Пусть он чужой, пусть он ее не любит, пусть она совершенно ему не нужна, но хотя бы минута, хотя бы миг этой скупой теплоты в обмен на все, чего бы он ни пожелал. Если бы он хотел просто переспать с ней — грубо, бесчувственно, как с какой-нибудь резиновой куклой или дешевой проституткой, — то и пусть. Может быть, так даже лучше. Лучше почувствовать себя «дешевкой», но нужной хотя бы так... И главное — не быть одной. Только бы не быть одной.
Марьяне сейчас нужно хотя бы мгновение теплоты. Хотя бы мгновение...
Чувство зависимости— ужасно. А все эти два года Марьяна жила с этим чувством, с этим ощущением своей абсолютной, тотальной несвободы — зависимости от Ивана. Он узурпировал ее жизнь — целиком, полностью. Она жила его интересами, его заботами. Она жила его жизнью. Все время думала только о нем — что ему понравится, что не понравится, потому что, если ему не понравится, он разозлится. А когда он злится, он ужасен — страшен, неприятен, даже отвратителен.
Марьяна думала о том, насколько она зависима от Ивана, просто потому, что он был ее первым и единственным мужчиной. Он появился в ее жизни как принц на белом коне — красивый, умный, благородный, свободный. Он привык не думать о деньгах, не бояться завтрашнего дня, наслаждаться жизнью. Он передал Марьяне это чувство, и это было очень важно. Очень. Но... Он не дал ничего другого, только это чувство. И оно не стало чувством Марьяны, оно словно бы повисло в воздухе, повисло над ней, готовое в любой момент обрушиться на ее голову.
Иван — повеса. Красивый, холеный, сексуальный, в чем-то даже талантливый повеса. Он не понимает, что такое ответственность, что такое серьезные отношения. Он не умеет уважать других людей. Он знает, что есть те, к кому надо относиться с почтением, как к равным, а есть те, к кому не важно, как относиться. И Марьяна была из их числа — этих, последних. «Ты никто и звать тебя никак!» — кричал ей Иван, когда бывал не в настроении и спускал на Марьяну собак за самую маленькую, самую ничтожную провинность. «Ты никто и звать тебя никак! Заруби себе на носу! Слушай меня!»
И она зарубила. Только не на носу, она зарубила себя. Она превратилась в свою собственную тень. Безжизненную, бесчувственную. Кто она теперь? Кто?! В ней не осталось ничего. Иван выжег ее душу каленым железом. Своей холодностью, грубостью, эгоизмом. Он слабый. Именно поэтому он так издевался над ней. Самоутверждался. А она терпела — терпела, потому что любила. А теперь все, все умерло. Даже любовь, которая была в ней, и та — умерла. Выскользнула и улетела. Мертвец не может любить. Это против правил. А Иван убил ее. Убил. И все-таки эта зависимость... Она осталась. Марьяна — как спящая царевна в хрустальном гробу. Она не оживет, если кто-то не разобьет этот сковывающий ее холод. Если кто-то не полюбит ее. Впрочем, что такое любовь? Она не творит чудес. Она — просто чувство. Слабое, бессмысленное, ни на что не способное чувство. Чувство, которое приносит человеку страдание и ничего больше, только боль и страдание. И может быть, она и не нужна? Может быть, следует жить легче и проще? Легче и проще. Просто переступить через себя и жить не по правилам...
— Я понимаю, что вам это сейчас абсолютно все равно, но вы простудитесь, — приятный мужской голос прозвучал совсем рядом с Марьяной, прямо у нее над головой.
Она вздрогнула и повернулась. Обладатель приятного баритона был тем самым мужчиной, который только что плавал в бассейне. Марьяна и не заметила, как он вышел из воды и оказался с ней рядом. Незнакомец развернул огромное махровое полотенце и только ждал разрешения накрыть им плечи Марьяны.
Целый ворох мыслей стремительно пронесся в ее голове...
«Как он здесь оказался? Почему я не заметила — так задумалась или заснула? Мы в бассейне? Больше никого нет? Он меня клеит? Сейчас пригласит в душ, чтобы заняться сексом? Он что, решил, что я прямо так с ним пойду? Просто секс?»
— Вы позволите? — спросил он, и его махровое полотенце легло на ее озябшие, покрывшиеся мурашками плечи. — Право, простудитесь.
«А что, если — да? Не по правилам... Избавиться от зависимости, от этой постылой привязанности к Ивану? Просто пойти с незнакомым мужчиной? Отдаться ему? Пусть делает то, что захочет... Это равный обмен, ему — удовольствие, ей — свобода. Горькая, но свобода...»
— Простужусь, да. Наверное, простужусь, — пробормотала Марьяна, неловкими движениями кутаясь в полотенце незнакомца. — Вы очень внимательны...
— Вам нужно в душ, под горячую воду. Согреться, — сказал незнакомец, глядя на нее с нежностью и заботой.
Только сейчас Марьяна вдруг поняла, что он красив. Причем красив необычайно. В нем все было идеально — и лицо, и фигура, и манеры. Марьяна даже не заметила того, как открыла рот — от восторга, от удивления. Она смотрела на него завороженно, совершенно растерявшись.
— Да, вы правы, — пролепетала она. Незнакомец легонько коснулся ее плеча, и они вместе пошли в сторону душевых комнат. Там, в одной из кабинок, он включил воду, проверил, чтобы она была нужной температуры, и повернулся к Марьяне. Она стояла — ни жива ни мертва, — запахнувшись в полотенце, как замерший солдат в плащ-палатке.
— А сейчас полотенце лучше снять, — улыбнувшись, сказал незнакомец и легким движением стянул полотенце с ее плеч.
Марьяна, словно во сне, сделала шаг внутрь кабинки. Она уже ощущала прикосновение горячих капель воды. Чувствовала спиной, как за ней закрывается стеклянная полупрозрачная дверца...
Сейчас она зайдет, встанет под струю воды. Теплая, даже горячая вода обнимет ее, обогреет. Но потом... Потом ей придется выйти из этой кабинки и вернуться в абсолютную холодную пустоту. Пустой коридор, пустой бассейн, пустой холл фитнес-центра. Пустой мир. Тот же самый холод, только хуже. Стократ хуже...
А незнакомец закроет за ней кабинку, недоуменно пожмет плечами и пойдет прочь — на работу в какую-нибудь утреннюю смену. И они уже больше не увидятся. Никогда. А она даже не знает его имени... А если бы и знала? Какое ему дело до странной девушки, ни свет ни заря потерявшейся в бассейне? Никакого. Холод...
— Нет! — она придержала дверцу рукой. — Постойте!
Марьяна смотрела на него сквозь узкую щель дверного проема. Еще секунда, и стеклянная перегородка разделит их навсегда. Навсегда! И почему? Просто потому, что она побоялась сказать ему?.. Признаться... Сказать, что он ей нужен? Сказать, что она не хочет, чтобы он уходил? Сказать, что она готова на все, только бы быть с ним рядом, только бы быть ему нужной, никогда с ним не расставаться... Навсегда.
Или хотя бы — толика счастья — просто прижаться к нему, почувствовать его тепло, его нежность, его прикосновения, его объятья. Почему она не скажет ему, что ей нужно это? Гордость мешает? Порядочность? Этикет? Бездна условностей? Обязательный ритуал ухаживаний? Что-то «перед», «до»... Но разве ему жалко? Просто прикосновение. Поцелуй. Чуть-чуть, самую малость — нежности и теплоты. Ей очень нужно. Очень.
Горячая вода обжигает кожу. Она прикасается к его груди, обнимает его за плечи, чувствует его руки. Нежные, сильные, все понимающие руки. На губах сладкий, душистый аромат счастья. Голову заволокло туманом. Слезы радости смешиваются с водой, ручьями бегущей по сплетенным телам...
Человек — странное существо... Он рад обманываться. Рад принимать образы собственных желаний за интуицию, видеть в своих догадках голос Провидения, узнавать в случайных событиях «знаки» судьбы. Только бы они подтверждали его надежды... И он рад.
Когда человеку больно, он ищет утешения. Когда ему радостно, он желает продолжения своих удовольствий. А когда он просит Бога о чуде, он верит, что ему не откажут, ведь «Бог любит нас», «Он — сама Доброта», «сама Любовь». Но что человек знает о том, что есть Доброта для Бога, что Любовь для Него?
Человек не знает этого, но он любит обманываться. Он верит, что Бог любит его — человека — той любовью, которую сам человек вменил Господу. Он верит, что у Бога те же представления о доброте, что и у человека, словно они воспитывались вместе и в одной школе. Человек обманывается.
Человек потакает своим слабостям, считая их своими достоинствами. Человек испытывает зависть, глядя на то, что хотел бы иметь и что на деле является лишь плодом его воображения. Человек любит обманываться, но не любит замечать этого.
— Высохли волосы? — спросил он и с нежностью, о которой можно только мечтать, прикоснулся к ее волосам.
— Как тебя зовут? — краснея не то от счастья, не то от смущения, прошептала Марьяна.
— Ангел, — ответил он.
— Ангел, — задумчиво, нараспев повторила Марьяна, словно хотела распробовать это слово на вкус — отпустить его и послушать. — Красиво... А меня Марья.
