одно себя винила, что не спасла девицу от греха.
Раздраженно отвернувшись от безмятежной красавицы на стене, Нина размотала ткань, отложила в сторону. Осторожно ступая босыми ногами по нагретому каменному полу, набрала в чистую бадейку теплой воды. Растирая себя жесткой холстиной с мыльным отваром, смывая накопившуюся усталость, все не прекращала думать о несчастном, который дух испустил.
Шел он от гавани, мимо таверны. Или из таверны, кто знает? Однако прибыл в город недавно. Туника хорошего льна, с вышивкой по вороту, значит, не беден. Но грязная, пропотевшая. Видать, сразу с корабля к ней пошел, даже в баню после долгого плавания не успел. Надо бы с коммеркиариями в гавани поговорить – может, они его вспомнят.
Нина ополоснула волосы отваром крапивы, вылила воду из бадейки, поставила туда свои кувшинчики. Намазала тело оливковым маслом, настоянным на лаванде. После чего завернулась в ткань опять и, подхватив бадью, вышла в следующий зал.
В прохладном фригидарии[19] стоял шум, что в саду с канарейками. Тут и там группки полуобнаженных горожанок, кто в бассейне, кто на мраморных скамьях, обсуждали соседей, детей, мужей и мужниных матушек.
Нина направилась в сторону калидария. Проходя мимо знакомых, она здоровалась, склоняла голову.
Почти миновав бассейн в центре зала, Нина услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Обернувшись, готовая улыбнуться, она увидела выходящую из воды Аристу. Вот уж сама Афродита, должно быть, в покрывало завернулась и ушла, пристыженная, – до того хороша была хозяйка лупанария. И не молода ведь уже, а тело богатое, упругое, как из белой кости выточено.
«При такой-то красе такая душа прогнившая», – подумала Нина. Но вслух ничего не сказала.
Ариста чуть повела головой, тотчас суетливо подбежала одна из сидящих неподалеку девушек, набросила на красавицу льняную тонкую ткань.
– Что же ты мимо проходишь, Нина? Не уважишь, не поздороваешься?
Капли воды блестели на гладкой коже, намокшие рыжие волосы стекали по плечам гладким шелком. Она едва придерживала пальцами покрывало, не стараясь прикрыться, а, казалось, наоборот, будто выставляя наготу напоказ.
– Доброго дня тебе, Ариста. Не ищи ссоры, где ее нет. Не признала я тебя. – Нина отвела взгляд, перехватила бадейку поудобнее.
– Давай-ка присядем, поговорим? Я ж за тобой посылать собиралась, а тут ты сама меня нашла. – Ариста плавно повела рукой в сторону пустой мраморной скамьи под статуей Деметры.
Нина, вздохнув, уселась на скамью. Ариста опустилась рядом, прикрыла плечи тканью, оставив грудь открытой.
– Говорят, в твоей аптеке убили кого?
– Вот ведь сплетни худые впереди ветра бегут да враньем обрастают. Не в аптеке убили, а на улице. Ко мне он умирающий уже добрался.
– Не спасла, значит? Ну бывает. Ему к Гидисмани бы попасть надо было, но что уж поделать.
Нина, зная уже хозяйку лупанария, покивала:
– И то верно. Тогда бы ты про Гидисмани сплетни и собирала, а я бы помылась спокойно.
Ариста усмехнулась безмятежно, продолжила медовым голосом:
– Кольцо, говорят, было у него какое-то? Ты, случаем, не знаешь, где кольцо это?
Вроде прохладно в зале, но Нину жаром окатило, не слабее калидария.
Сжав бадейку так, что пальцы заломило, Нина почти спокойно произнесла:
– О каком кольце ты, уважаемая Ариста, говоришь? Не было у него никакого кольца.
– Ты, Нина, смотри, чтобы дерево-то не треснуло. Отпусти бадейку свою. Разговор у нас с тобой тайный, я никому не скажу, и ты никому не скажешь, что я у тебя про кольцо спрашивала.
Нина поставила на скамью лохань, молча расправила ткань на коленях.
Ариста подождала и продолжила:
– Ты кольцо-то поищи, Нина. Да принеси мне. У меня есть покупатель – хороший покупатель, богатый. Он кольцо это, говорит, давно ждал. Он и тебе заплатит, и мне за помощь. Мы же с тобой в одном положении – у тебя аптека, у меня лупанарий. Нам друг другу помогать надо. Тяжко женщине с делами-то одной справляться – всяк норовит обидеть да обделить.
«Такую, как ты, пожалуй, обидишь, – подумала Нина, не поворачивая головы к красавице. – Такая, как ты, любого проглотит и не подавится».
Хозяйка лупанария усмехнулась:
– Ты не думай, Нина, я заплачу щедро, не пожалеешь. Только вот без кольца нет мне теперь ни сна, ни отдыха. А ежели я не отдохну, того и гляди, проболтаюсь где про твою тайну.
Нина вздрогнула, повернулась к собеседнице:
– Ох, хитра ты, Ариста. Ты же все повернула так, чтобы я в твоем доме с ним будто ненароком встретилась. Я еще гадала, с чего бы вдруг. А ты, оказывается, такие тайны для темных дел своих собираешь?
– Вот видишь, пригодилась и твоя тайна. Люблю я тайны собирать да хранить. Хочу – молчу, хочу – рассказываю. Так что ежели кольца я не получу, так придется всем рассказать, как ты со своим купцом у меня в лупанарии любилась. Да не с простым купцом – с чужеземцем. На базаре, знаешь ли, любой сплетне рады. А там и до эпарха дойдет, как ты с генуэзским полюбовником по лупанариям прячешься. И какая из тебя после этого почтенная аптекарша? Всей гильдии позор.
Побледневшая Нина молчала, мяла пальцами складки влажной тоги.
Ариста усмехнулась, повела гладкими плечами, мягко колыхнув высокой грудью. Собралась было встать со скамьи, но Нина ухватила ее за руку.
– Нет у меня кольца, Ариста. Богом клянусь, нет.
– Ты же убитого обыскала, верно?
Нина взглянула на нее сердито.
Ариста покивала:
– Знаю, не ограбить же ты его хотела. А в кампагах кольца не было, случаем? Ты подошву не оторвала?
– Не было. Ни в кампагах, ни в тунике. А в штаны ему я не полезла. А больше на нем ничего и не было. А откуда ты знаешь, что на нем кампаги были?
– Ох, Нина, каждое слово мое ловишь. А я знать не знаю, просто спросила, да гляди-ка, отгадала, – усмехнулась Ариста.
Аптекарша молчала.
Ариста не унималась:
– А что за сикофант-то приходил? Муж Гликерии, как его там?
– Нет, Никон Хакионис приходил. Он с убийствами разбирается. А Иосиф – тот по кражам и мошенничествам.
– Никон Хакионис, – Ариста произнесла имя угрюмого сикофанта так, будто медовый орех по языку прокатила. – Это который со второго холма, недалеко от храма Ирины живет?
– Нет, этот на улице, что вправо от форума Вола отходит. А зачем он тебе? Да ежели б он нашел… – Нина прикусила язык.
Не хватало еще Аристе про великого паракимомена проболтаться. Вот уж попала Нина из печки в очаг, меж Аристой и Василием оказалась. И не пожалуешься на Аристу никому – стыдно и страшно.
