В сухом остатке после размышлений, что говорить, а что нет, осталось только удивление, как рано встают коты. Что и озвучил. После чего беседа плавно перетекла на людей-жаворонков и людей-сов. У котов выявились те же закономерности, но к жаворонкам относились главным образом слуги и рабы. А воины в мирное время — к совам. Поговорка «Солдат спит, служба идет» Фарраму очень понравилась. Идея недели с двумя выходными — тоже. Но кошачий аналог недели состоит из восьми дней. Посетовали на столь серьезное несовпадение. Но тут же выяснилось, что и у нас, и у котов сегодня последний день недели. Я предложил объявить его выходным и посвятить отдыху, а дела отложить на завтра, если нет срочных. Фаррам поддержал, но выразил сожаление, что на охоту отправляться уже поздно. Может, организовать состязание борцов? Хотя, опять же, поздно. Чтоб собрать лучших, надо три дня. А воины — не борцы. Только убивать умеют. Осторожно спросил, как у нас относятся к поединкам вождей?
С тяжелым вздохом я ответил, что плохо относятся. Мелкие радости жизни — не для вождей. Только если тайком, чтоб никто не видел, без когтей и членовредительства. Ведь если один вождь поставит синяк под глазом другому, это может вызвать дипломатический скандал и даже войну. И тут же предложил обучить Фаррама игре в крестики-нолики.
Развернувшись, мы направились во Дворец.
— Скажи, а как ваши вожди относятся к подглядыванию и подслушиванию? — спросил вдруг Фаррам.
— На словах не одобряют. А на деле… Если никто не видит…
— До чего похожи наши народы, — Фаррам за локоть стащил меня с дорожки в кусты. Бесшумно пройдя метров двадцать, мы подкрались к беседке и наткнулись на стражника. Стражник так увлеченно следил за тем, что происходит в беседке, что даже не заметил нас. Фаррам тихонько дважды хлопнул в ладоши. Стражник резко обернулся и вытянулся по стойке «смирно». От земной стойка слегка отличалась — ноги на ширине плеч, ладони на бедрах, хвост вокруг правой ноги, уши торчком, глаза обожают начальство.
— Так-то ты охраняешь наших уважаемых гостей, — с обманчивой мягкостью начал Фаррам. Рыжим верность продал? Гости без оружия пришли, тебе свои жизни доверили, а ты…
— Виноват, Владыка. Готов понести любое наказание, — шепотом, но четко отрапортовал стражник.
— Передашь командиру, на месяц по колокольчику в каждое ухо, и туалеты вылизывать.
— Сделаю.
— Свободен.
И все это шепотом. Фаррам выглянул из-за куста и сделал приглашающий жест мне. Чувствую себя героем какой-то комедии.
Беседка красива. Вся из резного дерева. В беседке Линда и Шурртх — это тот самый, на которого у Линды зуб. Линда занимается выпендриванием. То есть, гимнастикой на стропилах беседки. И при этом допрашивает Шурртха о семейном положении. Подъем переворотом у нее очень красиво получается. Беседка скрипит и раскачивается.
— Кажется мне, тот стражник был совсем не виноват, — шепчу я Фарраму. — Такое не каждый день увидишь.
— Друг мой, а кто мне сказал: «подсматривать можно только если никто не видит», — ехидно улыбается Фаррам.
Через минуту мы узнаем, что старший брат устроился охранником каравана и где-то далеко. Родители и младший брат Шурртха живут и служат во Дворце. А сам он почти год живет в городе, в получасе езды от Дворца, с двумя бабушками и двумя рабынями. Они же — наложницы. Обе попали в рабство за долги. Семья очень дружная, и Шурртх помогает семьям обеих рабынь. После войны с рыжими так многие делают. Поэтому в бедных семьях часто продают девушек в богатые.
— А если у рабынь от тебя будут дети, они кем будут? Рабами или свободными? — ставит Линда вопрос ребром.
— Конечно, свободными! — даже возмущается Шурртх. — Это же мои дети! И мать ребенка станет женой мне. До войны можно было брать только одну жену, но теперь — сколько прокормить сможешь. Старики ругаются, говорят, страна погрязла в разврате, а молодым нравится.
В следующую секунду раздается треск, короткий визг, и Линда падает откуда-то из-под крыши беседки. В воздухе по-кошачьи изворачивается и приземляется почти нормально, на четвереньки. Вслед за ней сверху падают обломки двух или трех балок. Шурртх бросается на помощь, поймать падающую тушку не успевает, но получает по спине самым длинным обломком.
— Кажется, молодежь нашла общий язык, — улыбается Фаррам, наблюдая, как Линда изучает боевые царапины на спине Шурртха.
— Одной проблемой меньше, — поддакиваю я. Но молодежь нашего спокойствия не разделяет.
— Ой, бли-и-ин! Я поломала произведение искусства. Шеф мне теперь дырку в ауре прогрызет, — огорчается Линда, собирая в кучку обломки покрытых резьбой балок.
— А мы починим, — предлагает Шурртх и выдергивает из куртки какие-то шнурки и ремешки. Линда хихикает, хлопает себя по карманам, достает небольшую катушку лески. В четыре руки связывают поломанные балки. Потом Линда вновь лезет на стропила, привязывает балки леской, а Шурртх помогает ей снизу.
— Ну вот, как будто так и было, — довольная Линда спускается и отряхивает ладони.
— Не упадут?
— Сами — нет. Гарантия три года. Разве что кто поможет.
— Когда Владыка поедет на охоту, с охраной будет попроще, приведу плотника. Он или склеит, или по образцу такую же выточит. А если меня назначат помощником римма охраны — вообще никаких проблем не будет.
— Римм это кто?
— Римм это самый главный. Ну, командир, начальник.
Тихо, скрываясь за кустами, отходим назад возвращаемся на дорожку и неторопливо идем к беседке. Молодежь смущается.
— А слышали у вас про игру в крестики-нолики? — задаю я Шурртху провокационный вопрос. — Простая, но занятная игра. Все, что требуется — лист бумаги и палочка для письма.
Фаррам нагибается, поднимает с пола щепочку, внимательно ее изучает, прикладывает к перилам и сиденьям беседки, откуда она могла бы отколоться. Молодежь за его спиной приходит в тихую панику.
— Не пояснишь ли ты правила этой игры?
— Правила очень просты. Поле расчерчивается клетками. Ходы делаются по очереди. Цель игрока — нарисовать в ряд без пропусков пять крестиков или ноликов. И не дать это сделать сопернику. Кто первый выстроит в ряд пять фигур — тот и победил. Но легче показать, чем описать словами. У нас есть поговорка: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
— Занятно. У нас есть похожая поговорка.
Под тихое ликование молодых покидаем беседку и направляемся во Дворец за листом бумаги.
До конца приема играем в крестики-нолики на неограниченном поле. В первых партиях я объяснял и комментировал ходы, и Фаррам быстро ухватил идею. До обеда старался, чтоб выигрышей и проигрышей было приблизительно поровну, после обеда играл уже в полную силу. Линда тем временем обучала игре всех желающих. Писца дважды гоняли за листами пергамента. На третий раз он принес пять листков и несколько ученических досок для письма мелом. За что был обруган, что не сделал этого с самого начала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
