— Магдален обладает той же дьявольской силой, — сказал он. Гай покачал головой.
— Она невинна и чиста душой, Эдмунд. Семейство де Боргаров, вероятно, не прочь использовать ее обольстительную силу для нашей погибели, но сама Магдален не виновата ни в чем.
— Она предала меня.
Гай ничего не ответил. И что можно было ответить?
— А ты… ты взял то, что принадлежало мне. Я любил… и люблю ее. — Теперь, когда Эдмунд понял все коварство д'Ориака, мука его притупилась и ярость ослабела.
— Тебя не было на этом свете, — тихо произнес Гай. — Ты был мертв, и я первый поверил этому, потому что лично руководил розысками в ту ночь. И я тоже любил… люблю ее, Эдмунд. Но клянусь, будь у меня хоть капля сомнения в том, что ты умер, я бы скорее отрубил себе руку, чем позволил бы злоупотребить твоим доверием. Я уезжаю отсюда. Вряд ли мы скоро встретимся вновь. Вы оба молоды, у вас впереди вся жизнь и вся любовь. Не дайте же де Боргарам лишить вас всего этого.
Последние слова были сказаны с суровой безнадежностью. Эдмунд огляделся и словно впервые увидел нежно-голубое утреннее небо, полосу тумана над рекой, стаю кроншнепов, взлетающую над камышами, болотные ноготки и желтые лютики в траве под ногами. Вокруг все дышало покоем, и он невольно вспомнил длинные мучительные месяцы, когда он боролся за жизнь.
— Что же случилось с моим ребенком? Перед самым покушением Магдален сообщила, что ждет от меня ребенка.
— В море мы попали в ужасный шторм, и у нее произошел выкидыш.
— И тут же она забеременела от тебя? — в его голосе звучала невероятная горечь. — Забеременела и сделала вид, что это мой ребенок?
— Тогда это казалось единственно разумным выходом, — с трудом проговорил Гай. — Но я не собираюсь, Эдмунд, заставлять тебя признать моего ребенка своим. Если ты согласишься, я заберу Аврору с собой, а вы с Магдален все начнете заново.
Голос Эдмунда зазвенел от боли.
— Магдален скорее умрет, чем отдаст девочку.
— Думаю, она пойдет на это, если ее об этом попросишь ты, — сказал Гай. — Она поймет, что ты все равно не сможешь любить этого ребенка, как своего собственного.
Эдмунд вспомнил Магдален, Аврору, он как будто увидел, как жена сидит у окна, склонившись к колыбели, смотрит на дитя с нежной улыбкой и лаской в глазах.
— Я не смогу попросить ее об этом.
Словно гора свалилась с плеч Гая. Он сам никогда не смог бы потребовать ребенка у Магдален.
— Возвращайся к жене, — ласково сказал он.
— Она не любит меня, — лицо Эдмунда исказилось от жалости к самому себе. — Она любит тебя.
— Она всегда любила меня, — попытался объяснить ему Гай как можно спокойнее. — С детских лет. И впервые призналась в этом вскоре после смерти Гвендолин, как раз накануне вашей свадьбы. Тогда я не придал этому значения, решив, что все это — фантазии ребенка. Но она ведь из рода Плантагенетов, Эдмунд, и как все они — страстная и неистовая в страсти, не умеющая любить просто. Теперь тебе предстоит научить ее отвечать на твою любовь.
— Но она никогда не сможет забыть тебя.
— Изредка мой образ будет всплывать в ее памяти, но скоро она родит от тебя детей, а поскольку она будет любить их, то полюбит и их отца. Ваша любовь — дело ваших рук.
Каждое его слово давалось Гаю с трудом, но он был искренен, ему надо было убедить Эдмунда. Верил ли он сам в то, что уйдет из памяти Магдален, и хотел ли этого?
Нет, не хотел и не верил. Но знал, что его слова нужны Эдмунду.
— Возвращайся к жене, — повторил он еще раз. — Ты оставил ее одну в тот момент, когда она больше всего нуждается в защите.
— Она думает, что ты один в состоянии защитить ее, — с горечью сказал Эдмунд.
— Поэтому тебе нужно убедить ее в обратном! — Гай произнес это нетерпеливо и резко.
Эдмунд покраснел.
— Ты показал себя молодцом во многих ситуациях, Эдмунд, — голос Гая опять зазвучал ласково. — Ты был на высоте и в рыцарских состязаниях, и в кровопролитных сражениях. Никто не осмелится отрицать твою безусловную храбрость и способность защитить любого, кто бы к тебе ни обратился за помощью. И если твоя жена не до конца в этом уверена, твоя задача — убедить ее.
— Кажется, у меня впереди множество интересных дел, — усмехнулся Эдмунд, и душа Гая оттаяла, ибо полушутливые слова и неловкая улыбка племянника свидетельствовали о том, что он, де Жерве, выиграл эту битву — тяжелейшее сражение в своей жизни.
— Теперь поезжай, — хлопнул он юношу по плечу. — Лошади за ночь отдохнули, а тебе придется гнать точно так же, как на пути сюда.
Цель будет другая, — потупился Эдмунд.
Гай медленно опустился на колени, примяв ноготки и маргаритки в траве.
— Я прошу у тебя прощения за невольно причиненное зло, Эдмунд. И верь мне — оно было неумышленным.
— О нет! — Эдмунд бросился, чтобы поднять дядю с колен; в этот момент он был абсолютно уверен, что Гай де Жерве причинил ему вред невольно. В глубине души он всегда знал это.
— Я верю, верю, и если что-то надо прощать, то я сделаю это от чистого сердца.
— И ты должен простить Магдален, — сказал Гай.
— Я люблю ее и как же я могу поступить иначе? — Эдмунд протянул Гаю руку и поднял его с земли. — Я сделаю так, что она полюбит меня.
Гай печально кивнул.
— Возвращайся в лагерь. Мне нужно немного побыть одному.
Эдмунд ушел Гай смотрел ему вслед, и по широко расправленным плечам юноши понял, что в парня вернулись жизнь и надежды, зато его собственная боль стала вдвое тяжелее. Словно бремя, сброшенное с себя Эдмундом, теперь легло на его, Гая, плечи. «Ну, что ж, — подумал он, — это и есть моя епитимья!»
Долго он бродил берегом реки; его не тяготит больше груз обмана и он был уверен, что Эдмунд и Магдален смогут начать жизнь заново, не замутняя своих отношений подозрениями и угрызениями совести. У Эдмунда слишком щедрая и бескорыстная душа, чтобы мстить ребенку только за то, что тот рожден от другого. А Магдален… Магдален уважает и ценит мужа, она сострадательна и отзывчива от природы. Она пойдет ему навстречу, и со временем сочувствие перерастет в привязанность, у них появятся дети и…
Что будет дальше, он не решался думать, хотя полагал, что самобичевание пошло бы на пользу его душе. Надо было возвращаться в лагерь, чтобы отправить Эдмунда к жене, самому пора начинать налаживать собственную жизнь. Ему есть чем заняться в Англии, и кто знает, может быть, так он сможет найти успокоение?
Вернувшись в лагерь, Гай объявил, что они останутся здесь до обеда, а потом отправятся в путь. К этому времени люди и лошади де Бресса успеют хорошенько отдохнуть и в состоянии будут выдержать обратную дорогу.
