– Но ведь нам нужно в Одессу! – удивился Ленька.
– О, тогда, сеньор, подойдите к начальнику вокзала и потребуйте, чтобы данный экспресс отправили в Одессу,– иронически посоветовал Жук.– Начальники вокзалов люди чуткие, отцы родные. Короче, в Киеве пересядем, состав дальше не пойдет. Что, не видели надпись: «Витебск – Киев»? Кстати,– неожиданно Жук обратился к Федьке, – того разговора не было. На свежую голову решил: еду с вами.
– Ребята!– радостно заорал Федька.– Ура! Жук с нами!
– Так ведь мы это еще вчера знали,– удивился Гришка, делая нам знаки.
– Я вчера просто еще окончательно не решил,– признался Жук,– и поделился с Федькой другим планом. Но с вами, черт возьми, интереснее. Давайте ваш словарь!
Мы зубрили слова, проверяя друг друга. Потом Жук показывал, как обезоруживать противника, если у него в руках нож, как увертываться от ударов, связывать руки. Когда стемнело, Жук на остановке спустил Леньку на землю, и Ленька открыл задвижку двери. Теперь уже мы не были в западне и почувствовали себя хозяевами положения.
– Такой длинной веревкой, как у вас,– сказал Жук,– можно связать человек пять. Если не больше.
– Не разрезая веревку?– поразился Ленька.
– А чего портить добро? А ну-ка!
В несколько минут Жук ловко связал кисти наших рук, обмотал ноги и толкнул меня в спину. Я со смехом упал, и за мной – все остальные. Мы весело барахтались на сене, все больше запутываясь. Связанные кисти начали неметь.
– Развязывай, Жук! – крикнул Федька.– Понятно!
Но Жук не торопился нас развязывать. Он полез к себе, порылся в картошке и спустился вниз с маленьким чемоданчиком. Потом вновь забрался к нам, наверх. От его взгляда у меня по спине забегали мурашки.
– Лежите спокойно, сеньоры,– сказал Жук с холодной усмешкой.– Игра закончена.
– Ты чего, белены объелся?– поразился Федька. Жук с силой ткнул его ногой в бок.
– Трепач!– процедил он сквозь зубы и грязно выругался.– Думаешь, я спал?
Мы притихли. Жук взял наши пистолеты, погладил инкрустированные серебром стволы и уложил пистолеты в чемоданчик.
– Вот что, сеньоры,– сказал он, вытаскивая откуда-то из ботинка узкую финку.– На первой же остановке я уйду. Конечно, я мог бы пристукнуть вас сразу, в порядке живой очереди, но что тогда будут делать республиканцы, к которым я, между прочим, испытываю симпатию? Живите, но с одним условием: лежать молча! Если кто крикнет – вернусь. И тогда ваши мамы наденут черные платья. Понятно?
– Да,– пискнул Ленька, с ужасом глядя на финку.
– Остальные! – грозно прикрикнул Жук.
– Да, – выдавили мы с Гришкой.
– А ты?– Жук снова ударил Федьку ногой, и, наверное, очень больно, потому что Федька скривился.
– В-вот!– выдохнул Федька и, извернувшись змеей, ударил связанными ногами по ногам Жука. Тот взмахнул руками, потерял равновесие и полетел вниз. Мы вскрикнули.
– Быстрее!– лихорадочно торопил Федька, повернувшись к нам спиной.– Развязывай зубами!
Не знаю, сколько это продолжалось. Нам казалось, что целый час, хотя, наверное, прошло минут пять. Каждую секунду мы ожидали, что Жук влезет наверх и вонзит в грудь финку. Мы задыхались, мешали друг другу, но наконец развязали Федьке руки. Он быстро заглянул вниз, удовлетворенно хмыкнул и развязал нас.
На полу, раскинувшись, лежал Жук. Падая, он ударился головой об острый край доски, и около него расплывалось темное пятно. Он был без сознания, и, хотя Федька первым делом вытащил из его рук финку, связывать Жука было страшно. И, лишь накрепко перемотав веревками его руки и ноги, мы облегченно вздохнули. Федька вылил на окровавленную голову Жука остатки воды. Бандит со стоном открыл глаза. В том, что Жук был бандитом, мы больше не сомневались.
– Гадюка! – зло сказал Федька, глядя прямо ему в глаза.– Подлая гадюка!
– Развяжи,– тихо проговорил Жук, отводя взор.– Хуже будет, развяжи. Денег дам.
– Я тебя развяжу!– Федька пнул Жука ногой.– Гадюка!
– Лежачего не бьют!– вступился Гришка.
– Ребята, он грабитель!– завизжал Ленька.– Смотрите!
Мы ахнули. В чемоданчике, который Ленька раскрыл, были кольца, часы и бусы.
– Развяжите, гады!– прошипел Жук, и голова его бессильно откинулась набок: он снова потерял сознание.
Теперь мы мечтали только об одном: чтобы поезд быстрее остановился. План был такой. Мы тихонько вылезем, найдем милиционера, отдадим ему чемоданчик и скажем, что в вагоне лежит связанный бандит. Милиционер побежит к вагону, а мы скроемся.
Но все получилось не так. Когда на остановке мы выглянули в окошко, у соседнего вагона уже стояли трое милиционеров. Увидев Ленькину голову, они бросились к нашему вагону и открыли дверь.
– Вылезайте! – весело потребовал милиционер с кубиком в петлицах.– Испанцы? Точно: раз, два, три, четыре! Они!
«Попались»,– грустно сообщили мы друг другу глазами.
– А нас пять,– сообщил Ленька, протягивая чемоданчик.– Вот!
Милиционеры вытаращили глаза.
– Это не наше,– торопливо разъяснил Гришка,– это Жука
– Какого Жука?– воскликнул командир. Милиционеры торопливо забрались в вагон и вытащили Жука на землю.
– Какая радостная встреча!– слабым голосом проговорил Жук, открыв глаза.– А где оркестр? Почетный караул?
– Он самый,– сообщил командиру милиционер, показывая фотокарточку.– Савельев Петр. Что ювелирный очистил.
– Точно, гражданин начальник,– подтвердил Жук и весело взглянул на нас.– А за вами, сеньоры мушкетеры, должок. Взыщу, не забуду.
Мог ли я знать, что в начале мая сорок пятого года я продолжу этот разговор один на один с Петром Савельевым – самым страшным человеком, которого я встретил за первые десять лет своей жизни…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЩЕНКИ УЧАТСЯ ПЛАВАТЬ
МЕЧТАТЕЛИ
Война!
Все перевернулось в нашей жизни.
Мы – эвакуированные, я и мой новый друг Сашка, наша Белоруссия под фашистской пятой. Отцы наши с первых дней на фронте, матери вкалывают по двенадцать часов на заводе, а дом без матери – что радиоприемник без ламп. И есть он, и нет его.
Все, что будет далее в этой повести,– о воине, о тыле и передовой. Но сначала я хочу рассказать о том, как в войну мечтали.
Сытый человек даже яблоко жует без радости. В нем нет потребности.
Когда человек жизнью удовлетворен, он мечтает вяло и неинтересно. Ему мечта не очень-то нужна, так, чуть-чуть, для приятности.
Необыкновенных мечтателей порождают необычайные обстоятельства. Те жизненные бури, которые вдруг сметают все наносное, чтобы человек с жуткой ясностью увидел главное, во имя чего стоит жить. И не только увидел, но и ощутил на своей шкуре, чего стоят эти главные в жизни вещи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
