обсуждали. Я запомнила. Родители твои мастерами были. У отца ювелирная лавка в Буйске имелась. А мать с металлами магичила, как и ты.
— Звали их как? Буйск — он далеко? Как я сюда попала?
— Как звали — это у отца спрашивай. Он тебя и привез. Он в Буйск часто ездит, у него там сестра родная живет. Далеко, почти уже на севере. А мы на юге, во владениях князей Озерских живем. Самый большой город тут — Белокаменск.
— Стало быть, тут про меня никто и не знает? — хладнокровно уточнила я. — Милка-дурочка, и на этом все?
— Да. По первости ты в деревню еще убегала, так что там тебя видели, а потом ничего, успокоилась.
— А лет мне сколько?
— Да почем я знаю? Старше меня, это точно, мне-то шестнадцать. Тебе, может, все двадцать уже, а может, ты Даринке ровесница.
— Хорошо. А магии у нас где-то где-то учат?
— В Белокаменске точно учат. В Буйске, знаю, школа есть, но она для мальчишек только, к тому же ты уже старая для школы. Вон наши целители на Север уехали, в университет. Там, говорят, самое лучшее образование. А берут туда всех, даже стариков и старушек, был бы дар хороший и деньги. С четырнадцати лет берут.
Я на миг задумалась, сколько лет Асуру. Нет, ну уж всяко больше пятнадцати! Он вполне взрослым выглядел. Не ребенок уж никак. А впрочем, теперь-то какая разница?
От дальнейшего разговора Малику спасла сестра. Она вернулась с совершенно сияющим видом:
— Смотри, Мила, какое я платье тебе нашла! Совсем новое! Мне его батюшка из Буйска привез когда-то, такие на Севере в моде! Коротковато немного, должно быть, но зато красивое! Я его давно носила очень, лет в двенадцать.
Ну что сказать. Миленько до зубовного скрежета. А еще в двенадцать у Дарины уже была грудь. Причем едва ли не больше моей. И любила она розовый цвет, кружева и рюшечки. Но ткань и вправду была замечательной, тонкой, легкой, почти невесомой. Но рюшечки!
— Дарин, я тебе очень благодарна, — начала я осторожно, но Малика грубо перебила:
— Ты в своем уме, сестрица? Куда ей розовое-то? Она ж не княжеская дочка. Попроще нужно что-то. В кружевах ей полы мыть и пиво носить ой как неловко будет. Да и платье детское. Нет, оно красивое… можно и перешить. В город в нем поехать или просто гулять выйти. Но сейчас нельзя никак.
Я кивнула.
— А давай я свое старое надену, — предложила. — Оно мне подходит. Права Малика, в нарядном мыть полы не дело совсем. А старое — чистое, ты ж мне его вчера только дала. Как ты видела, деньги у меня есть, что-нибудь придумаем, да?
— Да, — с облегчением согласилась Даринка. — Но волосы я тебе все же заплету, как положено. Раз ты в разуме теперь, веди себя прилично.
А пока я одевалась, она тоже принялась смотреться в зеркало, но не с таким восторгом, как Малика.
— Ой и щеки у меня, одно огорчение. И подбородка почему-то два. И глазки маленькие.
— Это зеркало искажает, стекло все кривое. Ты очень красивая. И… крепкая, здоровая, — утешила я ее. — И работница отличная, и детишек легко родишь.
— Думаешь?
— Уверена.
— А можно нам это зерцало сохранить?
— Нельзя. Это я только попробовала. Для нормального зеркала стекло получше должно быть. И краска еще нужна.
— Так мало что ли в доме стекол? Найдем и ровное, и краску добудем. Ну пожалуйста, Милочка! Сделай нам зерцало, ты же умеешь!
— Хорошо, — сдалась я без боя. — Попробую. Но не сегодня, мне еще цепку Маликину починить нужно.
— Какую-такую цепку?
Малика зашипела, а я достала из кармана рваную цепочку и собрала весь металл со стекла обратно.
— Это что, оборотнево серебро? — повысила голос Даринка. — Тебе же мать ясно сказала — не якшаться с охотниками! А ну дай поглядеть. Похоже на Даникову работу! Ты, стало быть, подарки от него принимаешь, да какие! Украшения! Уж я тебя…
Малика с ненавистью на меня поглядела, а я что, я откуда знала? Предупреждать надо.
— Я пойду, пожалуй.
— Иди-иди. Нам с сестрицей поговорить надобно. О чести девичьей и о послушании родителям.
Я и сбежала, конечно. Пусть без меня отношения выясняют.
Мне и в самом деле с цепочкой надо поколдовать. Интересно же, на что я способна!
Глава 6. Не дурища
— Дядько Тамир, у меня вот, — я положила перед Тамиром кошелек с золотом. Весь, ни монетки не утаила. Совесть не позволила.
— Что это? — тяжело и грозно спросил трактирщик. — Откуда?
— Студент… целитель… Асур оставил мне.
— Ну оставил и оставил, мне зачем?
— Ты меня в дом свой взял, кормил, оберегал…
— Плохо оберегал, раз тебе кошели такие дарят.
Я опустила глаза.
— Не понесла хоть? Или рано пока?
— Асур… позаботился, — выдавила я, проклиная себя за инициативу. Зачем сунулась, идиотка? Молчала бы, за умную бы сошла.
— И на том спасибо. А деньги забери свои. Ты не задаром у меня жила, а по хозяйству помогала. Как могла, так и помогала, без тебя тяжеленько бы пришлось. Забери, говорю, а то прокляну. Я тебя не за деньги в дом брал! Дело мое доброе по заветам богини не губи.
Я кивнула и забрала кошелек. Ладно, я его понимаю. Он вправе и оскорбиться.
— Стало быть, выросло дитятко. Не целитель помог, это я разумею, но и он зачем-то нужен тебе был. Ну и ладно.
— Он не за это кошель оставил, — мучительно выдавила из себя я, умирая от стыда. — А чтоб я учиться пошла.
— Стало быть, учиться и пойдешь. Или с нами остаться хочешь?
— А что ты посоветуешь, дядько?
Спрашивала я не просто так. Тамир — мужик умный, это я по его делам понимала. Постоялый двор у него небольшой, но довольно богатый и чистый. С делами он
