, который раньше был школой, а теперь он называется Дом ребёнка. В Минске осталась Тамарина мама. Тамара всё время ждёт маму.
Ночью она не может спать. Она слушает, как шумят за окном сосны. В открытую форточку пахнет дождём. Ночью Тамаре кажется, что мама никогда не приедет. И она тихонько плачет, чтобы не услышала тётя Нюра. Потом она засыпает.
Олеся
А утром в большое незанавешенное окно весело светит солнце. Тётя Нюра кричит: «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!» В школу никто не ходит, это просто у тёти Нюры будилка.
Прибегает Олеся. Олеся – большая девочка, дочка Веры Александровны – заведующей.
– Ребята! – говорит она. – Тётя Нюра отпускает вас после завтрака со мной гулять. Собирайтесь скорее.
Она помогает тёте Нюре принести с кухни кашу. Ребята старательно выскребают кашу из глиняных мисок. Добавки не будет. Тётя Нюра говорит, вздыхая: «Война…»
Собрались. Построились парами. Тамара, как всегда, в паре с Инночкой-красавицей. Её так зовут, потому что так её называет папа. Инночкин папа на фронте. Он пишет ей письма, а тётя Нюра читает их два раза: один раз Инночке, а потом всем ребятам. Инночкин папа написал: «Всё будет хорошо, Инночка-красавица, мы обязательно победим фашистов».
Тамара думает: «Какие они – фашисты? Наверно, толстые, красномордые и косоглазые». Из-за них мама не едет за Тамарой…
Олеся выводит ребят во двор. Высокие сосны окружили дом, как будто играют в каравай. Кажется, сейчас запоют: «Каравай, каравай, кого любишь – выбирай!» Но у них получается только бесконечное «ш-ш-ш-ш», и они с досады размахивают ветками и сыплют на землю сухую хвою.
Олеся говорит:
– Тамара, ты будешь за старшую. Построй ребят полукругом, а я сбегаю за Альфой.
Альфа – это Олесина овчарка. Сейчас они будут её дрессировать. Ребячий круг смыкается. Олеся и Альфа – в середине. Ушки у Альфы – торчком, шерсть серебристо-серая. Она виляет хвостом и дрессироваться не хочет.
Олеся кричит ей:
– Альфа, сидеть, сидеть!
Альфа нехотя садится. Олеся гладит её по голове. Надо бы дать ей сахару, но сахару у Олеси нет. Утром она сама пила противный сладковатый чай с сахарином.
– Альфа, лежать! – командует Олеся.
Альфа и не думает ложиться. Она увидела Кашлатика – рыжего важного кота, который эвакуировался из Москвы вместе с Олесей и Верой Александровной.
Альфа бежит по кругу, потом прорывает его там, где стоит маленький Валя, и кидается за котом. Кашлатик, не хуже белки, одним махом взлетает на сосну. Альфа на него громко лает, ребята хохочут. На этом дрессировка кончается.
Рояль и Сметан Сметаныч
Как-то раз в коридоре шёл странный разговор. Заведующая Вера Александровна и завхоз Исаак Маркович разговаривали друг с другом сердито и непонятно.
Тамара ходила в бельевую за наволочками и всё слышала.
– Я знаю, что война. Ну и что же? – говорила заведующая. – Нам ведь не только их растить, нам их и воспитывать надо. Вкус им прививать. Развивать чувство прекрасного.
– Вы фантазёрка! – кричал завхоз, размахивая левой, единственной рукой. – Это нереально. У нас нет на это денег. Мне нужны лошади. Лошади, а не фигли-мигли! Мне нужно возить дрова со сплава. Я же не могу навозить дров на всю зиму на одном нашем дохлом Мишке! Мне нужно платить за лошадей. Я должен их а-рен-до-вать!
Так они покричали и ушли.
А на следующий день шуму в коридоре было ещё больше. Ходили какие-то чужие дядьки. Открывали двери. Вторая половинка, которая была на крючке, открываться не хотела. Её колотили топором. Кто-то говорил:
«Снимите с петель, снимите же её с петель!»
И наконец много людей сразу внесли в коридор через кухню (ребятам ходить в эту дверь запрещалось) большущий рояль. Его поставили в коридоре, в углу, и он стоял там, как испуганный чёрный слон. Ребята подходили к нему, гладили его и ждали, что же будет дальше.
А дальше было вот что. После полдника к ребятам пришла Вера Александровна и сказала:
– Возьмёте каждый свой стульчик и пойдёте в коридор.
В коридоре за роялем сидел высокий, очень худой старик.
– Это Степан Степанович, Вера Александровна. – Ваш учитель. Садитесь все возле рояля.
Ребята пошумели, повозили стульчиками и наконец расположились и затихли.
Степан Степанович сказал:
– Мы сейчас выучим песенку. – И заиграл. И запел. Он пел тихим голосом смешную песенку:
Мой маленький ослик на рынок пошёл,Мой маленький ослик сто крынок нашёл.Ни красных, ни белых,Ни битых, ни целых,Мой маленький ослик сто крынок нашёл!
Ребята быстро выучили песенку про ослика. А потом Степан Степанович рассказал им, что у него есть сын и что его сын – лётчик, он воюет с фашистами и с фронта прислал Степану Степановичу песню, которую любят петь лётчики. Это была взрослая, серьёзная песня. Но Степан Степанович спел её ребятам, и они запомнили припев и подпевали:
Петлицы голубые,Петлицы боевые,Я вижу вас при свете и во мгле.Лети, мой милый сокол,Лети, мой друг, высоко,Чтоб было больше счастья,Счастья на земле!
А вечером, когда все легли спать и тётя Нюра вышла из комнаты, был такой разговор.
– Тамара, а Тамара… – шептал Валя. – Это что – сокол?
– Птица такая.
– Тамара, а про какой же тогда самолёт мы пели? Ведь про него поют, что он сокол, а как это – самолёт и сокол?
– Наверно, такой волшебный самолёт, – шепчет в ответ Тамара. – Как птица. У него белые железные крылья.
– И он ими машет, да?
– Машет. И на них красные звёзды.
– И он убьёт всех фашистов?
– Убьёт. И тогда приедет моя мама.
– И моя?
– И твоя…
Степан Степанович стал приходить к ребятам часто. Ребята полюбили его. Им всё нравилось в старом учителе: и как тихо и мягко он разговаривает, и как красиво поёт, и как прямо и ровно ходит – как военный. Только маленький Валя никак не мог выговорить его имени и отчества правильно. У него получалось что-то вроде «Сметан Сметаныч». Ребята так и стали звать своего учителя – Сметан Сметаныч. За глаза, конечно. А то ещё обидится. Они ведь не со зла, а просто передразнивают Валю.
Репертуар
Однажды, когда Сметан Сметаныч пришёл на урок, с ним вместе появилось непонятное слово: «репертуар».
– Нужен же репертуар, – говорил он тёте Нюре и Вере Александровне. – Помилуйте, как же так – просто взять и выступать?
Потом на урок прибежала Олеся и тоже говорила: «Репертуар, репертуар».
Ребята толком ничего не поняли. Но с этого урока стали не просто все хором петь песни, но каждый ещё дополнительно разучивал свою песенку или стишок.
Инночка-красавица выходила на середину коридора и объявляла:
– Моцарт. «Колыбельная». – И начинала петь тоненько-тоненько:
Спи, моя радость, усни…
Валя тоже выходил на середину. Он читал стихи. У него получалось так:
Взяй баясикКаяндасик.
То есть «взял барашек карандашик». Смешно, конечно, но над ним не смеялись. Хвалили даже. Валя ведь маленький.
А Тамара танцевала под музыку.
Когда Степан Степанович играл что-нибудь красивое и медленное, ей так и хотелось медленно поднимать руки и кружиться. Олеся как-то случайно увидела, как Тамара в уголке, в коридоре, кружится и приседает.
– Степан Степанович, – сказала она, – а Тамара-то у нас настоящая балерина. Не поставить ли нам ещё и балетный номер?
– Превосходная мысль! – обрадовался он. – Она будет танцевать «Сентиментальный вальс». Неплохо, а?
И он заиграл красивую музыку, а Олеся показывала, что надо делать, и Тамара плавно поднимала руки, и ходила по кругу на цыпочках, и у неё было очень радостно на душе.
Госпиталь
Скоро выяснилось, что «репертуар» – это всё вместе: и песня лётчиков, и Инночкин Моцарт, и «Баясик», и Тамарин вальс, и всё-всё, что ребята выучили со Сметан Сметанычем. А учили они это всё не просто так, а потому что их пригласили в гости раненые из госпиталя; а чтобы раненым было интересно, ребята и приготовили «репертуар».
Олеся сшила Тамаре белое платьице из марли с коротенькой юбочкой и множеством оборок. Это называлось «пачка». Всем ребятам починили ботинки.
И вот наконец Вера Александровна пришла и сказала:
