этом Веспасиан не скрывал своей радости от приезда сына: это снимало с того всякие подозрения в посягательстве на власть императора. Согласно Светонию, Тит обнял отца со словами: «Приехал я, батюшка, приехал!» — и толпа возликовала, видя всю императорскую семью вместе: ее члены явно были исполнены родственной любви, что случалось на вершине власти не часто.
* * *
За то время, пока Тит вел иудейскую кампанию, Веспасиан сумел вернуть Рим к нормальной жизни, укротить мятежи в других провинциях, и на всей территории империи, наконец, установилось спокойствие.
Тит, вопреки своему бережливому отцу, считавшему подобные празднества напрасной тратой денег, был убежден, что триумф необходим. Надо было донести до граждан тот факт, что новая императорская династия вернула Риму его былое величие и процветание, и тем самым значительно укрепить ее престиж в народе.
Подготовка к триумфу заняла всего несколько дней. Нет никакого сомнения, что для этого грандиозного празднования были задействованы лучшие римские декораторы и специалисты по организации массовых зрелищ, и оно стоило огромных средств.
Сам триумф, по идее Тита и «авторов сценария», должен был символизировать прежде всего победу римской религии, римского оружия и римских ценностей над иудейскими, и потому немалое место в нем было уделено религиозным церемониям с участием Веспасиана и Тита. Для усиления зрелищности были сооружены своего рода деревянные вышки на колесах в несколько этажей, причем каждый этаж представлял собой просматривающуюся с четырех сторон сцену, и на каждой сцене разыгрывался мини-спектакль, воспроизводящий те или иные эпизоды Иудейской войны, и каждая серия картин заканчивалась появлением и арестом Симона бар Гиоры. Пронесли перед римлянами и трофеи, в том числе храмовую утварь и самые священные для евреев реликвии — храмовый семисвечник, Ковчег Завета, золотые столы для приношения хлебов, завесу Святая Святых и т. п.[58].
Перед римлянами должна была пройти также процессия из семисот пленных еврейских воинов, которых перед триумфом облачили в роскошные одежды. В этой толпе шествовал и Симон бар Гиора, казнь которого должна была стать частью грандиозного спектакля. Ну и, само собой, принимали участие в шествии сами триумфаторы — Тит и Веспасиан, ехавшие на колесницах в сопровождении армии.
Уже накануне триумфа вдоль дороги выстроились сотни тысяч людей. В этой толпе буквально яблоку негде было упасть, и страже пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать зрителей в обозначенных границах.
Иосиф описывает это шествие мастерским языком репортажа, в мельчайших подробностях, и потому нам не остается ничего другого, как предоставить ему слово и привести еще одну пространную цитату из «Иудейской войны»:
«Еще ночью все войско выстроилось в боевом порядке под начальством своих командиров у ворот не верхнего дворца, а вблизи храма Исиды, где в ту ночь отдыхали императоры; с наступлением же утра Веспасиан и Тит появились в лавровых венках и обычном пурпуровом одеянии и направились к портику Октавии. Здесь ожидали их прибытия сенат, высшие чиновники и знатнейшие всадники. Перед портиком была воздвигнута трибуна, на которой были приготовлены для триумфаторов кресла из слоновой кости. Как только они прибыли туда и опустились на эти кресла, войско подняло громовой клич и громко восхваляло их доблести. Солдаты были тоже без оружия, в шелковой одежде и в лавровых венках. Приняв их приветствия, Веспасиан подал им знак замолчать. Наступила глубокая тишина, среди которой он поднялся и, покрыв почти всю голову тогой, прочел издревле установленную молитву; точно таким же образом молился Тит. После молитвы Веспасиан произнес перед собранием краткую, обращенную ко всем речь и отпустил солдат на пиршество, обыкновенно даваемое им в таких случаях самим императором. Сам же он проследовал к воротам, названным триумфальными вследствие того, что через них всегда проходили триумфальные процессии. Здесь они подкрепились пищей, оделись в триумфальные облачения, принесли жертву богам, имевшим у этих ворот свои алтари, и открыли триумфальное шествие, которое подвигалось мимо театров, для того чтобы народ легче мог все видеть.
Невозможно описать достойным образом массу показывавшихся достопримечательностей и роскошь украшений, в которых изощрялось воображение, или великолепие всего того, что только может представить себе фантазия: произведений искусства, предметов роскоши и находимых в природе редкостей. Ибо почти все драгоценное и достойное удивления, что приобретали когда-нибудь зажиточные люди и что считалось таким отдельными лицами, — все в тот день было выставлено напоказ, чтобы дать понятие о величии римского государства. Разнообразнейшие изделия из серебра, золота и слоновой кости видны были не как при обыкновенном торжестве, но точно рекой текли перед глазами зрителей. Ткани, окрашенные в редчайшие пурпуровые цвета и испещренные тончайшими узорами вавилонского искусства; блестящие драгоценные камни в золотых коронах или в других оправах проносились в таком большом количестве, что ошибочным казалось то мнение, будто предметы эти составляют редкость. Носили также изображения богов больших размеров, весьма художественно отделанные и изготовленные исключительно из драгоценного материала. Далее вели животных разных пород, каждое — украшенное соответствующим убранством. Даже многочисленные носильщики всех драгоценностей были одеты в пурпуровые и золототканые материи. Особенным богатством и великолепием отличалась одежда тех, которые были избраны для участия в процессии. Даже толпа пленников одета была не просто; пестрота и пышность цветов их костюмов скрашивали печальный вид этих изможденных людей. Но величайшее удивление возбуждали пышные носилки, которые были так громадны, что зрители только боялись за безопасность тех, которые их носили. Многие из них имели по три, даже по четыре этажа. Великолепное убранство их одновременно восхищало и поражало; многие были обвешаны золототкаными коврами, и на всех их были установлены художественные изделия из золота и слоновой кости. Множество отдельных изображений чрезвычайно живо воспроизводило войну в главных ее моментах. Здесь изображалось, как опустошается счастливейшая страна, как истребляются целые толпы неприятельские, как одни из них бегут, а другие попадают в плен; как падают исполинские стены под ударами машин; как покоряются сильные крепости, или как взбираются на самый верх укреплений многолюднейших городов, как войско проникает через стены и наполняет все кровью; умоляющие жесты безоружных, пылающие головни, швыряемые в храм, обваливающиеся над головами своих обитателей, наконец, после многих печальных сцен разрушения, водяные потоки, — не те, которые орошают поля на пользу людям или животным, а потоки, разливающиеся по охваченной повсюду пожаром местности. Так изображены были все бедствия, которые война навлекла на иудеев. Художественное исполнение и величие этих изображений представляли события как бы воочию и для тех, которые не были очевидцами их. На каждом из этих сооружений был представлен и начальник завоеванного города в тот момент, когда он был взят в плен. Затем следовали также многие корабли. Предметы
