Беляев торопился, но не показывал перед отцом виду. Неудобно обижать его. Беляев раздумывал о том, здесь ли послушать отца, ожидая трамвая, или пройти по Чистым пару остановок. И как-то незаметно свернул к Прудам. Отец шел рядом, не заботясь, по всей видимости, о направлении движения и о времени.
- А почему ты с мамой не хочешь увидеться? - неожиданно для себя спросил Беляев. Отец помедлил, затем ответил:
- А зачем? Мы совершенно разные, не понимающие друг друга люди. Потом, если хочешь, я с годами пришел к убеждению, что умные женщины вредны для меня. Вообще, умные женщины - это нечто такое...- Он повертел возле своего уха рукой. - Нечто такое малопонятное... Я люблю простых женщин теперь. И живу с очень простой, из глубинки, женщиной. Она всему внемлет, не противоречит. Скромна и без затей. Вот что мне нужно!
Беляев усмехнулся.
- И тебе советую искать простоту. Есть у тебя кто-нибудь?
Беляев пожал плечами.
- Пока очень неопределенно, - сказал он. Не будет же он рассказывать отцу о Лизе!
- Ну это ничего, придешь когда-нибудь к определенности! - сказал с чувством отец и остановился, уставясь на заснеженный пруд. - Смотри - утки!
- Кормятся здесь, не улетают, - ответил Беляев.
- Интересно, был ли когда человек перелетной птицей? - заговорил отец. - Был конечно. Кочевником. Кочевал, где теплее. А мы уже не перелетные! - вздохнул он. - Зачем нам кочевать, когда, с одной стороны, на улице снегопад, а в квартире - далекие, жаркие страны. Но иногда очень хочется куда-нибудь улететь, этаким журавлем стать!
- Можно купить билет на самолет...
- Конечно, можно. Но я не об этом. Я о полете духа, о всемирно-историческом полете! Что там говорил Заратустра? - спросил он.
- Так! - ответил сын.
Глава V
В старенькой "Волге" Комарова на передней панели не было предусмотренных конструкцией часов, вместо них в отверстие Лева вставил фотографию Светы и, пока ехали, довольно-таки часто бросал улыбающийся взгляд из-под очков на нее. Эта любовь казалась Беляеву несколько приторной, и он в глубине души посмеивался над Комаровым, который всю дорогу что-то болтал, травил какие-то анекдоты, громче обычного хохотал, в общем, был на эмоциональном взводе. Он так щедро сыпал расхожими байками, почерпнутыми у шоферов и слесарей, что Беляеву невольно стало казаться, а не поглупел ли Лева за эти два года.
Близился новый шестьдесят шестой...
- Ель - дерево вечнозеленое! - изрек Комаров и после значительной паузы, как некий сюрприз, преподнес: - В Новый год приглашаю на свадьбу!
Для Беляева это, по сути дела, не было неожиданностью, поскольку Лиза доверительно ему сообщила, что Света беременна, но Беляев все же сделал удивленную мину и воскликнул:
- Ого!
- Так вот, старик, конец холостой жизни. - И словно с ним кто спорил, продолжил: - А что? Баба под боком - замечательно. У нее дом в деревне. Поживем пока у меня. Буду размен подыскивать. У меня бабка на Таганке одна в тридцатиметровой комнате прописана. Я с матерью, да у Светы площадь... Чего-нибудь выменяю. Будь спокоен.
Пропустив трамвай, Комаров свернул на мост через железную дорогу. Беляев посмотрел вдаль, серебрились железнодорожные рельсы от яркого света пробившегося сквозь дымчатые облака солнца, предвещавшего мороз. Комаров проехал с моста направо - под мост, и, прибавив газу, помчался по узкому проезду, с грязноватыми сугробами у тротуара, вдоль бетонного забора.
- Я помню, кажется, этот заводик будет сразу же справа, - сказал Комаров.
- Точно. Не гони, - сказал Беляев, дожидаясь конца забора.
На площадке, где лед был черен от скатов грузовиков, Комаров остановил машину.
- Пять минут, - сказал Беляев и направился через проходную к главному инженеру.
В комнате было накурено, и Беляев, как свой, тоже закурил предложенную главным папиросу "Беломор". Он мял ее в зубах, пускал дым и растолковывал главному результаты технической экспертизы по керамическому кирпичу.
- Годится, - пыхтел полноватый главный инженер, - годится.
- Опытная партия когда будет готова? - спросил Беляев.
Через пять минут, как и обещал, он выкатил на тележке к машине упакованные в плотную бумагу и перевязанные проволокой две пачки по пять кирпичей в каждой. Комаров предупредительно открыл багажник и положил туда эти тяжелые пачки. Беляев взглянул на часы и сказал:
- За пятнадцать минут до Пожарова доедем?
- Будь спок! - усмехнулся Комаров, включая передачу.
Пожаров в своей заметной издалека дубленке поджидал их в одиннадцать на углу Рахмановского со стороны Неглинки. Щеки были красны, пыжиковая шапка золотилась в солнечных лучах. Заметив машину Комарова, он небрежно поднял руку в кожаной перчатке, как будто останавливал такси после сытного обеда в ресторане или в шашлычной... Он сел сзади и развалился, раскинув руки по спинке сидения.
- Какие новости? - спросил он. Беляев обернулся к нему и сказал:
- Главная новость - Лева женится на Новый год.
- И это настоящая любовь? - с ироничным подтекстом спросил Пожаров.
- Хочу венчаться к тому же, а не просто через загс! - торжественно сказал Комаров.
- Даже венчаться! - изумился Беляев.
- А что? Чтобы жизнь была вечнозеленой! - захохотал Комаров.
По Арбату он проехал к Смоленской и у гастронома остановился. Пожаров открыл дверь, осмотрелся и, заметив того, кто их ожидал, крикнул:
- Борис Петрович, пожалуйте в машину!
Достаточно молодой человек, Борис Петрович, гладковыбритый, быстро сел в машину, Комаров тронулся, свернул на Садовое кольцо и метров через сто остановился.
- Лева, принеси один образец, - любезно попросил его Беляев.
Комаров послушно вышел из машины и пошел открывать багажник.
- Ваши условия? - спросил Борис Петрович, ощупывая и оглядывая оранжеватый, легкий, со щелями, кирпич. В глазах Бориса Петровича светилась некоторая алчность.
- Ваши предложения? - вопросом на вопрос ответил Беляев, снял черную вязаную шапочку и пригладил длинные волосы.
- Пятьдесят рублей за тысячу, - неуверенно произнес Борис Петрович и постучал по кирпичу извлеченными из кармана ключами. - Звенит, как амфора! с улыбкой добавил он.
- Ну, вот видите! - воскликнул Беляев. - Как амфора! А вы за пять копеек хотите его купить...
Беляев достал из кармана бумаги, развернул и ударив по ним сверху тыльной стороной ладони, сказал:
- По техусловиям ему цена три копейки...
- Так, - сказал Борис Петрович.
Беляев вдруг усмехнулся и громко, как бы ставя Бориса Петровича на место, произнес:
- Так! говорил Заратустра! - И продолжил: - Три копейки цена, плюс три - главному инженеру, да мне - три, и одна копейка, - он взглянул на Пожарова, -комиссионные! Итого - десять копеек стоит эта амфора...
- Дорого! - выпалил Борис Петрович.
- А чего ж тогда говорите: амфора, амфора! - ехидно процедил Комаров, до этого молчавший.
- Такого кирпича еще ни у кого не было, - достаточно мягко пробасил Пожаров.
- Ну да ладно! - отрезал Борис Петрович. - Когда забирать?
- Хоть завтра, - сказал Беляев и принялся что-то прикидывать в уме. После паузы спросил: - Если у вас с собой задаток, то...
Борис Петрович полез в карман за бумажником.
- Как я понимаю, три копейки на двадцать тысяч штук это будет?
Он задумался, а Беляев ответил:
- Шестьсот рублей.
- Именно, - сказал Борис Петрович и отсчитал шесть сотенных бумажек. Затем подробно объяснил куда везти, кто там будет ждать для разгрузки и прочие подробности. И сам подъедет к трем...
Когда он покинул машину, все рассмеялись, а Комаров сказал:
- Да, Беляев, большое будущее тебя ожидает!
- И прокурор! - захохотал Пожаров. Его высадили на том же углу, где брали, и поехали опять на завод. Там Беляев быстро оформил сделку, внеся в кассу деньги, договорился с главным инженером о машине, кране...
- Тут машиной не обойдешься, - сказал главный инженер и, подумав, добавил: - Пошлю сразу четыре длинновоза... Да. Сразу ухнем все двадцать тысяч...
- Это будет правильно, - тоном бывалого строителя сказал Беляев и закурил "Беломор".
Если мерить личность умением себя проявлять, то в этих первых своих контактах с производственниками Беляев проявлял себя в полной мере как человек твердого слова и завидной пунктуальности. На первых порах главный инженер, когда Беляева прислали из института по линии связи производства с высшей школой, посмотрел на него снисходительно, мол, пусть студент практикуется, носит в свое студенческое СКБ (студенческое конструкторское бюро) образцы на испытания, пишет научные работы, чертит курсовые, но не тут-то было, во второй же свой приход на завод с результатами лабораторных испытаний нового кирпича Беляев решительно спросил:
- Мне нужна партия в двадцать тысяч штук, не продадите?
- Не продадим! - с улыбкой сказал тогда главный и стал думать.
Кирпич этот никто еще по фондам не заказывал, опытные партии были незначительными, все больше для испытаний - и здесь, на заводе, и в институте исследовательском, и в институте учебном, откуда был Беляев. Но вот как-то раз главный спросил:
