— У меня, — сказал радист Миша. — Не вопрос, а предложение.
— Только коротко.
— Разреши, командир, я прихвачу ракетницу и попробую обнаружить НП в пешей разведке? Если быстро найду, пущу зелёную ракету. Если меня ранят, красную. Все равно без рации и пулемёта мне делать нечего.
— Нет, — отказал я. — На гусеницах все равно будет быстрее. Опять же, ты с нами и под прикрытием брони. Без крайней необходимости экипаж разбивать нельзя. Хоть это и банально звучит, но вместе мы сила, а поодиночке — никто. Но за предложение — спасибо. Если понадобиться пешая разведка, учту. Всё, господа танкисты, за дело. Времени у нас, считай, ноль.
Мы очень надеялись, что драться со своими же товарищами (после сообщения Аркадия, товарищами по несчастью стали все — и наши, и «противник») не придётся. Но, увы, оправдаться надеждам не пришлось. «Першинг» появился сзади, едва мы успели пройти на юг около пятисот метров. И тут же открыл огонь. Первый снаряд поднял фонтан земли слева.
— Разворачивай! — крикнул я по внутренней связи мехводу. — «Перш» сзади! Света, готовься. Кажется, он невменяемый.
Выхватываю из-за пояса, приготовленные специально для такого случая красные флажки, и начинаю ими отчаянно махать в надежде, что «враг» сообразит — что-то здесь не так и перестанет стрелять.
Хрен там, не соображает.
Второй снаряд рикошетит от башни, и я буквально падаю на своё место. В голове звон, в теле — крупная дрожь.
— В брюхо ему! — кричу и не слышу себя.
— Ка-ззёл! — шепчет привычно Светка.
Мне не слышно, но я угадываю по губам.
В стволе у нас бронебойный….
Да-дах!!
Хорошо, командирский люк открыт, и пороховой дым быстро выветривается. А то ведь дышать и впрямь нечем — хреновая вентиляция в «Пантере», как и было замечено…
Высовываюсь, смотрю, и снова прячусь. Как раз вовремя. Мы успели развернуться. «Перш» обездвижен — гусеница слетела, танк закрутило и теперь он очень удачно стоит к нам боком. Но его девяностомиллиметровая пушка уставилась нам точно в лоб, и я уже понимаю, что взаимопонимания не случилось — он будет стрелять.
Ну, гад, сам напросился…
— Бронебойным заряжай! — командую. — Вальтер… тьфу!.. Света, наводи ему под башню!
Враг бьёт.
Мимо! Снаряд лишь чиркает по броне.
Наша очередь.
— Огонь!
Хороший Светка наводчик, что ни говори. Точно в двигатель.
Пожар, дым.
— Бронебойным! — кричу снова. — Пока они не очухались!
На этот раз мы стреляем одновременно.
«Перш» попадает нам в лоб, в башню. Сашка резко тормозит. Снаряд не пробивает броню, но думаю, что контузия теперь не только у Миши. Меня, во всяком случае, швыряет вперёд, и лбом я въезжаю точно в нижний край командирской башенки. Это только у «советских» и «американских» танкистов ударозащитные шлемофоны. А у нас, «немецких», одни матерчатые пилотки.
Матерюсь в голос от боли, кровь из рассечённого лба заливает глаза, и я нетерпеливо вытираю её рукавом куртки.
Светка по-прежнему не мажет, умничка.
Теперь «Перш» не только горит, но и осел на бок, почти уткнувшись стволом в землю. Отъездился, бродяга. И отстрелялся.
— Саша, Миша, живы? — спрашиваю по внутренней связи, поскольку Светка и заряжающий Костя здесь же, в башне, перед глазами.
— Здесь мехвод, — откликается Сашка.
— Жив, — отвечает радист.
— Разворачивайся! — снова командую мехводу. — Продолжаем движение в прежнем направлении!
И тут из-за ближней сопки, бесшумно, словно фантом, всплывает «летающий глаз». У «Перша» как раз распахиваются два люка — командирский и мехвода и оттуда показываются танкисты в песочного цвета форме. Мехвод крест-накрест машет руками — нихт шиссен, мол, камрады.
Мы и не собираемся «шиссен». Стреляет «летающий глаз». Боевой лазер — это вам не танковая пушка времён Второй мировой. Он не мажет. Ну, разве что в исключительных случаях. Здесь, однако, всё, как на ладони…
Никогда раньше не видел, что делает боевой лазерный луч с человеком. И, даст бог, не увижу. Мехвод прожжён насквозь. По-моему, он даже крикнуть не успевает, падает мёртвым обратно в люк. А «летающий глаз» уже бьёт в командира, который только-только выбрался на броню и ни хрена не видит, поскольку помогает выбраться наружу кому-то из экипажа. Бьёт и попадает.
Но тут я прихожу в себя и открываю огонь из своего МГ-34. Горячие гильзы летят в сторону, пулемёт грохочет и трясётся, и злые пули калибра 7,92 мм настигают цель.
«Летающий глаз» вздрагивает, словно живой, замирает в воздухе, я даю ещё одну длинную очередь. Чёртова машина пытается маневром вырваться из-под огня, но я не отпускаю спусковой крючок, веду раскалённым стволом пулемёта вслед за ней и, наконец, «летающий глаз» камнем падает на землю. Всё, готов. Один есть.
— Вперёд!! — с бешеным воодушевлением ору я. — Вперёд, ребята! Жми, Сашок! Жми, дорогой, мы их сделаем, обещаю!!
Но мы их не сделали.
Сначала наткнулись на нашу сгоревшую арту «Hummel». И сомкнувшийся с ней в смертельных объятиях не наш лёгкий танк «Леопард». Мы даже не остановились, чтобы проверить, остался ли кто в живых. Сначала нужно победить и выжить самим, а уж потом, как сказал бы Михаил Юрьевич Лермонтов, считать раны и товарищей.
Второй «летающий глаз» настиг нас, когда мы ползли на первой передаче вверх по крутому склону, намереваясь перевалить через сопку и оказаться на южной окраине городка, где и был расположен НП.
Он зашёл со стороны солнца, и потому я его вовремя не заметил.
Первый же выстрел оплавил башню и превратил мой МГ-34 в кусок бесполезного металла. А когда я нырнул внутрь за фаустпатроном и снова высунулся из люка, стараясь поймать в прицел эту летающую сволочь на доступной для моего оружия дистанции, «глаз» плюнул лазерным боевым лучом второй раз.
Последнее, что я помню перед тем, как утратить связь с окружающим миром, — это страшный, всепоглощающий грохот, который (да, да, мне кажется, что именно он, а не взрывная волна) вышвыривает меня наружу из командирского люка. А в глаза бьёт яркий оранжевый свет, жар опаляет лицо, я падаю вниз, ударяюсь головой о кормовую броню, и наступает полная темнота.
Чёрный дым от горящей «Пантеры» столбом поднимался к небу. И было хорошо видно свёрнутую набок развороченную башню и тела двух мёртвых танкистов, сломанными куклами валяющиеся неподалёку.
— Последний, — сказал Джафар, сажая глайдер неподалёку. — Это — последний.
— Хорошо попали, — удовлетворённо заметил белобрысый. — Аж боезаряд сдетонировал.
— Следует отдать им должное — они храбро сражались, — заметил китаец. — Древние пулемёты и пушки против боевых лазеров. Достойно восхищения. Я получил истинное удовольствие.
Когда стало ясно, что умирающий Аркадий передал своё радиосообщение, а два экипажа из десяти поверили ему и открыли огонь по «летающим глазам», выход оставался только один: немедленно уничтожить всех. Что и было сделано с помощью всё тех же «летающих глаз». Всё-таки даже танковые пулемёты времён Второй мировой против боевых лазеров не играют. И танковая броня прожигается тоже на раз. Хотя один «летающий глаз» всё-таки был потерян, сбитый огнём пулемёта вот этой самой «Пантеры». О чём это говорит? Расслабляться и терять бдительность нельзя даже, если у тебя, решающее преимущество, и ты на пятьсот процентов уверен в победе. Сегодня они убедились в этом дважды.
— Одно плохо, — заметил рыжий. — Так и неясно, кому из нас досталась Луна. Сразу говорю, что жребий тянуть мы не станем.
— Зачем жребий? — удивился Джафар. — Решим вопрос. Мы же цивилизованные люди.
Он взял плазменный излучатель и открыл дверцу.
— Стоит ли? — спросил китаец. — И так ясно, что все погибли.
— Если хочешь, чтобы всё было сделано, как надо, делай это сам, — ответил Джафар. — Я хочу убедиться лично.
Никто из них не заметил, как сзади, из-за гусеницы танка высунулось туповатое рыло фаустпатрона. И уж тем более никто не услышал, как чьи-то спекшиеся губы тихо, почти беззвучно, прошептали: «Огонь».
Когда сверху перестала падать земля вперемешку с кусками металла и горящего пластика, и дым рассеялся, я, цепляясь за горячую, нагретую солнцем гусеницу, поднялся на ноги и шагнул к разбитому глайдеру.
Это они хорошо придумали — настоящее оружие времён Второй мировой. Очень правильно. Оказывается, и фаустпатрон может плясать против РПИ — ручного плазменного излучателя. Особенно на эффективном для первого расстояния до тридцати метров. Примерно столько здесь и было.
Я подошёл вплотную и повёл стволом МП-40, считая тела. Пятеро. Чернявый араб, белобрысый европеец, рыжий амер и китаец. Плюс доктор. Всё, как и сообщил перед смертью Аркадий. Доктора жалко, но сам виноват. Нужно выбирать, на кого работаешь. Ага, тут же сказал я сам себе, можно подумать, ты выбирал, когда согласился на эту игру.
