Оказалось, что Себастиану все-таки есть чем заняться с Эллинор Бергквист.
Завтрак.
Как ей удалось его уговорить?
Необдуманное обещание, брошенное после секса?
Выходившее во внутренний двор окно кухни стояло открытым, но в квартире все равно было жарко. Снаружи донесся рокот проехавшего по улице мотоцикла, нарушивший тишину. Обычную тишину летнего утра. Себастиан размышлял над тем, какой сегодня день, оглядывая накрытый стол. Йогурт, два сорта хлопьев, мюсли, свежевыжатый сок, сыр, ветчина, колбаса, нарезанные огурцы, помидоры, перец, куски арбуза. Может, среда? Вторник? Когда Эллинор достала из духовки противень и выложила готовые маленькие багеты на кухонное полотенце, аромат хлеба bake-off[9] распространился по всей кухне. Положив полотенце в плетеную хлебную корзинку и с улыбкой поставив ее на стол, Эллинор вернулась обратно к кухонному островку, расположенному в центре просторной кухни. Голоден Себастиан не был. Электрический чайник щелкнул, Эллинор подошла и налила в стоящую перед Себастианом чашку кипящую воду. Он посмотрел в чашку, где вода, соприкоснувшись с порошком на дне, незамедлительно окрасилась в темно-коричневый цвет. Эллинор явно восприняла его взгляд как критический.
– К сожалению, у меня только растворимый кофе, я сама пью исключительно чай.
– Ничего…
Она налила воду в собственную чашку и отнесла на место чайник. На полпути обратно к столу она остановилась.
– Тебе нужно молоко?
– Нет.
– Хочешь, я его подогрею? Как «латте».
– Нет, все нормально.
– Точно?
– Да.
– Ну ладно.
Улыбнувшись, она села напротив него, взяла пакетик чая – лимон и имбирь – опустила его в горячую воду и несколько раз покачала им вверх и вниз. Она вновь заглянула Себастиану в глаза и улыбнулась. Он сумел изобразить то, что при большом желании можно было расценить как улыбку, и отвел взгляд. Ему не хотелось здесь находиться. Обычно он подобных ситуаций избегал. Он вспомнил, почему. Ему претило фальшивое ощущение единения, будто у них есть что-то общее, хотя они – во всяком случае, если это будет зависеть от него, – никогда больше не увидятся. Он устремил взгляд на один из кухонных шкафов и погрузился в размышления, а Эллинор тем временем положила в чай ложку меда. Она взяла маленький багет, разделила пополам, намазала маслом, положила сверху сыр, ветчину и два кольца желтого перца. Откусив кусочек, она посмотрела на Себастиана. У того взгляд был по-прежнему устремлен куда-то в пространство позади нее.
– Себастиан?
Себастиан вздрогнул и посмотрел на нее вопросительно.
– О чем ты думаешь?
Он действительно полностью погрузился. Опять. Туда же, куда и всегда. В мысли, которые, похоже, теперь занимали все его время. Это было почти незнакомое Себастиану чувство. Одержимость. Даже когда он бывал больше всего увлечен и успешен в работе, у него не возникало проблем с тем, чтобы отбросить нежелательные мысли. Если расследование начинало брать верх над его жизнью, он просто-напросто переставал думать о нем на несколько дней.
Занимался другим.
Вновь завладевал инициативой.
Себастиан Бергман был человеком, не уступавшим контроля. Ни за что и никому. Так, по крайней мере, было раньше.
Теперь он переменился.
Жизнь встряхнула его. Ударила по нему.
Не только один раз.
Дважды.
Три месяца назад, еще далеко не оправившись от катастрофы в Таиланде, произошедшей на второй день Рождества 2004 года, он поехал в Вестерос. Целью поездки была продажа родительского дома, и, очищая дом, он нашел несколько писем. Писем 1979 года, к его матери. От женщины, утверждавшей, что она ждет от него ребенка. Тогда он этих писем не получил, но тут сделал все, чтобы отследить отправителя. В Вестеросе как раз находились бывшие коллеги Себастиана из Государственного полицейского управления, расследовавшие жестокое убийство мальчика, и он навязался участвовать в расследовании, чтобы через доступные полиции регистры заполучить женщину.
Адрес.
Сведения.
Все это он раздобыл. Дверь на Стуршерсгатан, 12, ему открыла женщина. Это она. Анна Эрикссон. Он получил сведения. Да, у него есть дочь, но она никогда не узнает о том, что Себастиан – ее отец. У нее уже есть папа. Вальдемар Литнер. Вальдемар, знавший, что Ванья не его дочь.
Поэтому им нельзя встречаться. Себастиану и его дочери. Это разрушило бы слишком многое. Все. Для всех. Себастиану пришлось более или менее обещать никогда ее не разыскивать.
Проблема заключалась лишь в том, что они уже повстречались.
Даже более того.
Успели вместе поработать.
В Вестеросе. Он и Ванья Литнер. Следователь Государственной комиссии по расследованию убийств. Умная, талантливая, эффективная, сильная.
Его дочь.
У него есть дочь.
Опять.
С тех пор он более или менее преследовал ее. Зачем, он не мог толком объяснить даже самому себе. Он смотрел на нее и только. Никогда себя не обнаруживал. Что ему было говорить? Что он мог сказать?
Сейчас он посмотрел на Эллинор, доброжелательно спросившую, о чем он думает, и ответил то, что, наверное, меньше всего требовало продолжения, а именно:
– Ни о чем.
Эллинор кивнула, казалось, удовлетворившись ответом или, по крайней мере, тем, что ей удалось снова завладеть его вниманием. Себастиан потянулся за куском арбуза. Его он, пожалуй, все-таки способен проглотить.
– Над чем ты работаешь?
– Какое тебе до этого дело?
Невежливый ответ, откровенно недружелюбный, но лучше уж сразу расставить точки над i. Себастиану отнюдь не хотелось, чтобы и без того неприятный завтрак вылился в удобный случай узнать друг друга получше. Они уже достаточно знают друг о друге. Он о ней больше, чем она о нем. Ей известно, что его зовут Себастиан Бергман и что он психолог. От остальных личных вопросов он успешно уклонялся, с легкостью подменяя ответы проявлением интереса к ней.
– Ты сказал, что тебе надо работать, – продолжала Эллинор. – В середине июля большинство людей свободно, поэтому я и интересуюсь, чем ты занимаешься.
– Я составляю своего рода… отчет.
– О чем?
– Это… проверка. Для полицейской школы.
– Ты вроде бы говорил, что ты психолог?
– Так и есть, но иногда я сотрудничаю с полицией.
Она кивнула. Отпила глоток чая и потянулась за куском хлеба.
– Когда его надо закончить?
Вот пристала!
– Примерно через две недели.
Эти зеленые глаза. Она знает, что он лжет. Ему было все равно. Его нисколько не волновало, что она о нем думает, но он чувствовал себя крайне неловко за обычным завтраком, когда оба знают, что это лишь декорация. Химера. С него хватит. Он отодвинул стул.
– Я пошел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
