А доски старые сухие. Это же не камень. Кстати о камнях, — я перелистала пару страниц, — через пять лет на месте сгоревшего особняка построят каменный дом. В нём никто не будет жить до самого 1921 года. А значит, мы можем там поселиться. Вот видишь, как хорошо бывает иногда знать историю.
— Вот только не надо меня лечить, — улыбнулась Злата
Глава 5. День Великого Игрика
Каменный дом оказался гораздо надёжнее. Можно было быть уверенным в том, что он до самой Великой Отечественной войны достоит. А в 1942 году будет разрушен, случайно упавшим на него немецким самолётом. К счастью, к этому я буду ни коем образом непричастна.
Как выяснилось — история переписать невозможно! Ведь, иначе я её сейчас буду воспринимать, как должное и даже не буду думать о том, что что-то в ней раньше было иначе. Но, может мои выводы преждевременны…
Это была первая ночь в новом доме. Мебель в нём теперь была конечно намного проще и дешевле. Ведь отстроившие дом крестьяне не озадачились внутренним его наполнением. Пришлось упрашивать Игоря Игоревича купить нам хотя бы кровати.
Кроме кроватей нам достались: обеденный стол, пять стульев и один шкаф-купе во всю стену. Благо гостей мы не ждём. А то не могу представить даже их удивление.
Может от того, что к хорошему так быстро привыкаешь, и после мягкой пуховой перины ортопедический матрац казался неимоверно твёрдым, но в эту ночь мне не спалось. А когда мои часы пикнули 00:00, за стеной раздался едва различимый шум. Я вся превратилась в слух, и со временем смогла понять, что это голоса, и принадлежали они Злате и Тиму.
— Как думаешь, может мы сделали что-то не то? Совершили какую-то ошибку? — шептал парень
— Да Чёрт его знает, — раздражённый голос Златы изредка срывался на крик, — Я каждый день анализирую всё то, что я здесь сделала. Мы напрямую ни с кем не взаимодействуем. Сидим в этой глуши, даже в магазин не ходим…
Из их разговора мне стало предельно ясно, что ребята что-то скрывают или не договаривают. У меня было два варианта или прислушиваться и надеяться, что к концу разговора хоть что-то прояснится, или спросить у них напрямую. Первый вариант мне показался так себе и я, стараясь не шуметь, вышла из своей комнаты.
— А чего это вы здесь так поздно делаете? — я зевнула пару раз, делая вид, что очень хочу спать, — сами не спите и другим спать не даёте. В этом доме не стены, а бумага. Всё при всё слышно. Не хотела подслушивать, но из вашего разговора вывод сам собой напрашивается. Вы что-то замышляете?
— Ну, разве что побег, — грустно улыбнулся Тим.
— А мне казалось, что вам здесь нравится. А вас тут выходит насильно держат? — удивилась я.
— Никто нас здесь насильно не держит! — Злата пнула его в бок локтем, — Игорь Игоревич хороший человек, он очень нам помогает.
— Но, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. На самом деле, мы не из 19, и даже не из 21 века. Мы перенеслись к вам из 2127 года, — опередив мой вопрос, как бы за между прочим, уточнил Тим, — там совсем другая жизнь. Там люди со сверх способностями не прячутся, как крысы, а наоборот, активно участвуют в жизни общества.
— Так что же вам тогда не собраться и не отправиться обратно в своё светлое будущее, — я улыбнулась, хотя голос мой явно выдавал раздражение.
По правде сказать меня очень забавляла, история о будущем, в котором люди и сверхчеловеки живут бок о бок и не омрачают друг другу жизнь.
— Я пыталась… — с тяжёлым вздохом выдавила из себя путешественница во времени, — только того светлого будущего из которого мы пришли больше нет. 2127 год этой ветви реальности совсем не похож на тот, который мы с Тимом покинули.
Девушка не смогла продолжать свой рассказ, содрагаясь в беззвучном плаче.
— Мы предполагаем, — продолжил за неё Тим, что это мы как-то изменили ход истории. Из-за нас изменилось будущее.
Теперь мне стал ясен смысл подслушанного ранее разговора, и я не могла остаться в стороне от их проблемы.
— А теперь давайте, рассказывайте всё с самого начала и медленно. Стараясь не упустить ни единой, даже на ваш взгляд, несущественной детали.
— О'кей, — грустно улыбнулась Злата, — это было 1 сентября 2127 года. Погода в тот день была просто замечательная. На День Великого Игрика другой погоды и не бывает. Даже если в этот день на небе вдруг появится, хоть одно, даже самое маленькое, облачко, летуны с ним быстро разберутся. Ничто не должно омрачать этот праздник.
— День Великого Игрика? Странно… Почему я не слышала о таком празднике раньше? Я ведь многие праздники знаю. В том числе и те, о которых в нашей стране и слыхом не слыхивали. Так сказать, маркетинговый ход… Преподаватель наш часто говорил, что нормальный человек никогда не купит двухнедельный тур в Папуа Новая Гвинея, если только там в эти дни не намечается зубодробительный Карнавал.
— На самом деле его начнут праздновать только с 2080 года. Именно тогда люди со сверх способностями получат специальный узаконенный статус и некоторые права. К примеру им наконец разрешат исчезать и появляться, где и когда им вздумается, а то до этого времени им приходилось искать совершенно безлюдное место, чтобы не травмировать своими способностями серость. А ещё людям умеющим летать запрещалось летать самостоятельно. А их ведь несколько миллионов человек, по меркам нашего города, в котором только по официальным данным живёт до двух с половиной миллиардов людей это конечно пустяк. Но, когда у каждого из этих нескольких миллионов человек есть машина на реактивной тяге, которая загрязняет воздух и способствует возникновению пробок… тем более что летуны летают даже немного её быстрее и им не нужно для этого топливо, с которым периодически возникали перебои. Правительству пришлось пересмотреть законодательную базу. Так и решился вопрос с пробками в городе. А вдоль воздушных трасс появились воздушные тротуары, светофоры и пешеходные переходы. А Великий Игрик — первый человек, озаботившийся созданием школы для детей со сверх способностями. Это, кстати, произойдёт очень скоро. В 2027 году. В этом ему будут помогать его жена леди О'Ксана и сын Дабл Вэ.
— Какая глупая идея, — поморщилась я, — школа для людей со сверх способностями? К сожалению я не владею статистикой, но думаю, люди со сверх способностями встречаются не чаще, чем один на миллион.
— Да хоть на два! Ты с
