Машину оставили у подъезда — Владик приедет, отведёт в гараж. Только хотели зайти, как услышали звонкий девчоночий зов:
— Папа! Дядя Андрей! Подождите!
Они подходили втроём: Анюта держалась за руки Мишки и Вадима, изредка с довольным визгом повисая между ними, а парни подтягивали девочку кверху и хохотали. Ближе к взрослым им удалось стать чуточку серьёзнее, и теперь они просто спешили к подъезду присоединиться к своим.
Андрюха обрадовался молодёжи, хотел было крикнуть им что-нибудь шутливое. Слова буквально застыли на его губах, едва он машинально обернулся на Леона: тот, мертвенно-бледный, с ввалившимися глазами на безучастном лице, следил за приближением девочки и парней — они шли за три подъезда от взрослых.
Оторопевший от увиденного, Андрюха попытался понять, какое зрелище развёртывается перед глазами Леона. Но сколько он сам ни вглядывался, картина оставалась всё той же: в лучах вечернего августовского солнца двое высоких парней сопровождали девчушку… Картинка вообще-то больше умиляла, а потому оцепенелость Леона была очень неприятна. Андрюха решил проблему по-свойски — чувствительно ткнул зятя в бок и процедил:
— Ты мне — детишек не пугай!
Леон от тычка вздрогнул и часто заморгал. Анюта оставила парней и помчалась к отцу с радостным воплем.
— Андрей, Бога ради! — отчаянно выдохнул Леон.
Андрюха быстро шагнул вперёд и подхватил девочку, подбросил разок, наслаждаясь её счастливым писком и одновременно недоумевая, что заставило его сделать то, о чём он даже не думал.
Парни подошли неторопливо: девятнадцать лет — солидный возраст. Оба держали по продуктовой сумке, а у Вадима через плечо висел и Анютин рюкзачок.
— Хозяйственный народ растёт, — одобрительно заметил Андрюха, — для дома старается.
— Да-а, стараются! — возмутилась Анюта. — Мама их за хлебом послала, а они прямо как маленькие — накупили всего подряд! А конфет!.. Сладкоежки! Вадим мороженого объелся, теперь горло болит.
— Ну, всех выдала, всех утопила! — засмеялся Андрюха.
— Дядя Андрей, я их не топлю, я их воспитываю.
— Да ладно тебе, — снисходительно сказал Мишка. — Сама-то накупила сколько! Скажи спасибо, что вместе пошли. Сама бы рюкзак свой наверняка не дотащила. Пап, ты знаешь, что она набрала? Какие-то железяки, проволоку, напильник, набор отвёрток да ещё паяльник. Я ещё удивляюсь, как это рюкзак выдерживает — в нём килограммов десять точно есть. Мама, когда увидит, в обморок свалится.
Андрюха строго посмотрел на Леона. Кажется, зять уже пришёл в себя. Во всяком случае, бледность уже не так заметна. Вот и улыбнуться сумел, и руки протянул дочку на руки взять.
— Давайте не будем ссориться. У каждого свои слабости, свои увлечения. Что мы на этот счёт должны вспомнить? Какую пословицу?
— Пап, ты как наша училка — всё бы тебе что-нибудь вспомнить, — недовольно сказал Мишка. — Ну, что здесь вспоминать? На вкус и на цвет товарищей нет.
Андрюха незло стукнул его по затылку.
— Старших — слушаться! А сейчас Анютку с собой — и в лифт. А мы с папашкой твоим прогуляемся до какого сможем этажа. Засиделись в конторе, подвигаться чуток не повредит.
Анюта капризно надулась и с рук стала тянуться к "жениху". Когда все трое зашли в лифт, мужчины свернули к лестнице. Прислушиваясь к ровному уходящему гулу, Андрюха спросил:
— Вспомнил что? Плохое?
— Возможно, показалось, — медленно и морщась от желания восстановить промелькнувшее перед глазами, ответил Леон. — Вероятно, ничего и не было. На какой-то миг страшно стало, когда увидел девочку и мальчиков… Они как будто в пустыне были. Шли — бесконечно. И пустыня огромная, и они совсем маленькие… Наверное, это не воспоминание, а боязнь за детей.
Грузно вышагивая чуть впереди, Андрюха только вздохнул. Наверное.
Дома их встретило радостное возбуждение. Приодевшаяся Ангелина и Лиза (так представил Андрюха свою новую пассию) принимали внезапного гостя — Фёдора Ильича. Ясно было видно, что женщины очарованы им: они жадно вслушивались в его реплики, то и дело предлагали добавить чаю или принести с кухни какие-нибудь лакомства — словом, вовсю старались угодить гостю.
Появление мужчин встретили на восторженной волне. А пока велась мужская беседа, женщины готовили ужин в гостиной.
Видимо, Фёдор — прямой мужик, как определил его Андрюха. Едва женщины скрылись с глаз, он тут же заявил:
— Мне крайне необходимо, чтобы к Леону (Леон вздрогнул: этим именем его дома не называли) вернулась память. Поскольку я не знаю, в результате чего появилась амнезия, думаю, сразу пичкать его информацией как-то не с руки. Вы, Андрей Семёнович, не возражаете, если я частенько начну к вам запохаживать?
— Если Леониду не повредит, что ж, не возражаю… А вы и вправду служили в военной разведке?
Фёдор улыбнулся, как бы говоря: большего сказать не могу — и повёл разговор о политике, о последних новостях. Хозяева сначала неохотно, с оглядкой поддерживали беседу, но гость, на их взгляд, рассуждал о политике так, как хорошо знакомый сосед: ругал правительство, выдвигал предположения насчёт положения в мире. И хозяева оттаяли. Только раз Леон снова напрягся: Фёдор оглянулся на газетную пачку, брошенную на журнальный столик, и вскользь заметил:
— По-прежнему читаешь всю макулатуру?
Вопрос был, несомненно, риторическим, хотя слово "по-прежнему" явно провоцировало спросить, не привычка ли забытого прошлого — читать периодику и не связана ли она с профессией, думать о которой Леон панически боялся.
"Признался-таки в своих страхах?" Вопрос пришёл со стороны, как только Леон выключился из беседы на короткое время. Червячок сомнения (тот, что незаметно для других заставлял его поминутно сомневаться в себе и в своих действиях) немедленно поднял голову: Леон умел не слышать собеседника, честно глядя ему в глаза; так может ли человек, принадлежащий к опасному военному ведомству, позволить себе такую роскошь, как самопроизвольно глохнуть и думать о своём? А он знает эту привычку очень хорошо… Или она наносная, обретённая со временем?..
Дверь из детской в гостиную распахнулась. Крупно вышагивая, возмущённый Мишка жаловался:
— Папа! Что себе позволяет эта малявка?! Откуда она только этому научилась?! Скажи ей, что нельзя… Ой, здравствуйте!
Кажется, ребята прошли домой через вторую квартиру и гостя ещё не видели.
Всё ещё с любопытством глядя на незнакомца, но уже овладеваемый мыслями о проделке сестрёнки, Мишка привычно уселся на подлокотник кресла и машинально взял отчима за руку.
Андрюха не любил телячьих нежностей, но к этому жесту относился спокойно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
