мнению, слово — единственное средство лечения недуга американского общества.
Особенно ярко эта тенденция прослеживается в работах Г. Лассвелла. Его не интересовало, правильно или нет слово отражало интересы тех, к кому обращалась пропаганда. В нем преобладали только черты индивидуального, которое составляет символы всех понятий: семья, друзья, соседи, рабочие, человеческое общество как механическое соединение личных черт. Общество представлялось как некий механизм, соединяющий индивиды. И вот слово выступает в этой схеме как средство соединения индивидов. Пропаганда, оперируя словами-символами, и призвана создавать «общую лояльность», то есть соединять индивиды в общие группы.
Символ, складывающийся из отдельных слов и выражений, воздействует на индивидов несколькими путями. Они должны воздействовать так, чтобы активизировались стимулы, которые лучше всего подходят для вызова соответствующей реакции, и свести до минимума те стимулы, которые могут активизировать нежелательные ответные реакции. Здесь речь идет о воздействии словом, независимо от его содержания, от того, чьи интересы оно отражает, кому и в каких интересах оно сказано. Главное сводится к тому, чтобы словесное оформление пропаганды вызывало нужную реакцию, которая возникала бы автоматически по схеме стимул — реакция.
В политической пропаганде символ имеет свои грамматические конструкции, например «угроза коммунизма». Подобные конструкции объединяются в политические мифы. Они складываются из идей, «невзирая на то, истинны они или нет»; важно, чтобы они явились стимулом для вызова реакции страха и непринятия коммунизма.
В арсенале создателей политических мифов довольно ограниченный словарь. Такие мифы, как «угроза коммунизма», «вызов коммунизма», стары, как сам буржуазный мир. Они родились как реакция буржуазии на борьбу рабочего класса против сил эксплуатации.
Изменения в мире — рождение и укрепление мировой социалистической системы, крушение колониальной системы — заставили буржуазную науку о пропаганде пересматривать свои теоретические положения применительно к новым условиям, разрабатывать различные защитные средства.
У. Липпман в книге «Заметки по общественной философии» (1955 г.) вынужден был констатировать, что под влиянием событий 1917 года в России и последующего развития мира в «демократических обществах» произошла «непризнаваемая революция». Последующее изложение событий в мире проникнуто чувством страха перед возросшей активностью масс, «оказывающих давление на правительство».
Изыскивая пути к «восстановлению убеждения в общественные стандарты», Липпман предлагал начать пропаганду «общественной философии». Она предстает как стандарты поведения, закрепленные в Декларации независимости. Главное — чтобы сохранилась частная собственность как «система законных прав и обязанностей», буржуазная свобода слова как единственный метод «достижения моральной и политической правды».
В пропаганде «общественной философии» речь шла в основном о разжигании страха людей перед революцией, которая якобы «подавляет индивидуальное развитие», и призывах к проведению реформ — запрещению детского труда в промышленности, улучшению системы образования, расширению промышленности и т. д., то есть таких мер, которые «не вели бы к классовому обществу и насильственной революции».
В связи с многочисленными поражениями в битве идей некоторые буржуазные идеологи стараются отказаться от слова «пропаганда». Им приходится пожинать плоды собственной деятельности. Обрушиваясь с угрозами и нападками на прогрессивные элементы, гоняясь за «красной опасностью», они выработали у читателя страх перед словом «пропаганда». Теоретики изыскивают способы отказаться от применения этого страшного слова. Оно все чаще и чаще заменяется понятием «массовое общение», включая в него печать, радио, телевидение, кино, издание книг, личные контакты.
В теоретическом плане «массовое общение» рассматривается как средство «упрощения реальности», чтобы облегчить человеку возможность легче ее копировать, и, с другой стороны, как средство установления контроля над поведением людей путем распространения иллюзорных стереотипов. Общение представляется как передача стимулов для изменения поведения; цель этого процесса — соединение политических лидеров с избирателями, взглядов граждан с законодателями с помощью возбуждающих призывов. В сборнике «Народ, общество, массовое общение» при определении основной цели общения подчеркивается, что массовые средства общения должны стабилизировать социальные действия и оказывать влияние на поведение людей.
Замена термина «пропаганда» «массовым общением» не меняет существа проблемы. Речь, видимо, идет о выработке более ухищренного механизма воздействия на людей, на то, чтобы оградить человека от действительности искусственно созданными эмоциями. Известный американский теоретик в области пропаганды Г. Чайлдс разум и эмоции отнес к загадочному процессу. «Мысли и чувства, — писал он, — так таинственно сплетаются, что любая попытка разделить их» обречена на провал. Таинственный покров понадобился для того, чтобы заставить человека прийти к определенному, нужному выводу только под воздействием эмоций. Поэтому искусство пропаганды сводится к такому построению: подбираются соответствующие аргументы, которые призваны обострить эмоции человека, довести их до «высшей степени интенсивности», к созданию такого положения, когда эмоции мешают аналитическому процессу мышления. И уже неважно, правильны или нет аргументы, правдивы они или ложны, главное — «вызвать желаемый ответ» или нужную реакцию у аудитории.
Манипуляторские функции пропаганды приобретают настолько важное значение, что они ставятся выше всех средств воздействия. Задача состоит в том, откровенно признавал профессор социологии Дартмутского колледжа (США) М. Чоукас в книге «Пропаганда становится зрелой», чтобы «создать человека, совершенно лишенного всяких способностей разобраться в положении вещей, критически и разумно мыслить», когда он начнет «действовать под влиянием только искусственных возбудителей и направляющих сил».
На пути человека к тому или иному факту расставляются многочисленные ловушки: сознательная ложь рассматривается как мощное орудие воздействия на человека. Она позволяет искажать действительность, внушать нужные модели. Пропагандисту не рекомендуется раскрывать заблуждения и ошибки людей по тем или иным вопросам. Напротив, он должен использовать «резервуар ошибок» для манипуляторского воздействия, приспособить их для создания представлений, которые как бы зашторивали от человека представления, почерпнутые им из собственного опыта. Преувеличения и фабрикация фактов рассчитаны на то, чтобы «факты» содержали возможность преувеличения тех или иных свойств описываемых явлений.
Бой пропагандиста в сфере эмоций сводится к попыткам вмешаться в эмоциональное состояние человека, вызвать у него требуемое состояние. В целях раздувания ненависти и подозрения пропагандистам рекомендуется притуплять способность человека аналитически и критически мыслить и парализовать процесс мышления. Разжигание ненависти и страха предполагает изоляцию человека от информации, которая раскрывает истинную картину тех или иных важных событий, чтобы он не думал, а относился к ним, будучи в состоянии морального потрясения.
Уход от действительности, искажение истины, игра на эмоциях путем создания различных иллюзий — таков практический вывод для буржуазной пропаганды. В них, как никогда раньше, проявилась боязнь буржуазных идеологов поступательного развития современного общественного процесса. Они воздвигают на пути познания окружающей действительности психологические баррикады, мир иллюзий и грез, которые увели бы людей в сторону от современных проблем, от волнующих событий и тем. Мир наполняется неправдой, искаженными, иллюзорными представлениями.
Теория на практике
Исследования буржуазных идеологов определяют основное направление практики империалистической пропаганды — изыскание технических приемов отвлечения человека
