до Козлова затемно добраться! — я опустил верх у пролетки и приготовил к бою ручной пулемет. Перекусить нет желания? — я достал заранее приготовленные теткой пирожки с капустой и варенные яйца.
Брательник отрицательно дернул головой и попросил пить — Водички подай, пожалуйста! А еда пока в горло не лезет. Ловко ты, Андрюха троих положил, я и глазом моргнуть не успел.
— Да и ты не оплошал — я уже очистил пару яиц и подал Сашке бутыль, оплетенную лозой, найденную в бывшем купеческом доме и заполненную водой из колодца. — Это кто там впереди на дороге, на красноармейцев похожи, только где же их оружие?
Дорогу нашей пролетке действительно преграждали двое растрепанных и запыхавшихся красноармейцев. — Стоять! Реквизируем, ребятишки, вашу повозку! — руки самого наглого схватили нашего жеребца за поводья.
Я направил на них ствол пулемета и они шарахнулись в сторону — Мы сотрудники ГубЧека, советую поднять руки вверх и не дергаться. Кто такие?
Рыжий красноармеец лет тридцати покосился на пулемет, а потом на револьвер, возникший в руке брата и промолчал, а второй, чернявый и наглый парень лет двадцати — двадцати пяти, которому я бы и пустой мешок не доверил покараулить, неожиданным баском ответил — Да свои мы, нас забыли, видно снять с охраны винного склада и после нападения белых решили идти на соединение со своими в Козлов. Возьмите нас с собою, уже ноги не держат.
Я не убирая пулемета поинтересовался — А оружие ваше где, охрана, блин? Бросили все и деру? За это и под трибунал попасть можно.
Встреченные нами солдатики тоскливо промолчали, нагловатый отвел взгляд в сторону и после минуты молчания я принял решение — Сашка, садись со мною рядом, а эти раздолбаи пусть твое место займут.
Брат отдал поводья нежданным попутчикам и мы продолжили путь дальше.
Я, убрав пулемет в ноги, где уже лежали наши с братом винтовки, но не выпуская из рук нагана, задумался — В Козлове (переименованном затем Мичуринске) находился штаб Южной армии, члены которого согласно знаний истории, даже не попытались после выступления Мамонтова из Тамбова организовать оборону города и бежали в Орел. Совет Обороны республики и политические деятели после этого распространяли воззвания, от которых было очень мало толку.
Так кто же сейчас готовился драпать подальше от мамонтовского корпуса! Главком Южфронта Егорьев Владимир Николаевич окончил Николаевскую академию генерального штаба по первому разряду, перед революцией ему присвоен чин генерал-лейтенанта. Высокомерен и мелко тщеславен — так характеризовали его современники.
Лашевич Михаил Михайлович был членом Реввоенсовета Южного фронта, в прошлом активный участник Октябрьского вооруженного восстания, членом Петроградского ВРК (военно-революционного комитета), в нескольких случаях подписывал распоряжения и приказы от имени председателя ВРК.
Пневский Николай Вячеславович, генерал-майор русской императорской армии. В апреле восемнадцатого года Пневский добровольно вступил в РККА, был назначен начальником Приволжского военного округа, затем — начальник оперативного отдела Всероглавштаба, позднее — председатель Технической комиссии Центрального управления по снабжению армии, одновременно — помощник Управляющего делами РВСР (революционный военный совет республики). Сейчас этот генерал возглавлял штаб Южного фронта.
Селивачёв Владимир Иванович, помощник командующего Южным фронтом и одновременно командующий ударной группой войск: 8-я армия (РККА) и часть 13-й армий, Воронежский укреплённый район, две дивизии).
Ратайский Андрей Иосифович, врид. командующего 8-й армии (временно исполняющий должность). Участник похода в Китай и участник русско-японской войны, в Первую мировую получил полковника. В РККА назначен командующим тринадцатой стрелковой дивизии «Особого отряда», затем заместитель командующего 8-й Красной армии. Этот царский полковник, лихо сделавший карьеру в Красной армии, своими бородой и усами мне напоминал Николая Кровавого.
За десять километров до города нас встретила конная разведка из десяти человек, направленная штабом фронта прояснить диспозицию противника. Под прицелом винтовок мы с братом предъявили свои документы и нам выделили двоих провожатых с целью сдать обоих дезертиров в трибунал. А остальные продолжили свой путь в сторону Тамбова.
Уже в темноте мы добрались до Козлова, дезертиров у нас забрал комендантский патруль, а нашу бричку сопроводили до места назначения. Штаб южного фронта находился на Московской улице (в будущем улица Советская) в здании бывшей казённой женской гимназии. В здании попахивало паникой — жгли секретные бумаги, готовясь при угрозе наступления противника покинуть город, бегали вестовые и штаб напоминал разворошенный муравейник. На втором этаже нас с братом пригласили в просторное помещение, посреди которого около монументального дубового стола с разложенной на нем картой стояли человек десять, представляющие собой командование Южным фронтом. Лашевич, протер свой лысеющий лоб платком и первым обратил на нас внимание. — Кто такие, по какому вопросу?
Я козырнул и вытянулся в струнку — Мы братья Сорокины, работники Тамбовского ГубЧК, мы только что из Тамбова с донесением, вот наши документы! — я и брат достали наши бумаги и отдали их члену Реввоенсовета. Остальные участники совещания тоже обратили на нас внимание и ожидающе развернулись в нашу сторону. Михаил Михайлович вернул нам наши удостоверения личности, оставив у себя приказ о проведении операции против белых и направлении Сорокиных в распоряжение московской ЧК. — И что же за секретную операцию поручил провести ваш начальник? Владимир Николаевич, а где сейчас товарищ Якимчик? Сегодня днем он был в штабе с каким-то вопросом, куда наших тамбовских чекистов в Козлове расположили?
Главком отложил карандаш и, отойдя к графину налил себе воды в стеклянный бокал — Тамбовские товарищи проследовали дальше, в Орел. Обещали оттуда телефонировать в наш штаб. Так что же за операцию, вас, товарищи Сорокины, оставили проводить в Тамбове?
Я снял свою фуражку и с тоской посмотрел на графин с водой — Товарищ Главком, мы с братом сегодня ликвидировали Мамонтова и еще двух его генералов. Поэтому наступление белых казаков нами практически сорвано — после ликвидации командования корпус Мамонтова практически дезорганизован.
Тишина, после моих слов стояла такая. что было слышно жужжание мухи, кружившей на столом с картой. Егорьев открыл рот, пытаясь что-то сказать, но от ошеломляющей новости забыл его закрыть и Сашке стало смешно, тому удалось сохранить серьезное выражение лица и отвести взгляд от нелепо замершего Главкома.
Я кратко доложил командованию фронтом суть моей операции. Пневский достал папиросу и закурив, спросил меня — Вы говорите, что стреляли с колокольни! На каком расстоянии от вас находился противник?
Я мял в руках свой головной убор, затем снова надел его и ответил на поставленный вопрос — До генералов и их конвоя было около пятидесяти метров, ну и часой находился у входа в колокольню. Тремя выстрелами я ликвидировал белых генералов,
