– Вавилон Викторович, моё материальное положение очень покачнулось. Вот хотите – возьмите магнитофон. Вы можете его продать. И вот вам джемпер. Правда, он женский, но и его вы можете продать.
– Вы радуете меня, мой юный друг. Но не могли бы вы мне помочь и наличными?
– Вавилон Викторович, у меня нет наличных. Шар выдаёт мне два рубля в день.
– Юра, если вы ежедневно будете давать мне четверть получаемой вами от шарика суммы, то это пойдёт вам только на пользу.
– Вавилон Викторович, ну что вам мои полтинники?..
– Ах, Юра, я не корыстолюбив. Но оптика требует жертв. Я решил копить деньги на стереотелескоп. Благодаря ему я смогу наблюдать мир прекрасного в объёмном виде.
Анаконда не стал спорить, ему было всё равно. Он вынул из кармана две монетки по пятнадцать копеек и один двугривенный. Вавик протянул руку. Константин окутался на миг опалово-прозрачным облачком.
– Спасибо вам, Юра! – сказал Вавик, беря деньги, и вдруг с криком боли бросил их на пол и стал дуть на пальцы. – Этого я вам не прощу! Подсовывать раскалённые деньги! Безобразие такое!
– Это шар... Он хочет сохранить мой прожиточный уровень, – сказал Юрий и кинулся подбирать монеты. Они вовсе не были горячими.
– Безобразие! – повторил Вавик. – Вас с вашим тёмным шаром давно надо разоблачить перед населением! Завтра же подаю на вас заявление
в домохозяйство! – Схватив магнитофон и джемпер, когда-то предназначавшийся Кире, он выбежал из комнаты, гневно хлопнув дверью.
...Да, сегодня Юрию совсем не хотелось возвращаться в свою квартиру. Вполне возможно, что там его ждут новые неприятности. И вот, сняв с плеч рюкзак, он сел на скамейку в сквере и закурил сигарету. Стараясь оттянуть момент возвращения, он курил медленно, с чувством, с толком, и размышлял о том, что хоть курить-то ему ещё можно, этого дела Константин ещё не запретил.
Вот так он и сидел на скамье один, с краю, поблизости от гипсовой урны для окурков. На противоположной стороне аллеи, на такой же скамейке, дремали два пенсионера. Сквер был почти безлюден; в августе Ленинград всегда пустеет: многие взрослые в отпуске, все дети на даче и в пионерлагерях. Было тихо. С неба, с высоты, подёрнутой лёгкой облачной дымкой, исходил ровный неслепящий свет.
Слева послышались негромкие шаги. Юрий оглянулся. По аллее шла Леонковалла. Он сразу её узнал, хоть на этот раз на ней было яркое ситцевое платье. В руках девушка держала небольшую сумку, где на глянцево-белом фоне изображены были танцующие лягушки. «Если она сядет на скамейку, значит, не всё ещё в моей жизни потеряно, значит, есть ещё надежда избавиться от шара», – загадал Юрий. У него вдруг так забилось сердце, будто он не то падал в пропасть, не то взлетал на небо, прямо к солнцу.
Она лёгким шагом миновала скамейку и вдруг, словно вспомнив что-то, остановилась, сделала шаг назад и села на самый её краешек, положив рядом свою сумку.
– Спасибо, Леонковалла! – вырвалось у Юрия.
Девушка с удивлением, но без всякого недоброжелательства посмотрела на него. Потом на лице её появилось тревожное выражение. Она подвинулась ближе к Юрию.
– Вам плохо? – мягко и простосердечно спросила она. – Почему вы так побледнели? Хотите, сбегаю за водой?
– Нет-нет, ничего... Просто я много ходил... Ходил... Ходил... Не надо вам беспокоиться... – Юрий так давно не говорил с людьми (за исключением Вавика), что с трудом подбирал слова.
– Да, теперь вам, кажется, легче, – сказала девушка. – Вы уже не такой бледный... Но почему это я вдруг Леонковалло? Это ведь композитор такой был. Меня зовут Таня. А вас как?
– Вообще-то я был Анакондой. Ну, знаете, такая змея. Обитает в верхнем течении Амазонки. Отдельные экземпляры достигают десяти с половиной метров длины... Но Анаконды из меня не получилось.
– Это был ваш псевдоним? – догадалась Таня.
– Вот именно. Я хотел стать журналистом, но у меня не оказалось таланта. Поэтому считайте, что я просто Юрий. Я живу вон в том доме.
– Мне нравится, что вы так прямо о себе говорите. Я думаю, что вы, наверно, хороший человек.
– Это вы ошибаетесь. Я совершил одно нехорошее дело, так что хорошим я быть не могу. Очень мучит меня это дело...
– Нет, вы не кажетесь мне плохим. Но у вас действительно измученный вид... Знаете, я несколько раз видела вас на улице. Вы всегда идёте и ни на кого не смотрите.
– Ваше лицо мне тоже знакомо. Я видел вас...
– Я же в общежитии живу, вон в том ломе. Вы меня тоже не раз, наверно, встречали на улице...
– Да-да... А почему это вы летом здесь? Почему никуда не уехали на каникулы?
– Мне некуда уехать. У меня нет родных. Вернее, есть в Пскове тётя, но она в апреле вышла замуж, а домик у неё маленький... Но летом в Ленинграде не так уж плохо. Вчера я опять была в Эрмитаже, а завтра собираюсь в Русский музей.
– Одна?
– Одна. А что? Хотите, пойдём вместе.
– Завтра я очень занят, никак не могу, – соврал Юрий.
Ему очень хотелось принять это приглашение, но он понимал, что с рюкзаком ни в какую картинную галерею его не пустят.
– А я вот послезавтра на станцию Мохово за грибами собирался поехать. Не хотите со мной? – Эта мысль о лесе и грибах возникла у него совершенно внезапно.
– Да, – ответила Таня. – Я очень люблю ходить по грибы. А где мы встретимся?
– Давайте вот здесь в семь утра.
Не воспользовавшись лифтом и не чувствуя тяжести шара, лежащего в рюкзаке, взбежал он на свой шестой этаж. И хоть встреча с Таней предстояла ещё через день, Юрию захотелось немедленно привести себя в человеческий вид. Он старательно побрился, затем почистил ботинки. Потом,
взяв неизбежную сумку с Константином, направился в ванную, чтобы выстирать там нейлоновую рубашку, а заодно и носки. В коридоре ему попался навстречу Вавик.
– Юра, я вчера, кажется, погорячился, – тихо сказал он. – Говорю вам от всей своей благородной души: заявления писать на вас я не стану. Но я надеюсь, что и вы не будете излишне распространяться о моих оптических путешествиях в мир прекрасного.
– Не буду, – кратко ответил Юрий.
И Вавик направился в свою комнату, напевая:
Раньше это знали лишь верблюды -Шимми танцевали ботакуды,А теперь танцует шимми целый мир!
На следующий день, встав возле комиссионного магазина, Юрий по дешёвке, с рук, сбыл свой фотоаппарат, чтобы не на пустой карман ехать за город.
Разговор в лесу
Настало утро встречи, светлое и тихое. Когда Юрий вошёл в сквер, Таня уже ждала его там. Она сидела на скамье и при виде Юрия сразу же встала и пошла навстречу. На ней было простое серое платье, в руке она держала сумку, куда положила плащ на случай дождя.
– Ну, в эту вашу авоську немного грибов поместится, – сказал Юрий.
– Зато у вас большой мешок, – с улыбкой ответила Таня. – Что в мешке? – Она слегка приподняла рюкзак, висящий за плечами у Юрия. – Ой, почему он такой тяжёлый?
– Там болонья: вдруг погода испортится. И ещё там у меня шар. Он очень тяжёлый. Я его ношу нарочно, для тренировки, чтобы потом не уставать от ноши в туристских походах, – находчиво ответил Юрий. Но настроение его сразу же испортилось, и всю дорогу – когда они ехали в трамвае, а затем в электричке, он невпопад отвечал на Танины вопросы. Мысли о безграничной власти Константина над ним не давали ему покоя.
А ещё больше помрачнел Юрий, когда они сошли на станции Мохово и углубились в лес. Этот лес напомнил ему тот, другой. Здесь тоже в одном месте пролегла на пути заросшая осинником траншея, и на полусгнивших кольях тоже висела ржавая колючая проволока. И тоже сперва были сосны, небольшая возвышенность, а потом началась низина. А потом и гроза пришла – как тогда. На этот раз в небе столкнулись крупные боевые силы. Вначале удары были короткие и негромкие. Но вот в дело вступила тяжёлая небесная артиллерия – орудия БМ из Резерва Главного Командования. Шло решающее сражение. Небо гремело и полыхало. Доставалось и земле. Осколки свистели между ветвей, били по листьям. Откуда-то потянуло торфяной гарью. Юрий и Таня, накинув плащи, стояли под берёзой, укрываясь от града.
– Не повезло вам со мной, – хмуро сказал Юрий. – И грибов пока что никаких не набрали, и в грозу опять попали. Вам не страшно?
– Чуть-чуть страшно, но и весело, – ответила девушка. – Но почему вы сказали «опять»?
– Это я оговорился. Для вас это не опять, а для меня – опять. С грозой у меня связано одно плохое воспоминание.
– Вы вообще очень грустный. Точно что-то всё время давит на вас.
– Хотите, я расскажу, что на меня давит? Конечно, после этого вы запрезираете меня и отошьёте навсегда – и правильно сделаете... Но у меня никого нет на свете, кто бы меня выслушал... Пожалуйста, выслушайте. А потом я провожу вас до города, и там мы навсегда расстанемся. – С этими словами Юрий вынул Константина из рюкзака. Тот, как всегда, повис в воздухе.
– Вот он, видите? Как, по-вашему, хороший или плохой этот шар?
