Элли прислушивалась, пытаясь присоединиться к беседе между Дженни и Денном. Но тут Бен заговорил с ней, и она была просто не в состоянии и дальше его игнорировать.
— Итак, Элли, рассказывайте, что вы делали сегодня.
Он был так прост в общении, так мягок и вместе с тем требователен… О, она отлично помнила, как хорошо у него подвешен язык. Да, он был такой, как прежде… но она стала другой. Проведя годы в постоянной обороне, она отточила искусство самозащиты до совершенства. И, конечно, стала достаточно взрослой, чтобы понимать: дорогая одежда и прекрасные манеры — совсем не главное в человеке. Внутренне встав в стойку самообороны, Элли выбрала саркастический тон.
— О, обычное времяпрепровождение туриста. — Она вскинула длинные ресницы. — Несколько сувениров домой, ланч у «Рафли». Ничего, что могло бы сравниться по увлекательности с собиранием материалов для нового бестселлера.
Хотя выражение его лица почти не изменилось, легкая досада все же промелькнула в глазах.
— Не знаю, мне обычно доставляет удовольствие выбирать сувениры. Радуюсь как ребенок, если удается найти нечто, что понравится моим друзьям. — Его глаза смотрели пристально, в надежде найти в этой сдержанной, суховатой женщине другую, более мягкую и открытую… — И что заставляет вас думать, будто собирать материал для очередной книги такое уж развлечение? Временами это сущее наказание. Кроме того, разве вам самой не пришлось углубиться в похожие изыскания прошлой ночью?
— Что?
Невероятно! Возможно она ослышалась? Элли никак не могла понять, что он имеет в виду. Неужели?.. Теплый, дружеский взгляд Бена мешал ей обрести ключ к разгадке истинного характера его реплики.
— Я слышал, как вы говорили, что должны постараться запомнить сочетание цветов на картине Коро на выставке импрессионистов.
— Ах, это. — Конечно, она действительно шутила по этому поводу с Бабс, но и представления не имела, что он подслушивает. — Должна признаться, я делаю это все время. У меня повышенный интерес к цвету.
Когда он улыбается вот так, как сейчас, в беседе трудно удержаться на полуофициальном уровне. И потом, какое это имеет значение? Ради Дженни и Роберта, хозяев этого приема, она обязана быть с ним приветливой в течение одного вечера, который закончится, и она больше никогда не увидит Бена Конгрива. Так подумала Элли, однако эта мысль не доставила ей никакого удовольствия.
Вино и еда были выше всяких похвал, и она вскоре расслабилась до такой степени, что, когда Денни пригласил ее потанцевать, не раздумывая, согласилась. Главным образом, чтобы улизнуть от Бена Конгрива с его нескончаемыми вопросами и пристальным взглядом. Вернувшись к столу, она села на другое место. Сделать это оказалось достаточно просто, так как за столом не было никого, кроме Роберта, который один не танцевал. При других обстоятельствах она несомненно наслаждалась бы чудесным вечером, но сейчас ее не оставляла тревога: в любую минуту Бен может подойти и пригласить ее танцевать. И что ей тогда делать?
Так пли иначе, когда Бен направился к ней, в ее голове не было никаких мыслей, вежливые поводы для отказа испарились, вот Элли уже идет с ним, даже не пытаясь высвободить свои пальцы из его руки. Может быть, из-за музыки, действующей так расслабляюще? О, эта мелодия медленного танца была гораздо опаснее предыдущих зажигательных ритмов! Элли никогда не думала, что музыка может вызывать такое всепоглощающее чувство ностальгии, от которого щиплет глаза и щемит сердце. И это вместо спокойствия, независимости, беспристрастности, отчужденности — того, что помогло бы ей отразить тот легкий флер чувственности, что против ее воли возник между ними.
— Я все еще не теряю надежды услышать что-нибудь от вас, Элли. — Их сплетенные пальцы случайно коснулись ее груди, заставив сердце отчаянно биться.
О, сейчас она прекрасно понимала, как была не права, остановив свой выбор на этом открытом жилете. Слишком откровенный вырез демонстрировал шелковистую кожу, нежный изгиб шеи, выступающие ключицы, а главное — ложбинку на ее груди. Элли с трудом верила, что могла отважиться надеть жилет без шифоновой блузы. Но она же не предполагала!.. Однако едва ли он мог не задуматься, почему она так откровенно одета, и не сделать своих собственных, лестных для себя выводов.
Ах, теперь уже все равно, сказала себе Элли и как-то сразу успокоилась. Глубоко вздохнув, чтобы унять волнение, заговорила и когда услыхала свой голос, не могла не порадоваться: он звучал спокойно и прозаично.
— Вряд ли я могу рассказать что-то интересное. Вы уже все знаете. — То был ее обычный способ уклониться от ответа, но ее намерение было сломлено, когда она посмотрела в его проницательные темные глаза. Глаза писателя, решила она с сарказмом. Всегда в поиске образов и тем для своих будущих романов. Ничем не лучше папарацци, бестактно использующих чьи-то интимные секреты для зарабатывания денег. — И потом, все это так скучно, — заключила она.
Какая-то доля правды присутствовала в ее словах. Годы, проведенные за вязальной машиной, вряд ли могли добавить что-то исключительное к ее личности.
— В это трудно поверить.
— Нет, уверяю вас.
Она неохотно отвела глаза, оглядываясь вокруг с ощущением решимости и легкого оттенка удовлетворения, ища самый банальный комментарий и не находя его, сопротивляясь его попыткам притянуть ее поближе и почувствовав свою глупость, когда поняла, что он делал это лишь для того, чтобы избежать столкновения с другой парой.
— Вы часто приезжаете сюда? — Не лучшая попытка возобновить разговор, такая вообще не заслуживает ответа. Но он был настойчив. — Теперь ваша очередь сказать что-нибудь. Например, сделать какие-то замечания по поводу моего вопроса. Или заметить что-то относительно музыки… — Опять резкая остановка, и снова он крепко прижимает ее к себе.
Элли посмотрела на него с насмешливым упреком.
— Вы наступили мне на ногу, мистер Конгрив. — Затем, сменив гнев на милость, она улыбнулась, и весь ее облик преобразился, идущим изнутри светом.
— Так… — На какой-то момент, прежде чем Бен заговорил, их взгляды остановились друг на друге с тревожащей теплотой. — Сдаюсь, но я знаю, в конце концов я смог бы понравиться вам. Несмотря на ваше предвзятое осуждение. — Затем, так как ее лицо опять потемнело, он разразился смехом. — Не притворяйтесь, Элли, я знаю, вам очень хотелось сбить с меня спесь.
— Ошибаетесь.
— Никогда вам не переубедить меня. — Музыка кончилась, и они пошли к своему столу. Его прикосновение к ее руке оставалось столь же чувственным, как во время танца. — Но я хотел бы знать почему?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
